Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 12



Казалось, родители Мередит тоже чувствуют себя не в своей тарелке. Кайл с Джулией были отшельниками, они сознательно выбрали жизнь на острове, на удаленном от цивилизации архипелаге, и наслаждались ею сполна. На первом этаже их дома располагалась гончарная мастерская, керамику они продавали прямо со двора, а сами жили на втором этаже и питались фруктами из собственного сада. Они обжигали горшки, говорили об искусстве, совершали долгие прогулки по пляжам, держась за руки, и плавали на каяке, исследуя бесконечные пещеры архипелага. Чтобы добраться до Сиэтла, который они без тени иронии называли «мегаполисом», им пришлось долго плыть на пароме, а потом долго ехать на машине. Кайл с Джулией не были ни укурками, ни социопатами, ни веганами и даже регулярно принимали душ. Они просто создавали красивые керамические предметы и, кстати, неплохо на них зарабатывали, а еще культивировали разобщенность, отчуждение от мира, от реальной жизни и даже иногда от тех, кого любишь. Друзей у них было мало, с Мередит они общались, только если она им сама звонила, с Ливви – точно так же. Они любили свою единственную дочь, вне всяких сомнений любили. Но свою уединенную жизнь вдвоем они тоже любили.

Кузен Мередит оказался их полной противоположностью.

– Дэшилл Бент Лайвли, – представился он, протянув Сэму руку и ослепив его улыбкой, будто из рекламы зубной пасты.

– Имя не настоящее, верно? – ответил Сэм, осторожно улыбнувшись. Он боялся обидеть кузена, но был практически уверен, что это псевдоним.

– Нет, конечно, – подмигнул ему Дэш, – но я предпочитаю использовать именно его. Даже мама соглашается: оно куда лучше имени, которое она сама мне дала.

– Я подбирала имя еще до того, как мне выпало счастье познакомиться с его обладателем, – пожала плечами тетя Мэдди. Ее муж Джефф был братом Джулии.

Дэшилл и Мередит родились в один день и считали себя двойняшками, хотя, кроме даты рождения и одной бабушки на двоих, у них было мало общего. Дэшилл (то ли гей, то ли нет) жил в Лос-Анджелесе и толкался в Голливуде, зашибая деньгу разными сомнительными способами, напрямую не связанными с индустрией кино. Мередит толком ничего не знала о его работе и лишних вопросов не задавала, что не мешало им сохранять доверительные отношения.

– Похоже, теперь я стал матриархом нашей семьи, – объявил Дэш после похорон.

– А как же я? – возразила Джулия.

– У тебя кишка тонка, – парировал Дэш. Во время церемонии он всячески старался всех отвлечь и развлечь, хотя было видно, что он тяжело переживает утрату.

После похорон все разошлись по домам: Джулия с Кайлом остановились в квартире Ливви, а Дэш с родителями поселился у Мередит, так что она сама оказалась в распоряжении Сэма, и он наконец-то отвел ее к себе домой, где они могли остаться наедине, где он мог заключить ее в объятия, где должно было состояться их воссоединение, мечтая о котором он пролетел пол земного шара. Поскольку изначально все пошло иначе, чем Сэм себе представлял, то и теперь он не знал, как вести себя. Он был вне себя от счастья – оттого что они вместе, и грустил – оттого что она в печали. Сэм шептал ей слова любви, ощущая морской запах ее кожи, и наслаждался тем, что есть.

– Я проголодалась, – вдруг заявила Мередит.

– Правда?

– Ага, странно, не находишь?

– У меня шаром покати, я ведь только вернулся.

– Точно, – улыбнулась она, а потом, ужаснувшись, добавила: – Я и забыла.

Сэм отыскал пару банок консервированного супа, который они разогрели и съели вприкуску с крекерами. Он пытался грустить вместе с Мередит, но не мог унять радости, ведь любимая снова рядом!

– Я так сильно скучал по тебе, – признался Сэм, чтобы сменить тему. Сильно скучал? Явное преуменьшение.– Точно, – улыбнулась она. А потом, ужаснувшись, добавила: – Я и забыла. – И вдруг, захихикав вопреки всему, попросила: – Может, напомнишь мне, насколько сильно?

Что сказала бы Ливви

Неделя выдалась трудная. Мередит с Дэшем взяли небольшой отпуск и вместе с родителями занялись сортировкой целой жизни. Сэм не хотел путаться под ногами, но он же был безработный, а лишние руки могли им пригодиться. Так хоть от него кому-то будет польза. В понедельник Сэм заворачивал в газету бокалы для вина. А еще – тарелки, чашки, вазы, салатницы, стопки и кубки. Он заворачивал светильники и фарфоровую статуэтку, изображавшую двух танцоров, – память о медовом месяце в Париже. И глиняную утку, которую Мередит слепила во втором классе. Постепенно Сэму стало казаться, что он сам, как газетный лист, весь покрыт типографской краской. Закончив, он аккуратно уложил каждый завернутый предмет в коробку.

– Что ты делаешь? – ахнула Джулия, войдя на кухню.

– Я? Упаковываю хрупкие предметы.



– И складываешь все в одну коробку?

– Да, а что?

– Так нельзя! Нужно все разложить по отдельным коробкам, с двойными стенками, и каждую надписать. Давай я лучше сама сделаю. Перевозка керамики – моя специальность как-никак.

– Брось, бабушка все равно кинула бы все в одну кучу, – донеслось из гостиной.

– Но мы потом ничего не найдем! – возразила Джулия.

– Бабушка сказала бы: «Ну и пусть! Начнешь открывать коробки, а там приятный сюрприз», – прокричала Мередит.

– Вряд ли я вообще стану их открывать, – проворчала Джулия. – Ума не приложу, когда это использовать.

– Бабушка сказала бы: «Каждый день! Нет смысла хранить дорогой фарфор в буфете и доставать его лишь по торжественным случаям – они так редки!»

Во вторник они разбирали одежду.

– Бабушка сказала бы: «Выкиньте все на помойку!» – произнес Дэш, уперев руки в боки и критически разглядывая содержимое гардероба.

– Может, отнесем в какую-нибудь благотворительную организацию? – предложила Мередит.

– В какую? Армию спасения старушек?

Проходившая мимо Джулия протиснулась между ними и, сняв с крючка на внутренней дверце шкафа поношенный оранжевый кардиган, тут же надела его на себя.

В среду они разбирали бумаги.

– Бабушка сказала бы: «Выкиньте все на помойку!» – снова произнес Дэш, но на этот раз, пока Сэм готовил сэндвичи и попкорн, все уселись на полу и попытались хоть как-то рассортировать миллионы разных бумажек: личные письма отдельно от деловой переписки, старые счета отдельно от еще не оплаченных, выписки из банка и просто мусор.

– Когда нас не станет, все будет уже совсем по-другому, – рассуждала Мередит. – После меня не останется бумажных писем, счетов, или выписок из банка, или бланков из налоговой. Внуки просто возьмут да удалят содержимое моего электронного ящика – вот и все.

Мередит наткнулась на зеленую рекламную листовку, которую торопливо сложила и спрятала в карман. Затем, найдя еще парочку, на этот раз голубого и розового цвета, она отправила их туда же. Оставшись на кухне наедине с Сэмом, она выкинула их в ведро, убедившись, что сверху их не видно.

– Что это за бумажки? – поинтересовался Сэм.

– Реклама одного гончара из Флориды. Бабушка постоянно пилила маму, чтобы та создала сайт в Интернете, как у Питера-горшечника, и начала принимать заказы онлайн, как Питер-горшечник, и делала садовые фигурки гномов, как Питер-горшечник. Ливви считала: залог его успеха в неиссякающей очереди из пожилых людей, которые мечтают приобрести очередное его творение, – объяснила Мередит. – А мама зовет его делягой и выходит из себя при одном его упоминании. Хочу поберечь ее нервы.В эту минуту на кухне появилась Джулия. Она выудила листовки из мусорного ведра, расправила их на столешнице и, не говоря ни слова, унесла с собой.

В четверг всем потребовалась передышка. Джефф с Мэдди и Кайл с Джулией отправились в Сьюард-парк – просто погулять на солнышке и развеяться. Дэш с Мередит – втайне от родителей, с виноватыми лицами, но довольные собой – разбирали бабушкины драгоценности.

– Бабушка сказала бы: «Выкиньте все на помойку!» – легкомысленно провозгласила Мередит, восседая посреди постели в окружении кучек из жемчуга, золотых цепочек, оловянных амулетов, бриллиантовых ожерелий (и с настоящими камнями, и со стекляшками), браслетов из нефрита и огромных перстней. Попадалось кое-что ценное, но в основном – обычная бижутерия. Попадались восхитительные вещицы, но в основном – ничего особенного.