Серафим Саровский

— Нет тебе дороги в Муром, матушка, никакой нет дороги и нет тебе моего благословения.

Прозорливость старца во многих случаях была суровым обличителем действовавших по своей воле, она обезоруживала и смиряла таковых. Сердце человека невольно привязывалось к этому праведнику. То же самое почувствовала и Елена Васильевна. Она поняла, что без старца ей не жить, а в Муромском монастыре не у кого будет спросить совета и наставления. Отец Серафим приказал ей пожертвовать Муромскому монастырю деньги, отданные за келью, и больше не ездить туда.

На этот раз Елена Васильевна в отчаяние не пришла, а вполне смирилась со своей участью и возвратилась домой.

Она снова заперлась в своей комнате, из которой почти не выходила, ведя жизнь совершенно отшельническую, отрешенная от всех и вся. Что она делала и как молилась, никому не было известно, только однажды во время страшной грозы над домом Мантуровых обнаружилось, что ее духовное преуспеяние столь велико, что она сподобилась дара запрещать бесам. Во время этой грозы из угла вдруг стал доноситься истошный дикий крик, так что все находившиеся в комнате в испуге бросились к иконам, где молилась Елена Васильевна. Она же спокойно перекрестила угол, и визг пропал.

— Не бойтесь, братец, — сказала она. — Это дьявол. Вот и нет его, разве он может что-либо сделать без воли Божией?

Через полгода после последнего свидания с отцом Серафимом Елена Васильевна снова поехала в Саров и стала неотступно просить его благословить ее на монашескую жизнь. На этот раз старец сказал:

— Ну что ж, если уж тебе так хочется, то пойди за двенадцать верст отсюда, там есть маленькая община матушки Александры, полковницы Мельгуно-вой, погости там, радость моя, и испытай себя!

Елена Васильевна поехала в Дивеево там и осталась, заняв крошечный чуланчик. Было ей тогда, в 1825 году, двадцать лет.

Через месяц вызвал ее отец Серафим к себе и сказал:

— Пора тебе уже и с женихом обручиться.

— Не хочу я замуж, батюшка! — закричала девушка.

— Ты все не понимаешь меня, матушка! Ты только скажи начальнице Ксении Михайловне, что отец Серафим приказал с женихом тебе обручиться, в черную одежку одеться… Ведь вот тебе какой жених-то, Сам Господь! Виден мне весь путь твой боголюбивый. Тут тебе и назначено жить. Тут матушка Александра в мощах почивает, ты ходи к ней каждый вечер и подражай ей так же. Будь голубем, и все будьте между собой как голубки. Вот и поживи-ка ты тут три года голубем.

Отец Серафим сделал ей наставление, как жить в общине: никогда не быть в праздности, ни с кем без нужды не говорить, беречься от любой худой мысли. И правило молитвенное дал и сказал: «Так молись, чтобы никто того не видал, даже бы и не подумал, и будешь ты, аки ангел!» Три года предрек старец для того, чтобы Елена Васильевна смогла приготовиться к принятию иночества — так, как случилось со св. Екатериной-великомученицей, отвергшей всех земных женихов и сподобившейся от Господа принять обручальное кольцо. Отец Серафим просил Елену Васильевну до времени никому не говорить о его заповедях и пророчествах.

Она прожила на свете всего лишь двадцать четыре года, и о блаженной кончине Елены Васильевны расскажем отдельно.

Старец Серафим предсказал: «Дивное Дивеево будет! Одна обитель будет лавра, а другая киновия[6]! И есть там у меня церковь, а в церкви той — четыре столба, и у каждого-то столба будут все мощи! Четыре столба и четверо мощей! Во радость-то какая!»

Пророчество начало сбываться. В Серафимо-Дивеевском монастыре теперь уже открыто почивают первые мощи самого святого старца. Второй чтимой святой должна стать основательница Дивеевской общины матушка Александра — Агафья Семеновна Мельгунова. Неоднократно и разным людям это предсказывал старец: …матушка Александра святая была… Как Бог благословит, в мощах она у вас будет».

После смерти Елены Васильевны отец Серафим утешал своих «сирот»: «Какие вы глупые, радости мои! Ну что плакать-то! Ведь это грех! Мы должны радоваться: ее душа вспорхнула, как голубица, вознеслась ко Святой Троице. Фрейлина Царицы Небесной она, матушки! Лишь радоваться надо, а не плакать. Со временем ее мощи и Марии Семеновны будут почивать открыто в обители, ибо так угодили Господу, что удостоились нетления…

Третьей чтимой святой старец Серафим предрек быть Елене Васильевне Мантуровой. Мария Семеновна — четвертая. «Четыре столба — четверо мощей!» Кто такая Мария Семеновна и чем она заслужила будущую свою славу?

К отцу Серафиму было близко одно крестьянское семейство Мелюковых из деревни Погибловой Ардатовского уезда Нижегородской губернии. Название деревни никак не оправдало себя. Семейство Мелюковых состояло из брата Ивана Семеновича и двух сестер — Прасковьи Семеновны и Марии Семеновны. Прасковья Семеновна уже поступила по благословенью отца Серафима в общину матери Александры. И вот однажды в 1823 году она привела с собой к старцу свою тринадцатилетнюю сестру Марию Семеновну.

Прозорливец, провидев путь девочки, не позволил ей возвращаться домой, велел оставаться в общине. Это была необыкновенная, невиданная доселе отроковица — ангелоподобная девочка, сущий ангел Божий. С малых лет она вела подвижническую жизнь, превосходя по суровости даже старших сестер общины, начиная с самой начальницы Ксении Михайловны. Мария Семеновна была совершенной молчальницей, только на самые необходимые вопросы она отвечала с небесной кротостью. Отец Серафим особенно нежно и исключительно любил ее, посвящая во все откровения свои, будущую славу обители и разные тайны, заповедуя не говорить о том до времени, что и выполнила она свято, невзирая на просьбы и мольбы окружающих сестер и родных. Когда она возвращалась от отца Серафима, то вся сияла неземной радостью.

Эта чудная отроковица была всегда погружена в ничем не рассеивающуюся молитву и во всем руководима самим святым старцем. Примером ее безусловного послушания является следующий случай.

Однажды сестра ее спросила о каком-то саровском монахе. Мария Семеновна удивленно и ребячески невинно спросила: «А какие видом-то они, эти монахи, Параша? На батюшку, что ли, похожи?» Удивленная в свою очередь вопросом сестры, Прасковья Семеновна ответила ей: «Ведь ты так часто ходишь в Саров, разве не видала, что спрашиваешь?» — «Нет, Парашенька, — смиренно сказала Мария Семеновна, — ведь я ничего не вижу и не знаю. Батюшка Серафим мне приказывал никогда не глядеть на них, и я так повязываю платок на глаза, чтобы только видеть у себя под ногами дорогу».

Вот каков был этот ребенок-подвижник, проживший всего шесть лет в Дивеевской общине и девятнадцати лет от рождения мирно и тихо отошедший ко Господу. Духом предузнав час кончины Марии Семеновны, старец отец Серафим вдруг заплакал и с величайшей скорбью сказал отцу Павлу, своему соседу по монастырской келье: «Павел! А ведь Мария-то отошла, и так мне ее жаль, так жаль, что, видишь, плачу».

Старец пожелал дать ей от себя выдолбленный из дуба гроб. За ним приехала очень опечаленная сестра Прасковья Семеновна. Отец Серафим приободрил ее и сказал, что перед смертью он постриг Марию Семеновну в схиму (высший монашеский чин, образ полного отречения от мира) и что весь род Мелюковых через Марию (в схиме Марфу) спасется.

Всех, кто приходил в эти дни августа 1829 года к отцу Серафиму, он посылал в Дивеево на похороны Марии Семеновны. Даже саровских монахов и целую толпу народа, шедшего к нему, старец отправил на погребение, говоря, что, кто сподобится быть там в это время, получит отпущение грехов.

Во время отпевания Прасковья Семеновна, родная сестра почившей, явно увидела в царских вратах алтаря Богородицу и Марию Семеновну, стоящих на воздухе. Старец не был на погребении. Услышав о видении, сказал: «Это Господь и Царица Небесная захотели прославить мать нашу Марфу и Госпожу Марию. И если бы я, убогий Серафим, был бы на погребении ее, то от духа бы ее было бы многим исцеление».

6

Л а в р а — «улица, многолюдная обитель» (греч.), обширное поселение иноков или инокинь. Киновия — «общая жизнь» (греч.), община из нескольких монахов под руководством избранного старца (старицы); в киновии нет различий ни в роде, ни в заслугах.