Страница 19 из 36
Бегство в ночи
Разве не удивительно, что, человек, живший в XVI веке, предсказал конкретное событие века XVIII? Мало того, назвал место, где оно произойдет. В 20-м катрене девятой центурии читаем:
Ночью он поедет Рейнским лесом.
Супружеская чета, блуждающий путь,
Белокаменная королева:
монах-король, в сером, в Варенне.
Избранный Колпак вызывает бурю, огонь и кровавую рубку.
Здесь пророк предрек знаменитое событие 1791 года — бегство Людовика XVI в Варенн — небольшой городок на пути в Бельгию. Что же произошло?
Поздно вечером 20 июня 1791 года во дворце Тюильри все было как обычно. Король и королева готовились ко сну. Только прислуга была отослана раньше обычного часа. Оставшись одни, они снова оделись в простое дорожное платье, не соответст вующее их высокому положению. В будуаре королевы собрались ее дети и сестра короля. Отсюда потайным ходом, разбившись на группы, через определенные промежутки вышли из дворца, причем последним его покинул король с семилетним дофином. Неузнанные, беглецы достигли площади Карусель, где их ждал граф Ферзен, главный организатор побега. Он был переодет кучером.
Следуя за ним, беглецы дошли до угла улицы Сент-Оноре, где сели в две заранее приготовленные кареты. В одной из них уже находилась маркиза де Турзель, воспитательница королевских детей. Сейчас она выступала под видом русской подданной баронессы Корф, что и удостоверял паспорт, имевшийся у нее на руках. Анна Кристина Корф, урожденная Штегельман, была дочерью известного петербургского банкира и вдовой русского полковника, убитого в 1770 году. После смерти мужа поселилась с матерью в Париже, где была в дружеских отношениях с графом Ферзеном, вовлекшим ее в заговор. Она не только предоставила свой паспорт, но и пожертвовала все свое состояние в пользу королевской семьи.
«Баронесса» с детьми покидала революционный Париж, ее сопровождали горничные и слуги. Именно эти роли надлежало сыграть членам королевской семьи: Людовик изображал камердинера, Мария-Антуанетта и сестра короля — горничных мнимой русской баронессы. Граф Ферзен взгромоздился на козлы, взял вожжи, и кавалькада тронулась в путь. За заставой Сен-Мартен все пересели в крытую линейку, запряженную двумя парами принадлежащих Ферзену лошадей. Правил ими его кучер, наряженный почтальоном, сам граф разместился на козлах.
Под видом лакеев беглецов сопровождали трое лейб-гвардейцев-телохранителей. До Бонди доехали благополучно, сменили лошадей и тронулись дальше, но уже без графа Ферзена. Поцеловав руку королевы, он отправился обратно в Париж, откуда той же ночью по другой дороге должен был отбыть в Брюссель, чтобы присоединиться к королевской семье.
Ничто не возбуждало подозрения у постов национальной гвардии, и экипаж нигде не задерживался. Тем более что при досмотре баронесса Корф предъявляла паспорт, выданный министерством иностранных дел, в котором предписывалось беспрепятственно пропускать баронессу, направляющуюся во Франкфурт с двумя детьми, горничными, камердинером и тремя слугами.
Лишь небольшая задержка на час произошла из-за поломки колеса, не вызвав, однако, тревоги у беглецов. Они все больше проникались уверенностью в благополучном исходе рискованного предприятия. Казалось, каждый оборот колес приближает их к заветной цели. Путь беглецов пролегал через Рейнский лес.
Уже днем они прибыли в Шалон, единственный крупный город на их пути. Пока меняли лошадей, около экипажа собралось несколько зевак, суетился начальник почтовой станции. И вдруг он застыл, словно окаменел перед каретой. В камердинере он узнал короля, неосторожно приблизившегося к окну. Что было делать? Несколько секунд пожилой почтмейстер колебался — жизнь государя была в его руках. Подавив волнение, он начал помогать запрягать лошадей и всячески торопить с отъездом.
Когда экипаж выехал из ворот, король и королева в один голос воскликнули: «Мы спасены!» Эта удача еще больше ободрила их, придала силу надежде, но, увы, не научила быть более осторожными.
В седьмом часу вечера экипаж с беглецами достиг почтовой станции в Сен-Мену. Было еще светло. И тут произошло то, что сорвало всю так тщательно спланированную и с таким трудом организованную операцию.
Случай с пожилым почтмейстером ничему не научил Людовика. Он неосторожно высунул голову из окна экипажа. Это и погубило его и королеву. Восьмилетняя девочка, вертевшаяся возле, подняла золотую монету, оброненную одним из слуг-телохранителей во время расплаты с почтмейстером. «Как это изображение на монете похоже на господина, который сидит в экипаже!» — воскликнула она. Слова ее услышал почтмейстер Жак-Батист Друэ, патриот и революционер. Он незаметно заглянул в карету и убедился, что девочка права.
Сходство человека в платье камердинера с изображенным на монете профилем было несомненным. То же одутловатое, массивное лицо, нос с горбинкой, та же прическа. Друэ уже не сомневался, что в карете едет король, вернее, спасается бегством из революционного Парижа. Но предпринимать что-либо было поздно — экипаж уже тронулся и поблизости не было никого из тех, кто помог бы его задержать.
Тогда Друэ вскочил на лошадь и во весь опор помчался в Варенн, куда направился экипаж. Он был уверен, что прибудет туда раньше, так как поскакал окольной дорогой, значительно сократившей путь.
В полночь, когда королевский кортеж достиг Ва-ренна, маленький городок уже весь был на ногах. Отныне ему суждено будет войти в историю, а безвестному до этого почтмейстеру стать членом Конвента. Впоследствии он попадет в плен к австрийцам, будет обменен на дочь Людовика XVI, примет участие в заговоре Бабефа, бежит из-под стражи и кончит свои дни где-то в Америке.
По тревоге, поднятой Друэ, вооруженные жители встретили беглецов. Окружили карету, потребовали выйти и тут же убедились, что почтмейстер не ошибся. Правда, король пытался поначалу отрицать свою личность, как, впрочем, и королева, но это им не помогло.
Над городком гудел набат, народ все прибывал, появились, наконец, и национальные гвардейцы.
Ни уговоры Людовика, призывавшего подданных быть верными своему королю, ни его уверения в преданности конституции и народу, ни мольбы Марии-Антуанетты пожалеть ее детей и позволить им продолжить путь — ничто не подействовало.
Вокруг арестованных сверкали сабли и щетинились штыки, раздавались возгласы: «Да здравствует республика!» Послали нарочного в Париж. Вскоре оттуда прибыли комиссары Национального собрания с официальным приказом об аресте. Прочитав его, Мария-Антуанетта, полная негодования и в одночасье поседевшая, обрушилась на них с упреками и угрозами. В припадке ярости схватила этот приказ, бросила его на пол и растоптала. Ее гнев и отчаяние можно понять — она знала, что теперь ей не избежать революционного трибунала.
В 35-м катрене девятой центурии пророк предвещает два происшествия в Тюильри.
Супруг один, оскорбленный, будет увенчан митрой, Когда он вернется, стычка произойдет в Тюильри: Пятью сотнями один предатель будет облагорожен. Нарбон и Сольс, у нас есть масло для наших лезвий.
Здесь названо имя городского главы Варенна и предсказаны события в Тюильри — издевательства над королем и убийство его гвардейцев. Слово «супруг» привязывает этот катрен к пророчеству о Варение и «супружеской чете». В Тюильри в апартаменты Людовика, отделенного от своей семьи, ввалится озлобленная толпа; его заставят надеть на голову революционный колпак, который Нострадамус называет «митрой». Слово «lе thuillе», которое провидец называет «Тюильри», означает «место кирпичей». Когда Нострадамус посещал Париж, на месте, где потом построили дворец, находились печи для обжига кирпича. В августе 1792 года пятьсот восставших парижан взяли штурмом Тюильри.
«Предатель», упоминаемый в катрене, — это вареннский городской голова Сое. Нарбон — революционер, который настаивал на помиловании короля. Загадочную строку о «масле для лезвий» расшифровывают так: Сос был владельцем бакалейной лавки и несомненно торговал маслом. В переносном смысле его роль в аресте короля помогла «смазать маслом» лезвие, которое снесло голову не только Людовику XVI, но впоследствии, во время якобинского террора, и самому Сосу.