Страница 2 из 7
Некоторые из монахов приняли благословение и поехали с о. Авраамием в Оптину пустынь. Бог знает каких трудов стоило им возрождение захудалого монастыря, но только после 20-летнего настоятельства о. Авраамия порядок в нем установился верный и твердый.
Однако расцветом своим и славой Оптина пустынь обязана другому настоятелю — архимандриту Моисею (Путилову), принявшему свою должность в 1825 году. При нем материальное благосостояние монастыря удивительным образом увеличилось и окрепло.
О. Моисей действовал, казалось, вопреки здравому смыслу. Привез, например, разорившийся торговец продавать негодную сбрую. Настоятель купил. Эконом спрашивает: «Все гнилье, на что вы это купили?» — «Эко, ты, брат, какой, ведь продавал человек бедный, у него пятеро детей, ему все равно и так надобно помочь!» И таких случаев было множество.
Не отказывая бедным в помощи, питая бесплатно многих странников в гостинице и в трапезной, когда монастырь сам нуждался в средствах, о. Моисей предпринимал все новые и новые постройки с единственной целью: прокормить бедное окрестное население.
Таким образом он построил огромную каменную ограду вокруг монастыря, который стал похож на мощный кремль. Говорили: «Ничего нет, хлеба даже у братии нет, а он этакую огромную постройку ведет — несколько домов каменных можно из такой ограды выстроить».
Потихоньку и выстроились семь новых братских корпусов, трапезная, библиотека, два конных двора, заводы кирпичный и черепичный, мельница близ монастыря и кладбищенская церковь. В старой трапезной была устроена церковь во имя преподобной Марии Египетской, а главный соборный храм Введения принял современный вид, получив два новых придела. Кроме того, были разведены обширные огороды и фруктовые сады.
Козельская Введенская Оптина пустынь всего за четверть века приобрела широкую известность среди сотен русских монастырей. Поток пожертвований хлынул от тех богомольцев, которых привлекала святая обитель с ее особым духом, напоминающим времена древнего подвижничества.
О. Моисей ко времени своего настоятельства в Оптиной был монахом высочайшей духовной жизни и про иноческие подвиги знал не понаслышке. Не случайно он еще в молодые годы попал в Москве к прозорливой старице Досифее[1], которая направила его в Саровский монастырь, и там о. Моисей беседовал и принимал духовные наставления от великого старца преподобного Серафима Саровского. После этого около 20 лет прожил он пустынником в Рославльских лесах наподобие древних египетских отцов, проводя 6 дней в одиночестве, а в воскресный день сходясь с другими старцами для совместной молитвы. Именно в эту пору о. Моисей встретил выдающегося подвижника, постника и молитвенника о. Льва. Встреча эта была промыслительна для дальнейшей судьбы Оптиной пустыни. Когда о. Моисей стал настоятелем обители, то пригласил туда о. Льва, тем самым положив начало оптинскому старчеству.
Поистине Оптина приобрела Божье благословение, сделалась исключительной среди прочих монастырей. По образному выражению современников, пустынь Оптинская явилась как бы чашей, куда сливалось драгоценное духовное вино, пить которое и при этом веселиться духом довелось не одному поколению православных христиан, жаждущих правды.
Сердцем Оптиной пустыни, местом, где бился пульс ее жизни, откуда исходила благодатная сила старчества, был знаменитый Оптинский скит. Так повелось, что именно там, среди монахов, предпочитавших более строгую, уединенную жизнь, в полукилометре от самого монастыря, селились и старцы.
О. Лев почитается первым старцем оптинским. Но справедливости ради наравне с ним должно назвать и настоятеля монастыря о. Моисея. Дело в том, что о духовных дарах о. Моисея — прозорливости, рассудительности — знали только близкие, дальние же предполагали в нем обычного монаха, облеченного высоким саном архимандрита и направившего свою энергию на монастырское строительство. Оба — о. Моисей и о. Лев прошли одинаковый духовный путь. Между этими строгими подвижниками было глубокое взаимопонимание и полное единодушие, что может быть только между людьми одинакового духовного разума и уровня. Но так случилось, что к о. Моисею народная тропа еще не была протоптана, возможно, из-за его обремененности настоятельской должностью. А вот к о. Льву уже началось настоящее паломничество.
О. Лев (в миру Лев Данилович Наголкин) родился в 1768 году в Орловской губернии. В молодости он занимался торговым делом и, будучи купеческим приказчиком, объездил много городов и сел, общаясь с людьми разных званий и состояний. Одаренный от Бога прекрасной памятью, любознательностью и сообразительностью, он, еще живя в миру, приобрел глубокое знание людей и опытность. Лев Данилович был большого роста, величественный, обладавший баснословной силой, так что мог поднимать мешки до двенадцати пудов. Случилось однажды, что он один проезжал по глухой лесной дороге и на него напал волк. Вскочив в сани, зверь вырвал из ноги молодого приказчика кусок мяса. Не растерявшись, сильный юноша засунул ему в глотку кулак, а другой рукой сдавил горло. Обессиленный волк упал с воза. После этого случая о. Лев прихрамывал всю жизнь.
Двадцати восьми лет Лев Наголкин оставил многопопечительную жизнь в миру и пошел в послушники Оптиной пустыни. Через два года, повинуясь неудержимому желанию в совершенстве обучиться духовной жизни, он перешел в пустынную Белобережскую обитель, в которой настоятелем был старец высокой духовной жизни Василий (Кишкин), который долгое время жил на святой горе Афон в Греции. Здесь послушник Лев принял иноческий постриг с именем Леонид. Он отличался таким смирением и человеколюбием, что братия Белобережского монастыря при открывшейся вакансии единогласно избрала его своим настоятелем. Но не по сердцу была о. Леониду многозаботливая настоятельская должность, и в скором времени — в 1808 году, сложив с себя настоятельство, он поселился в уединенной келье в глухом лесу вместе с двумя другими подвижниками. Так жили они около трех лет в пустынном безмолвии, в постоянных трудах, посте и богомыслии. Здесь о. Леонид принял схиму с именем Лев.
О высокой духовной жизни трех подвижников прознали люди, которые стали тысячами стекаться к дверям их кельи за благословением, молитвенной помощью и духовным советом. Тяготясь разраставшейся молвой, старцы — не годами, но мудростью (о. Льву было около сорока лет) — переселились на Валаам. Как говорил про них местный юродивый, «торговали здесь хорошо». Под этим иносказанием следовало понимать, что многих валаамских иноков привлекли к себе старцы своим смирением и мудростью, став духовными их руководителями.
Однако в 1829 году по приглашению настоятеля Оптиной пустыни схимонах Лев вернулся в монастырь и основал старчество, ту духовную школу, из которой вышла вся плеяда последующих старцев. Они преемственно сменяли друг друга в течение целых ста лет — до самого разгрома знаменитой Оптиной пустыни.
Ко времени появления в Оптиной о. Лев несомненно обладал великими дарами Божиими — прозорливостью и рассуждением. В первую очередь это стало понятно братии монастыря. К его скитской келье ежедневно стекались монахи просить совета и наставления, открывать свои помыслы. О. Лев вникал во все мелочи монастырской жизни, и как бы само собой возникло непререкаемое правило — просить его благословения на всякое важное событие обители.
Ради духовных советов старца стали приходить к дверям его кельи из городов и сел разного рода люди: дворяне, купцы, мещане и простой люд. О нем говорили: «Он для нас, бедных и неразумных, пуще отца родного. Мы без него, почитай, сироты круглые».
Исключительный ум, соединенный с прозорливостью, давал ему возможность видеть людей насквозь, но по своей великой любви он относился ко всем терпеливо, отечески.
Как-то утешал о. Лев крестьянина, у которого украли колеса с повозки: «Оставь, Семенушка, не гонись за своими колесами, — это Бог тебя наказал, ты и понеси Божие наказание и тогда малой скорбью избавишься от больших. А если не захочешь потерпеть этого малого искушения, то больше будешь наказан».
1
Это была знаменитая княжна Тараканова, законная дочь императрицы Елизаветы и графа Разумовского, которую насильно постригли в Ивановском московском монастыре, где она провела в затворе 35 лет и сподобилась дара прозорливости. Причем с посетителями она разговаривала только через окно своей кельи.