Кассандра

Александр Палинур

КАССАНДРА

Высокая трагедия

Кассандра, Приама дочь,

Синеокая дева в пышных кудрях.

В памяти смертных живет.

Сначала было чисто детское увлечение историей. Я жил тогда на нижнем Доне, где когда-то, в самой дельте, возвышался город, известный историографам под коротким и звучным именем Танаис. Так древние греки звали юношу, который ослушался своей матери и, не вынеся позора, бросился в воду.

Пусть давно сменились сами воды огромной реки, все здесь было словно пропитано преданиями и легендами, на основании которых, собственно, и взрастает потом история. Казалось, сама земля, прижмись к ее теплой и широкой груди, расскажет, нашепчет на ухо о том, что знает и видела, что происходило здесь в незапамятные времена. Ведь на ней, на этой земле, что лежала под моими ногами, прежде высились стены поначалу греческой, а много позже генуэзской колонии (в средние века город уже назывался иначе — Тана). А сколько здесь прошло с тех пор человеческих волн: скифы, половцы, крымцы, казаки! А сколько других! Без роду без племени! Промчались, чтобы уйти навсегда.

Вокруг расстилались донские степи, перемежаемые балками и ериками, да мелькали тут и там то ли скифские, то ли половецкие курганы с загадочными каменными бабами на неподвижных вершинах.

Томила наивная детская мечта, хотелось раскопать один из этих курганов и найти россыпь древнего золота, истонченные временем украшения и монеты, а еще лучше — какое-нибудь оружие, вроде скифского акинака, то есть меча.

Тайные мысли, следствием которых стали не раскопки, а чтение. Сначала романов о древней истории, потом научно-популярных брошюрок (их авторы говорили о загадках прошлого, как о само собой разумеющемся, бывшем, подавая собственные домыслы в виде научных открытий). Но такое чтение не утоляло жажды познания. Пришлось взять в руки специальную литературу, в частности книги по археологии, ведь прежде, чем что-то делать, следовало понять.

И тут, словно яркий метеор на мерцающем ночном небосводе, мелькнуло имя Генриха Шлимана, счастливца, раскопавшего в прошлом веке знаменитую Трою.

Так вот как выглядит все в действительности! Оказывается, в основе открытия лежит не счастливая случайность, а в первую очередь тяжкий труд. Да, вера, труд и лишения!

Гениальный Шлиман, чтобы разбогатеть, долгие годы трудился как вол, отказывая себе во многом. Он не тратил денег на театр или танцы (а как хочется иногда повеселиться молодому человеку!). Он экономил даже на пище. Булочка и стакан жидкого чая — таков его ежедневный рацион. Но зато, в конце концов, на собственные, заработанные тяжкими лишениями и стараниями деньги он совершил одно из величайших археологических открытий в истории человечества.

Впрочем, о Генрихе Шлимане, имя которого навсегда стало для меня символом упорства и самоотверженности, речь пойдет чуть дальше. Пока же думами моими и помыслами овладел мир, открытый для людей Шлиманом, — сама Троя и Троянская война, разыгравшаяся возле этого города и в его стенах, а также участники этого действа: герои, боги, титаны, пророки, и среди прочих — таинственная Кассандра. Даже звучание ее имени чаровало и — что простительно юности — заставляло каким-то образом связывать давние события с современностью на том лишь основании, что было созвучно собственному моему имени.

Шли годы. И я подумывал, не связать ли с археологией свою жизнь. Не золото древних курганов, не таящееся в них оружие манили теперь. Манила история, чьи повороты и хитросплетения, если вглядеться, едва ли не причудливей скифских украшений, чьи события по законченности и красоте могли сравниться с формами древнегреческих кувшинов и амфор.

А тут еще и новое увлечение. Над всей огромной страной хрипел, надрывался, а заодно рвал душу неповторимый голос Владимира Высоцкого. Он выкрикивал, не жалея дыхания и голосовых связок, слова своих песен. Призывал, предсказывал, предупреждал:

Долго Троя в положении осадном

Оставалась неприступною твердыней.

Но троянцы не поверили Кассандре.

Троя, может быть, стояла б и поныне.

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою, павшей в прах!»

Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,

Во все века сжигали люди на кострах.

И в ночь, когда из чрева лошади на Трою

Спустилась ночь, как и положено, крылато,

Над избиваемой, безумною толпою

Кто_то крикнул: «Это ведьма виновата!»

И в эту ночь, и в эту кровь, и в эту смуту,

Когда сбылись все предсказания на славу,

Толпа нашла бы подходящую минуту,

Чтоб учинить свою привычную расправу.

А вот конец, хоть не трагичный, но досадный:

Какой-то грек нашел Кассандрину обитель

И начал пользоваться ей не как Кассандрой,

А как простой и ненасытный победитель.

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою, павшей в прах!»

Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,

Во все века сжигали люди на кострах.

Песни Высоцкого в те годы слушали все, от горьких пьяниц, пьющих от беспросветности собственного существования, до первых лиц государства, которые страдали от той же беспросветности бытия и еще от какой-то почти античной обреченности. Рок витал над людьми, он заставлял их совершать непоправимые поступки, и где-то поблизости богини мщения Эринии — Аллекто (Непрощающая), Мегера (Завистница) и Тисифона (Мстящая за убийство) — дожидались должного часа, чтобы карать за несправедливость безумием, порчей и смертью.

Высоцкий умер. Казалось, песни его отзвучали, а заключенные в них пророчества остались непонятыми. Такова судьба любого пророка. Такова судьба и пророка в России. Суть в том, что люди боятся верить, надеются, будто пророчество ошибочно.

Минуло меньше десятка лет — и грозные слова стали сбываться. Смерти, бунты, жестокое пламя захлестнули страну. И кто был прав? Пророк, считавшийся за юродивого, или здравомыслящие граждане, проклинавшие теперь былое свое здравомыслие?

Так кто же она, Кассандра? Какова ее судьба? Какова кончина? И что испытывала предсказательница, когда ей никто не верил?

Студенту прошлого, даже еще начала нынешнего века было в некотором отношении намного легче. Он получал классическое образование, прекрасно знал не только античную мифологию, древнегреческую и римскую литературу, он знал языки, на которых написаны бессмертные тексты.

И одновременно ему было куда труднее. Расстояние, с какого он смотрел на историю, оказывалось слишком малым. Как ни странно, мешало классическое образование. То, что стороннему наблюдателю представлялось действенным и живым, ему казалось отмершим, именно «классической древностью» — достоянием учебников и университетских курсов.

Да-да, именно так! Генриху Шлиману, человеку, не имевшему даже среднего образования, однако влюбленному в историю, жившему ею, было в чем-то проще.

Говорят, любовь преодолевает расстояние. Но любовь преодолевает и время.

Влюбленному достаточно верить. Он чувствует не разумом, а сердцем, душой.

Шлиман верил написанному в книгах и видел за поэтическими строками древних поэтов подлинную реальность. Он видел, как люди древности дышат, слышал, что они говорят, понимал значение их поступков. Поэтому его помнит мир.

Мир помнит и Кассандру. Помнит уже более трех тысяч лет, хотя поколения людей, выросших в советскую эпоху, знают это имя, скорее всего, по песне Высоцкого.