Страница 47 из 63
Распутин отличался от сомнительных личностей, «босоножек», ясновидящих и предсказателей и тому подобных людей своей изумительной силой воли, поразительными предсказываниями и отсутствием даже намека на какой-то внешний эффект. Он не страдал эпилепсией, не бродил босым по снегу, не был инвалидом. Кроме того, он предсказал каждому из своих «коллег» дальнейшую судьбу. Мите Козельскому он напророчествовал страшную смерть на отдаленном острове, Дарье Осиповне — тяжкую болезнь, босоножке Васе — гибель под колесами поезда. При дворе он сразу же зарекомендовал себя как человек, обладающий даром предсказывать события, правда порой облачая свои предсказания в загадочную форму.
«Он часто бывал в царской семье… — вспоминала много лет спустя Вырубова. — На этих беседах присутствовали великие княжны и наследник… Государь и государыня называли Распутина просто — Григорий, он называл их папа и мама. При встречах они целовались, но ни Николай Александрович, ни Александра Федоровна никогда не целовали у него руки. Их Величества всегда говорили о здоровье наследника и о заботах, которые в ту минуту их беспокоили. Когда после часовой беседы с семьей он уходил, он всегда оставлял их Величества веселыми, с радостными упованиями и надеждой в душе».
Александра Федоровна относилась к нему с благоговением: в разговоре с ним она называла его
Георгием, а за глаза — отцом Георгием, в переписке с Николаем — другом. В беседах с Вырубовой она говорила о том, что верит в силу его молитвы.
Царю Распутин давал уверенность, особенно в разгар революции, когда царь и царица были напуганы не только захлестнувшим страну террором, но в большей степени проповедью волынского архиепископа Антония о «последних временах».
«А я долго их уговаривал плюнуть на все страхи и царствовать, — вспоминал позднее сам Григорий Ефимович. — Все не соглашались. Я на них начал топать ногою и кричать, чтобы они меня послушались. Первая государыня сдалась, а за нею царь…»
В мае 1916 года Григорий Распутин заверил Александру Федоровну, что когда Алексею исполнится двенадцать лет, его здоровье начнет улучшаться… И на самом деле, во второй половине 1916 года Алексей стал поправляться. Его страшная болезнь все более отступала, и к 1917 году он выглядел лучше. Но последний период жизни Алексея Николаевича, с марта 1917-го по лето 1918 года, оказался одним из самых худших, с повторяющимися приступами гемофилии, вызванными кровотечениями. Дошло до того, что самостоятельно он уже не передвигался, а отец или мать вывозили его на прогулку в инвалидной коляске.
«Теперь и лечат меня, и молятся, а пользы нет, — говорил сам наследник, когда Распутина не стало. — А он, бывало, придет, принесет мне яблоко, погладит меня по больному месту, и мне сразу становится легче».
…И снова вернемся в 1905 год, в пору революционных волнений. По аллеям царскосельского парка скакали казачьи разъезды, царский двор томился в тревогах и ожиданиях чего-то ужасного. Обитатели императорских покоев успокаивались лишь с появлением Распутина. Но однажды он дополнил их беспокойство.
— Стоп! — воскликнул Распутин, едва переступив порог, и вдруг начал метаться по комнатам среди мебели.
Царская чета онемела, наблюдая за ним. Григорий Ефимович приблизился к императору и императрице и произнес на одном дыхании:
— А ну, мама, покажь, где сынок твой играет.
Его провели в «игральную» комнату Алексея — большой и светлый зал, в котором размещался огромный арсенал всевозможных игрушек, а под потолком висела массивная хрустальная люстра.
Распутин лишь мельком взглянул на комнату:
— Скажи своим, чтобы Алешеньку в эту комнату не пущали. Как бы греха какого не вышло. А ты, папа, мне верь. Я так вижу.
Зал тут же опечатали.
Через несколько дней дворец потряс страшный грохот — с потолка «игральной» комнаты сорвалась люстра. При ударе об пол ее разнесло вдребезги…
Об этом случае ходили противоречивые слухи, одни говаривали, что это покушение, которое готовили против наследника престола эсеры. Другие утверждали, что падение люстры — это результат деформации строений в Царском Селе. Народная молва способна порождать самые невероятные версии, но факт остается фактом: предсказание Распутина спасло Алексея от неминуемой гибели.
Киев, конец августа 1911 года. В городе готовились к приезду царя на открытие памятника Александру II. 25 августа прибыл премьер-министр Столыпин, а 29-го числа — царь с семьей.
Проезжая по центральной улице, Александра Федоровна в первых рядах кричавшей «ура» толпы увидела Распутина.
«Государыня Григория Ефимовича узнала, кивнула ему… А он ее перекрестил», — рассказывал впоследствии член Союза русского народа, которому было поручено скрытно опекать Распутина. Но когда появился экипаж Столыпина, «Григорий Ефимович вдруг затрясся весь… Смерть за ним!.. Смерть за ним едет…». Как известно, спустя два дня Столыпин был смертельно ранен террористом.
Квартиру Распутина, расположенную в доме 64 по улице Гороховой (почти в центре Петербурга), посещали не только дамы бальзаковского возраста, стремившиеся хотя бы прикоснуться к старцу или услышать его речь, но и государственные мужи, «отягощенные думой о делах наиважнейших»…
Политики и сановники всевозможных рангов заезжали к нему не без скрытого интереса и умысла: одни — чтобы уяснить для себя, что же такое феномен Распутина, вторые — с желанием свести
влияние Распутина на нет, третьи — в стремлении заполучить старца в союзники, четвертые — рассчитывая, видимо, в мемуарах на старости лет упомянуть сей случай в назидание потомкам… Многим из них Распутин с поразительной точностью предсказал их судьбу либо их близких.
О начале Первой мировой войны Распутин узнал в Тюменском лазарете. Он оказался там после того, как в родном селе Покровском некая психически больная Гусева ранила его солдатским тесаком в живот. И вскоре Распутин отправляет царю удивительное письмо-предсказание. Приведем его текст:
«милой друг есче скажу грозна туча нат рассей беда горя много темно и просвету нету. слес то море и меры нет а крови? что скажу? слов нету неописуемый ужас. знаю все от тебя воины хотят и верная не зная что ради гибели. тяжко Божье наказанье когда уж отымет тут начало конца. Ты Царь отец народа не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ вот германию победят а рогаея? подумать так воистину небыло от веку горшей страдальицы вся тонет в крови велика погибель бесконца печаль.
Позднее Распутин не раз говорил, что начавшаяся война приведет к крушению романовской монархии. Он. подчеркивала Вырубова, часто говорил Их Величествам, что с войной все будет кончено для России и для них. Единственным спасением был скорый выход из войны, хотя бы ценой сепаратного мира, — в общем, «что касаемо разных там союзов, то ведь союзы хороши, пока войны нет». Пусть себе воюют другие народы — «это их несчастье и ослепление. Они ничего не найдут и только себя скорее прикончат. А мы любовно и тихо, смотря в самого себя, опять выше всех станем»…
«Если бы государь Николай Александрович послушал Распутина и заключил бы тот самый Брест-Литовский мир, то в России не было бы революции», — сокрушались много лет спустя русские изгнанники так называемой «первой волны» эмиграции.
— Эта война не угодна Богу! Все это предвещает великие бедствия для мужика, — постоянно твердил Распутин.
Григорий Ефимович не только предвещал огромные бедствия воюющим народам, но пытался своими советами предостеречь командование от безрассудных военных операций, грозящих обернуться реками крови.
Кстати говоря, многие военные советы Распутина, которые ему всегда вменялись в вину, были, как правило, очень удачны.
В письме к Николаю Александровичу в ноябре 1915 года императрица сообщала:
«Теперь, чтобы не забыть, я должна передать тебе поручение от нашего Друга, вызванное его ночным видением. Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо, а то германцы там засядут твердо на всю зиму, что будет стоить много крови, и трудно будет заставить их уйти. Теперь же мы застигнем их врасплох и добьемся того, что они отступят. Он говорит, что теперь это самое важное, и настоятельно просит тебя, чтобы ты приказал нашим наступать. Он говорит, что мы можем и должны это сделать, и просил меня немедленно тебе об этом написать…»
8
Печатается по оригиналу. Оригинал письма находится в библиотеке редких книг Байнеке в Иельском университете, США.