Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6



Он испортил охоту. Он совершил одно из серьезнейших преступлений, он нарушил одно из самых строгих правил, которыми была пронизана вся жизнь волков. Он «сломал» бирргис, и, хотя волки быстро восстановили строй, лося они больше преследовать не стали. Добыча, ради которой пришлось нарушить боевой порядок, не считалась «моррин» — наоборот, ее называли «кэг-мэг»: этим древним волчьим словом обозначали испорченное мясо. А поскольку от испорченного мяса, как известно, сходят с ума, то так называли и само безумие.

И дело тут не только в испорченном мясе. Судя по злобным взглядам, которые бросали на Фаолана другие волки, они действительно считали его сумасшедшим.

— Он больше медведь, чем волк, — прошептал один из самцов своей подруге.

— А нам теперь придется из-за него голодать, — ответила она.

Но их слова — ничто по сравнению с тем, что ожидало Фаолана впереди. К нему приближалась та самая рыжевато-бурая волчица — теперь он знал ее имя: Мхайри, — и Фаолан почувствовал, как в жилах у него застывает кровь. Он мгновенно опустился брюхом прямо в грязь и уткнулся мордой в землю, но прежде чем успел хоть что-то пробормотать в свое оправдание, она заговорила, и слова ее жалили больнее полчища диких пчел.

— О чем ты только думал? Ты же испортил мой забег! Ты знаешь, как редко таким молодым волчицам, как я, дают место загоняющей? — Мхайри даже не ждала ответа. — Конечно, не представляешь. Ты вообще ничего не знаешь. Ты круглый дурак!

— Я знаю, — едва прохрипел Фаолан в совершенном отчаянии.

— Теперь нас ожидает голод, и это еще самое малое из возможных несчастий. Повезло, что лось никого не ранил.

— Тогда мне следует уйти. Меня все равно выгонят из клана, и потому… — решительно начал Фаолан, но Мхайри резко прервала его:

— Это решать МакДункану, а не тебе!

— Какой смысл оставаться?

— Какой смысл? Ты, жалкий кусок бараньего помета! Ты предстанешь перед Каррег Гаэром и выслушаешь обвинения рагнайда. Тебе достало глупости встать на задние лапы перед лосем, словно медведь, но не достает храбрости предстать перед правосудием? И куда ты, интересно, собирался? Неужто в Га’Хуул?

— Ну… У меня была такая мысль, — замялся Фаолан.

Последовало тяжелое молчание. Наконец Мхайри снова заговорила:

— Ты что, совсем спятил? На тебя полная луна так подействовала? Твои мозги стали кэг-мэг?

— Это была глупая мысль. — Фаолан попытался глубже зарыться мордой в землю, но при этом поднять глаза так, чтобы видеть волчицу.

— Великий Люпус, как ты жалок! Ты даже не знаешь, как правильно демонстрировать покорность третьей степени после первого расшаркивания брюхом. Даже этого не знаешь, не говоря уже об остальных законах нашего мира! Думаешь, ко всему можно относиться с хуррлулу?

— Я не знаю, что такое хуррлулу…

— Вот видишь! Это совиное слово, обозначающее насмешку, несерьезное отношение к жизни. Иди в Га’Хуул, посмотрим, как у тебя получится говорить с ними. Или летать.

— Я знаю некоторые совиные слова. Однажды я подружился с совой-кузнецом.

— Ах, послушайте, как удивительно! У него даже была подружка-сова, — усмехнулась Мхайри и покачала головой. — Нет, даже и думать забудь про Га’Хуул. Ты не оттуда.



— И не отсюда! — решительно отозвался Фаолан. Он старался как можно сильнее прижимать уши к голове, но все равно они нервно трепетали.

Мхайри вздохнула.

— До сих пор не верится, что ты такое натворил в бирргисе. О Люпус! Это же был момент… Величайший момент в моей жизни! Я бы наверняка разделалась с тем лосем, если бы не ты. Даже не знаю, какое решение вынесет рагнайд. Особенно сейчас, когда МакДункан такой… такой нездоровый, — голос волчицы понизился почти до шепота, но она тут же вернула себе утраченное было самообладание. — И твой тон! Не смей больше говорить таким тоном со мной или с другим волком. Ты всего лишь глодатель. Да, все знают, что ты обладаешь большой силой и невероятной ловкостью. Ты спасся из огненной ловушки. При этом волки очень суеверны, и многие полагают, что ты, перепрыгнув через огонь, нарушил порядок вещей. Разорвал Великую Цепь. Конечно, ты всего лишь спасал свою жизнь, но это не дает тебе повода огрызаться и задавать глупые вопросы!

«Что значит „всего лишь спасал свою жизнь“?» — удивился про себя Фаолан. Уйти от погони бирргиса и перепрыгнуть через огненную стену — не такое уж маленькое достижение.

— Теперь, когда ты испортил охоту, они еще больше утвердились в своем мнении. Стая хочет, чтобы тебя изгнали. Волки верят, что это ты вызвал лунную гниль. Точнее, ты сам и есть ходячая лунная гниль.

— Неужели они действительно в это верят? — Лунной гнилью называлась тень, отбрасываемая днем луной прошедшей ночи, и это считалось дурным предзнаменованием.

— То, что ты волк-одиночка и не знаешь законов стаи и клана, — вовсе не оправдание. Ты даже не попытался их выучить!

— Но какой в этом смысл? Люпус даровал мне сильные ноги. Я научился прыгать, научился бегать, а теперь это всё зря? Почему мне нельзя делать то, что у меня хорошо получается?

Мхайри окинула его гневным взглядом.

— Ты думаешь только о себе, Фаолан. Только о себе. Но стая — это не один-единственный волк. Клан — это не одна стая. И ты узнаешь об этом, когда предстанешь перед рагнайдом.

Фаолан инстинктивно поджал хвост. Впереди его ждали рагнайд и еще большее унижение.

Но что ему делать? Отказаться от всего, чему он с таким трудом обучился? Отказаться от себя ради стаи?

Глава четвертая

Отпечаток в грязи

Наказание под названием «укус глодателя» назначали крайне редко. Но стая согласилась с тем, что Фаолан нарушил самые главные законы бирргиса и поэтому его следует подвергнуть именно «укусу глодателя». Для этого выбрали Хипа, что еще больше унижало молодого неопытного волка. Предводитель Кларен, глава Речной стаи, и предводитель Брик, глава стаи Восточной Осыпи, оба украшенные костяными ожерельями, вывели желтого глодателя вперед. Хип не отрывал глаз от земли, но от Фаолана не скрылось, что он тайком ухмыляется. Мелкий дождь быстро превращал пыль в липкую грязь.

Желтый волк должен был подойти к Фаолану и вырвать у него клок шкуры, возможно, даже с мясом. Так он сделает глубокую, до кости, отметину. Сама мысль о том, что он останется отмеченным на всю жизнь, казалась Фаолану отвратительной. Он тоже опустил глаза; сердце у него забилось так же глухо, как порой билось у медведицы. Ему даже показалось, что внутри него грохочут раскаты грома. От нервного ожидания он принялся топтаться на месте, особенно нажимая на свою слегка изогнутую лапу. Нет, он не убежит и даже не дрогнет — нельзя позволить Хипу такого удовольствия! «Я вынесу боль смело. Я сделаю это ради Гром-Сердца». Теперь Фаолану казалось, что медведица передала ему не только свое сердце, но и свой смелый дух. Он перестал топтаться, выпрямился и подготовился к наказанию.

Но почему Хип медлит и почему так долго молчат остальные? Что случилось? Фаолан почти чувствовал, как стаей овладевает разочарование, как будто волкам не удалось увидеть увлекательное зрелище. Он поднял глаза и увидел, что Хип дрожит от страха, уставившись желтыми глазами на отпечаток лапы молодого глодателя в грязи. Это была правильная спираль, похожая на звезду с изогнутыми лучами. Фаолан даже сам удивился: он не замечал, чтобы отпечаток был настолько четким. Неужели он настолько сильно вдавил лапу в грязь в своем решении не дрогнуть? И почему дрожит Хип? Как-то это не согласуется с его ролью; дрожать скорее должен был он, Фаолан.

— Давай же, покончи с этим! — нетерпеливо приказал Хипу Кларен.

— О, предводитель Кларен, — отозвался Хип, вставая на колени и опуская морду в грязь, старательно избегая спирального отпечатка. — Я недостоин этой чести. Я благодарю вас за предоставленную возможность, но есть много волков, стоящих гораздо выше меня, не занимающего никакого ранга. Я не могу совершить укус, не посягнув на… на…