Вольф Мессинг

Поняв, что не страдаю галлюцинациями, я спросила:

— И кто же ты такой?

Птица ответила, как будто поняла вопрос:

— Я Сережа, я хороший! Я Сережа, я хороший мальчик!

Я сказала маленькому болтуну, что очень рада знакомству, но Сережа не слушал и продолжал свой монолог:

— Пациенты, вернитесь в свои палаты, в свои палаты, в свои палаты…

Либо он не мог остановиться, либо не хотел. Наконец, вошел хозяин птицы и института.

— Что, Сережа, ты уже похвастался? Сказал Татьяне, что ты очень умный?

Серёжа сконфузился, промолчал, переминался с ноги на ногу и в конце концов присмирел. Майна вызвала улыбку, но она тут же сошла. Александр Александрович рассказал мне, что дела Вольфа плохи. В ногах нарушено кровообращение; его кровеносные сосуды забиты склеротическими бляшками. Вольфу было прописано консервативное лечение для облегчения болей и приостановки процесса, но есть опасение, что курение приведет к возникновению гангрены, возможно, обеих ног. В этом случае ноги придется ампутировать.

— Вольф Григорьевич обещал бросить курить, — сказал профессор Вишневский, — но пока не выполняет обещание. Я, старый дурак, каждый раз верю ему…

Доктор ударил себя по лбу в отчаянии, и Сережа повторил за ним: «Дурак! Старый дурак!» Затем птица разразилась ругательствами. Даже пьяница не посмел бы так выражаться в присутствии дамы! Потом я поняла, что она передразнивает своего хозяина, который ругался отчаянно даже во время операций. Запертый в своей клетке в кабинете профессора Сережа быстро выучил этот специфический язык и с удовольствием использовал его. Доктор Вишневский был смущен, но, к сожалению, было слишком поздно. Ученик превзошел своего учителя.

Вишневский сказал, что это говорящее чудо преподнес ему в подарок Юрий Гагарин, который привез его из Индии. Потом я повидалась с Вольфом и рассказала ему об удивительной птице. Вольф просто улыбнулся и сказал:

— Меня тоже окрестили дураком. Кто знает, может, Сережа и прав? Посмотри, сколько лет я прожил среди русских, а до сих пор не научился русскому языку. Сережа более способный. И, несмотря на его отвратительное поведение, люди восхищаются им, любят его. Ему можно позавидовать!

Вольф не был дураком, и, к счастью, он не потерял ноги. Но эта госпитализация была только началом проблем.

Из-за своей болезни я не могла работать в течение семи лет! Уже была не способна выполнять объем работ, который требовался от фотожурналиста, и вернулась к своей первой профессии, правда, деятельность моя носила чисто административный характер.

Я начала работать в Институте сердечно-сосудистой хирургии Академии наук им. А. Н. Бакулева. Время от времени «дух» Вольфа Мессинга витал в стенах нашего института, так как к его помощи прибегали, когда нужно было поставить правильный диагноз в ряде сложных случаев. Однажды утром я пришла на работу и узнала, что ночью привезли серьезного больного. Это был важный человек, и утром собрался консилиум. Кавалькада черных лимузинов выстроилась около больницы. Нашим пациентом оказался генерал-лейтенант Жуковский, командующий Военно-Воздушными Силами Белорусского военного округа, старый друг Мессинга. Никто не сомневался в летальном исходе. Ни один хирург в мире не проводил еще подобных операций.

Только директор института профессор Владимир Бураковский имел право оперировать такого пациента, но он считал, что операция только ускорит конец. Но не принимать никаких мер по отношению к Жуковскому было также нельзя. Врачи оказались в довольно щекотливой ситуации. В это время секретарь сказал мне, что меня просил срочно позвонить Мессинг.

— Тайбеле, скажи своему боссу начинать операцию немедленно. Жуковский мой друг, и я советую вам не терять ни минуты.

Я сообщила ему о сомнениях Бураковского, но Мессинг прервал меня:

— Все будет хорошо; он поправится. А ваш босс будет представлен к награде. Скажи ему это.

Не видя никакого другого выхода из сложившейся ситуации, Бураковский наконец решился на операцию, надеясь разве что на чудо. Операция была длительной, но прошла успешно, первые послеоперационные дни тоже. Жуковского перевели в клинику Бурденко для дальнейшего наблюдения. Это было настоящим чудом для человека, которого все считали не жильцом на этом свете. Если бы Мессинг не позвонил вовремя, операцию, по крайней мере, отложили бы и последствия были бы трагичными. Профессору Бураковскому присвоили звание члена-корреспондента АМН и наградили его за успешную операцию — первую подобного рода в Советском Союзе.

Я уверена, что Вольф Мессинг никогда не анализировал своих предчувствий и других психических способностей; это просто информация, дошедшая до него. Когда я спросила его, оперировать Жуковского, Мессинг ответил:

— Я даже не думал об этом. Цепь ассоциаций: операция… Жуковский… жизнь… — просто возникли в моем сознании. И все.

Это мало что прояснило для меня. Я никогда до конца не понимала, где скрыт ключ к способностям Мессинга. Так как мы были близкими друзьями, я не чувствовала неловкости, спрашивая его, были ли в его жизни трагические случаи, когда ему не удавалось предотвратить несчастье. Вольф понимал, что я имею в виду не неизбежные ошибки, которые происходят во время представлений, а более серьезные личные неудачи.

Мессинг нервно вскинул голову. Он достал сигарету, хотя в пепельнице уже лежала зажженная. Затянувшись несколько раз, ответил:

— Люди явно оказывают влияние друг на друга, — начал он. — Как это тебе удается читать мои мысли? Я уже давно хочу рассказать тебе об одном случае, но никак не могу решить, с чего начать… А сейчас ты начала первая. Нет, я никогда не совершал серьезных ошибок. Я отношу сюда все личные просьбы, которые выполнял, и случаи, когда инициатива принадлежала мне, особенно тогда, когда речь шла о жизни и смерти. Я уверен, что ты помнишь случай с Мстиславом Келдышем, президентом Академии наук. Его поместили в ваш институт, хотя понимали, что никто из именитых хирургов не отважится оперировать его. На правительственном уровне было решено пригласить для консультации бригаду американских врачей, возглавляемую знаменитым Майклом Де Бейки. Ты уже знаешь результат. (В 1972 году Келдыш нуждался в операции на сосудах. Подробности операции не сообщались в то время, но она была успешной.) Что касается финишной черты, то я первым пересеку ленточку… И некоторые инструкции в отношении моих похорон даст именно Келдыш. Ты увидишь сама.

Я с ужасом слушала эти слова, и впервые в жизни мне захотелось остановить Вольфа. Он же спокойно продолжал:

— Давай оставим эти мрачные прогнозы и вернемся к твоему вопросу. Я никогда не прощу себе нерешительности, которая вылилась в трагедию, о которой ты хорошо знаешь. Трагическое предчувствие пришло ко мне спонтанно, даже не было четкого видения катастрофы. Апрельским утром 1967 года я проснулся, едва рассвело, и решил прогуляться по пустынным улицам. На газетных стойках уже продавались газеты, и я купил несколько. Заголовки на первой странице сообщали об успешном запуске космического корабля «Союз-1», и там были помещены фотографии космонавта Владимира Комарова. Сорокалетний Комаров был невысоким человеком с тонкими губами и густыми бровями. В передовицах сообщали подробности полета, биографию Комарова, были помещены его фотографии в Кремле перед запуском. Я рассматривал их. Тут меня молниеносно осенила мысль: «Он не вернется». Я почувствовал, как дрожь пробежала у меня по спине, и на какое-то мгновение предчувствие показалось смешным. Но мысль не покидала меня. Катастрофа мне не увиделась, и я подумал, что мысль относится к чему-то другому.

Я попытался избавиться от всех мыслей о полете. Но за завтраком эта фраза возникла у меня в голове три раза, как будто сигнал пульсировал в моей голове: он не вернется… он не вернется… он не вернется… Я не мог расслабиться, так как не понимал значения этого сигнала. Отставив чашку с чаем, лег на диван и попытался сконцентрироваться. Но даже после этого не возникло никакого видения.