Серафим Саровский

А сердце Николая уже было охвачено «страстью нежной» к Катеньке Языковой из старинного рода дворян, живших по соседству с симбирскими деревнями Мотовиловых. Еще двенадцатилетней девочкой приметил он Катеньку, сироту без отца, преданно ухаживающую за своей больной матерью. Нравился ли ей Мотовилов — неизвестно, но надежда видеть любимую девушку своей женой не покидала Николая Александровича долгие годы.

«Чтобы получить руку Языковой, надо служить», — так думал Мотовилов. Через подругу своей покойной матушки Н. И. Саврасову семнадцатилетний молодой человек познакомился с симбирским губернским предводителем князем Баратаевым и вскоре так с ним сблизился, что тот открыл Мотовилову, что он — гранметр ложи Симбирской и великий мастер Иллюминатской Петербургской ложи, иными словами, масон. Вот слова самого Мотовилова:…Он пригласил меня вступить в число масонов, уверяя, что если я хочу иметь какой-либо успех в государственной службе, то, не будучи масоном, не могу того достигнуть ни под каким видом. Я отвечал, что батюшка, родитель мой, запретил мне вступать в масонство, потому что это есть истинное антихристианство, да и сам я, будучи в университете и найдя книгу о масонах, в этом совершенно удостоверился и даже видел необыкновенные видения, предсказавшие судьбу всей жизни моей и возвестившие, что мне идти против масонства, франкмасонства, иллюминатства, якобинства, карбонарства и всего с ними тождественного и противящегося заповедям Господним. Это так разозлило и еще больше — мое простодушно открытое намерение ехать в С.-Петербург для определения на службу в Собственную Его Императорского Величества канцелярию, что он поклялся мне, что я никогда и ни в чем не буду иметь успеха, потому что сетями масонских связей опутана не только Россия, но и весь мир.

Вскоре после этого вышел закон, чтобы молодые люди, хоть и окончившие курс учения, не имели бы права отправляться на службу в столицу, а должны были бы послужить три года в губернии для ознакомления с процедурой провинциальной службы».

Уверенность князя Баратаева, что Мотовилову за его отказ вступить в члены масонской ложи ни в чем не будет успеха, оправдалась вскоре на деле. На открывшуюся вакансию почетного смотрителя Корсунского уездного училища Мотовиловым была выставлена своя кандидатура. Но когда ему дали знать от совета Казанского университета, что он избран на эту должность, Баратаев вызвал его к себе и сказал:

— Этой должности вам не видать как своих ушей. И не только этой должности вы не получите, но и не попадете ни в какую другую государственную должность, ибо Мусин-Пушкин (тогдашний попечитель Казанского учебного округа. — Н. Г.) и министр князь Ливен — подчиненные мне масоны. Мое приказание — им закон!

С этого момента началась травля Мотовилова, со временем превратившаяся в гонение, которое довело его в конце концов до такого нервного расстройства, что он был прикован к постели и в тяжких страданиях промучился более трех лет. Распространяли слухи, что он сумасшедший, и тем помешали браку с Языковой. Во времена губернатора Загряжского его ухитрились даже подвергнуть личному задержанию по обвинению в государственной измене. От ареста он избавился только после вмешательства министра юстиции Д. В. Дашкова.

Тяжелая болезнь, не поддававшаяся никаким врачам, продолжалась у Мотовилова с девятнадцати до двадцати двух лет. Измучив его тело, она укрепила дух. За исцелением он поехал к отцу Серафиму. Вот как он сам описывает случившееся.

«За год до пожалования мне заповеди о служении Божией Матери при Дивеевской обители великий старец Серафим исцелил меня от тяжких и неимоверных, великих ревматических и других болезней, с расслаблением всего тела и отнятием ног, скорченных и в коленках распухших и язвами пролежней на спине и боках, коими я страдал неисцельно более трех лет.

9 сентября 1831 года батюшка отец Серафим одним словом исцелил меня от всех болезней моих. Велел я везти себя, тяжко больного из своего нижегородского имения к батюшке отцу Серафиму.

5 сентября я был привезен в Саровскую пустынь, 7-го и 8-го — в день Рождества Богородицы, удостоился я иметь две первые беседы с батюшкой в монастырской келье его, но исцеления еще не получал. А когда на другой день, 9 сентября, привезен был я к нему в ближнюю его пустыньку близ его колодца, и четверо человек, носившие меня на своих руках, а пятый, поддерживающий мне голову, принесли меня к нему, находившемуся в беседе с народом, и посадили около очень толстой сосны. На просьбу мою исцелить меня он сказал:

— Да ведь я не доктор. К докторам надобно относиться, когда хотят лечиться от болезней каких-нибудь.

Я подробно рассказал ему бедствия мои и что я все три главные способы лечения испытал, а именно: аллопатией лечился у знаменитых в Казани докторов, гидропатией — на Сергиевских минеральных серных водах Самарской губернии, взял полный курс лечения гомеопатией у самого основателя и изобретателя сего способа Ганнемана через ученика его, пензенского доктора Питерсона. Но ни от одного способа не получил исцеления болезней моих и теперь ни в чем уже не полагаю спасения, кроме только лишь благодатию Божией.

И он сделал мне вопрос:

— А веруете ли вы в Господа Иисуса Христа, что он есть Богочеловек, и в Пречистую Его Божью Матерь, что Она есть Приснодева?

— Верую, — отвечал я.

— А веруешь ли, что Господь, как прежде, исцелял мгновенно и одним словом Своим, и прикосновением Своим все недуги, бывшие на людях, так и ныне так же легко и мгновенно может по-прежнему исцелять требующих помощи одним же словом Своим, и что ходатайство к Нему Божией Матери за нас всемогуще, и что по сему ходатайству Господь Иисус Христос и ныне также мгновенно и одним словом может исцелить вас?

Я отвечал, что истинно всему этому всей душой моей и сердцем верую и, если б не веровал, не велел бы везти себя к нему в Саров.

— А если веруете, так вы уже и здоровы.

— Как здоров? — спросил я. — Люди мои и вы держите меня на руках.

— Нет, вы совершенно всем телом вашим теперь уже здравы вконец. — И он приказал державшим меня на своих руках людям отойти от меня, а сам, взявши меня за плечи, приподнял от земли и, поставив на ноги мои, сказал: — Крепче стойте, тверже утверждайтесь ногами на земле… вот так! Не робейте! Вы совершенно здравы теперь! — и потом прибавил, радостно глядя на меня: — Вот видите, как вы хорошо теперь стоите.

— Поневоле хорошо стою, потому что вы крепко держите меня.

И он, отняв руки свои от меня, сказал:

— Ну вот я уже теперь и не держу вас, а вы и без меня крепко стоите, идите же смело, батюшка мой. Господь исцелил вас!

Взяв меня за руку и подталкивая, повел меня отец Серафим по траве, по неровной земле, говоря:

— Вот, ваше боголюбие, как вы хорошо пошли.

— Да это потому, что вы меня вести изволите, — отвечал я.

— Нет! — сказал он, отняв от меня свою руку. — Не ушибетесь, твердо пойдете. Что, теперь удостоверились ли вы, что Господь исцелил во всем совершенно? Отъял Господь беззакония ваши и грехи ваши очистил? Веруйте же всегда несомненно в Него, всем сердцем возлюбите и прилепитесь к Нему всей душой вашей и всегда крепко надейтесь на него и благодарите Царицу Небесную за Ее к вам великие милости. Но, так как трехлетнее страдание тяжко изнурило вас, то вы теперь не вдруг много ходите, а постепенно и берегите здоровье, как драгоценный дар Божий.

И довольно еще побеседовав со мной, отец Серафим отпустил меня в гостиницу совершенно здоровым. Люди мои пошли одни из леса, я же сел безо всякой поддержки в экипаж и возвратился в гостиницу. А так как многие богомольцы были со мной при исцелении моем, то прежде меня возвратились в монастырь, всем возвещая о великом чуде этом. Лишь только приехал я, игумен Нифонт с 24 старцами иеромонахами саровскими встретили меня на крыльце гостиницы, поздравляя меня с милостью Божией через великого старца Серафима мне во дни их дарованную. И сим благодатным здоровьем пользовался я восемь месяцев настолько, что никогда такого здоровья и силы не имел во всю мою жизнь. Часто в течение этого времени и подолгу бывал я в Сарове и неоднократно беседовал с сим великим старцем Серафимом и в одну из бесед[7] его в конце ноября 1831 года имел счастье видеть его светлее солнца в благодатном состоянии наития Святого Духа, а потом слушать многие тайны о будущем состоянии России».

7

Речь идет об известной, записанной Мотовиловым, беседе старца о цели христианской жизни.