Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 35



Отец, Серафим предсказал объединение обеих общин — Казанской и Мельничной. Монахиня Евдокия рассказывала, что однажды привела к батюшке свою малолетнюю сестру и он благословил ее в монашество, потом спросил: «Куда же нам, матушка, поместить ее? В прежнюю обитель или к Прасковье Степановне на мельницу? Нет… возьми-ка ты ее в прежнюю обитель, а придет время, вы все вместе будете как единая семья!» Это случилось в 1842 году, через девять лет после смерти старца.

Хотя общины слились в одну, но это еще не был утвержденный монастырь, чего так желали сестры. Отец Серафим говорил: «Не хлопочите и не доискивайтесь и не просите монастыря, матушки. Придет время, без всяких хлопот сами прикажут вам быть монастырем, тогда не отказывайтесь». Старец даже предсказал, что это будет при двенадцатой по счету начальнице его обители и имя ее назвал — Мария Ушакова. Указанное событие в точнейших подробностях произошло в 1862 году.

Еще предсказал, что «у меня, убогого Серафима, в обители моей, в Серафимовой пустыни, целыми родами жить будут, так целыми родами и лягут в Дивееве». Это предсказание исполняется.

Но до утверждения монастыря была великая смута в обители. Ее святой старец предвидел еще в ту пору, когда она только пускала корни.

«Вот доживешь ты, матушка, большое у вас будет смятение, и многие разойдутся», — говорил он старице Агафье Лаврентьевне.

С сестрой Варварой Ивановной произошел такой разговор.

— Видела ли ты, матушка, коноплю? — спросил старец.

— Как же ее не знать!

— А когда ее полют-то, радость моя, чтобы лучше была, посконь выдергивают. Чай, тоже знаешь? Видела, радость моя?

— Как не видать, и сама, батюшка, дергала…

— Вот и помни: у вас то же будет. Как пополют да повыдернут всю посконь-то, матушка, а конопля-то моя дивеевская и загустеет еще больше, еще выше поднимется да краше зазеленеет! Помни!

«Раз пришли мы к батюшке с сестрой, — рассказывала Акулина Малышева, — а он нам говорит: «Вот ты, Марьюшка, не доживешь, а Акулинушка у нас и до судов доживет! Но ничего не убойтесь! Приедут суды к вам, станут судить, а чего судить? Ха-ха-ха! Нет ничего!» До трех раз повторял это батюшка, подожмет ручки и заливается.

Так и не поняли мы ничего в ту пору, а затем сестрица Марьюшка умерла. А когда впрямь приехали суды, я и вспомнила слова прозорливца».

Дивной старице Прасковье Семеновне Мелюковой, родной сестре схимонахини Марфы, отец Серафим перед смертью сказал на прощание: «Вот, матушка, упомни, как увидишь ты, что мой источник-то возмутился грязью, от кого он возмутился, тот человек всю обитель возмутит у вас! Тогда, матушка, не убойся и говори правду, всем говори правду! Это тебе заповедь моя! Тут и конец твой!»



Важное это предсказание не могло быть понято в те годы. Основанием смуты можно считать невыполнение дивеевскими сестрами предсмертного завета старца, которым он приказал: «Кроме Михаила Васильевича Мантурова, Николая Александровича Мотовилова и священника Василия Никитича Садовского, никого не слушать и самим правиться, никому не доверяя, никого не допуская постороннего вмешиваться в дела обители. Кроме меня не будет у вас отца! Вручаю вас Самой Матери Божией, Она Сама вам Игуменья».

Тот, через кого на долгие годы «возмутилась вся обитель», был саровский послушник Иван Тихонов, который после смерти отца Серафима стал выдавать себя за ближайшего ученика старца и, как ни странно, много в этом преуспел. А ведь еще при своей жизни отец Серафим прозревал все, что лежало на душе послушника-живописца, и говорил, например, сестре Евдокии Ефремовне: «Радость моя, я вас духовно породил и во всех телесных нуждах не оставлю, а отец Иоанн (Иван Тихонов) просит, чтобы я вас после своей смерти отдал ему. ч Нет, не отдаю! Он и его преданные будут сердцем холодны к вам. Он говорит, мол, ты, батюшка, стар, отдай мне своих девушек, а сам просит холодным сердцем».

Старшей сестре Прасковье Степановне объяснял: «Скажу тебе, матушка, что и сестры, которые будут преданы ему, будут холодны для вас. После меня вы останетесь совершенно сиротами, а отец Иоанн только всю жизнь будет нападать на вас».

На некоторых из сестер старец указал: «Иванова» сестра.

До 1842 года обе женские общинки, основанные в Дивееве, хоть и разнохарактерные, но самостоятельные, нисколько не мешали друг другу, жили в совершенном мире, любви и согласии. После смерти отца Серафима послушник Иван Тихонов почти переехал на жительство в общину матери Александры под предлогом заботы и попечения о серафимовых сиротах и постепенно завладел ею.

Утвердившись здесь, он стал вмешиваться в дела Мельничной девичьей общины с намерением также совершенно подчинить своему влиянию, но сестры еще живо помнили завещание старца и его приказание не допускать никого чужого к управлению обителью. Они единогласно заявили Ивану Тихонову свое несогласие на его попечительство.

Тогда озлобленный Серафимов лжеученик, которому уже удалось убедить многих, что он якобы несет крест, возложенный на него самим святым старцем (в том, что отец Серафим его учитель, послушник убедил даже тамбовского архиерея), решил или сломить сплотившихся против него стариц девичьей обители, опровергнуть распространяемое ими мнение, что он никогда не был учеником батюшки, или стереть с земли Мельничную общину.

Когда первое не удалось, Иван Тихонов с усердием принялся осуществлять второй план.

И началось для Дивеева то время, которое предсказывал отец Серафим, говоря сестрам при прощальной встрече: «До Антихриста не доживете, но времена Антихриста переживете!» Эти времена не могут не упоминаться в летописи Дивеевского монастыря, хотя главные участники и виновники этих смут почили вечным сном.

Иван Тихонов, озлобленный вконец непокорством сестер, сказал, что «сделается змеей и вползет повсюду… Он написал тайно в Петербург к лицам, относившимся с особой любовью и доверием к старцу Серафиму, о положении дел в Дивееве и просил присоединить девичью общину к обители матушки Александры, которая в то время была под начальством болезненной и слабой управительницы. Многие из лиц, веривших рассказам Ивана Тихонова, имели родных при высочайшем дворе, и просьбы их увенчались успехом. 28 июля 1842 года был получен указ о соединении обеих общин в одну Серафимо-Дивеевскую общину. Горестное, никем не ожидаемое событие это, доставившее ликование лжеученику и его избранницам, повергло в глубокую скорбь и печаль остальных. Серафимовы сироты ужасались, что попраны заветы старца, а казанские сестры — что нарушен исконно заведенный порядок и принятый устав из Сарова. Поправить дело было уже невозможно и поздно. Мир был нарушен на многие десятилетия.

Хотя М. В. Мантуров и жил в то время в Дивееве, но поправить ничего не мог, потому что был совершенно нищий. Видя водворившегося и самовольно всем распоряжавшегося в обители Ивана Тихонова, он терпел все ради завета отца Серафима никогда не покидать без нужды Дивеева. Мантуров, где только возможно, старался действовать на послушника словами и уговорами. Но все было напрасно, потому что безграничное честолюбие его заглушило совесть.

Ради того чтобы прослыть истинным учеником святого старца, Иван Тихонов не чуждался никаких интриг и даже убедил многих архиереев, что он великий страдалец за дело батюшки. Он извращал асе известные его предсказания, подбирая их по своему усмотрению к творимым им событиям.

Лжеученик сумел на некоторое время заморочить даже и Н. А. Мотовилова, который жил в своем симбирском имении, ездил за сбором материалов в Курск, долго болел и не знал истинного состояния дел в Дивееве. Но когда произошло соединение общин, Мотовилов прозрел. Он писал: «За всеми домогательствами Ивана Тихонова и сотрудниц его обитель сия все не рушилась, и сам дух двух слившихся обителей не только сливался в один дух, но что всего удивительнее, это — то, что из обеих общин выделились усердствовавшие к делу соединения сподвижницы Ивана Тихонова, сначала тайно, а потом уже и явно образовали из себя третье общество» (ту самую «посконь», которую, по словам Серафима Саровского, нужно было выдернуть из «конопли»),