Страница 17 из 19
— Надо обладать большим умом, чтобы собственные чувства выдавать за подделку, — сказал Макс.
Он не помнил, где вычитал или услышал эту фразу. За неимением культуры истинной и собственной он очень ловко, уместно и своевременно умел вворачивать в свою речь чужие мнения. Меча Инсунса поглядела на него с легким удивлением:
— Хм… Кажется, мы вас недооценивали, сеньор Коста.
Макс улыбнулся. Они медленно шли по палубе на корму.
— Просто Макс.
— Да, конечно… Макс.
Дошли до ограждения, облокотились, наблюдая, как мелькают внизу кепки, мягкие шляпы, белые панамы, женские памелы,[21] модные в том сезоне фетровые и соломенные шапочки-каскетки с разноцветными лентами. На палубе первого класса, где прогулочные галереи левого и правого бортов соединялись на небольшой террасе курительного салона, царило оживление: все столики были заняты, и пассажиры наслаждались спокойным морем, погожим мягким днем. Был час аперитивов: десяток лакеев в темно-красных курточках сновали меж столиков, балансируя подносами с напитками и закусками, а метрдотель зорко следил, чтобы все было достойно высокой цены билета.
— Симпатичные… — заметила она. — Я про официантов. Кажется, они очень довольны своей жизнью. Может быть, это море так на них действуют.
— Это в самом деле только так кажется. Их безжалостно гоняют офицеры и пассажирский помощник. А вызывать симпатию — часть их работы: им платят за то, чтобы улыбались.
Меча Инсунса поглядела на него со вновь пробудившимся интересом. Иначе, чем прежде.
— Похоже, вы хорошо осведомлены.
— Уж в этом можете не сомневаться. Но мы говорили о вашем муже. О его музыке.
— Да-да… Я собиралась рассказать, что Армандо любит углубляться в апокрифы, произвольно смешивать разные эпохи. И с бо́льшим удовольствием работает с копией, нежели с оригиналом… То здесь, то там оставляет некие метки, куски, сделанные в стиле и духе Шумана, или Сати, или Равеля… Он примеряет разные маски, доходя почти до пародирования. И пародирует даже то — и главным образом то, — что само по себе уже пародия.
— То есть некий иронический плагиат?
Замолчав, она снова взглянула на него как-то по-особенному. Пытливо и изучающе, будто стараясь проникнуть в самую суть.
— Иногда это называют модернизмом, — смягчил свое высказывание Макс, явно опасаясь зайти слишком далеко.
И предъявил свою фирменную улыбку — улыбку доброго малого, который звезд с неба не хватает и весь как на ладони. Или, как назвала его при встрече Меча Инсунса, «танцора-совершенство». Спустя еще миг она отвела глаза и покачала головой.
— Не путайте, Макс… Он — необыкновенный композитор, вполне заслуживающий своей славы. Он притворяется, что ищет, хотя уже нашел, и делает вид, что пренебрегает деталями, хотя скрупулезнейшим образом разработал их. Умеет быть вульгарным, но даже вульгарность эта — особого свойства. Знаете, тщательно продуманная небрежность в одежде подчеркивает ее изысканность… Вы слышали интродукцию к «Пасодоблю для Дон Кихота»?
— Нет. К сожалению. По части музыки мои познания не простираются дальше бальных танцев. Ну, или почти.
— В самом деле жаль. Тогда вам были бы понятней мои слова. Введение, которое никуда ничего не вводит. Гениальная шутка.
— Для меня это слишком сложно, — искренне признался он.
— Несомненно, — ответила она, в очередной раз окинув его внимательным взглядом. — Да.
Макс стоял, по-прежнему опершись на выкрашенный в белый цвет планшир. Его левая рука находилась в двадцати сантиметрах от ее правой руки, державшей книгу. Жиголо посмотрел вниз, на пассажиров первого класса. Отшлифованная многолетними усилиями выучка позволила ему почувствовать сейчас лишь слабый, смутный намек на злобу. Причем не такую, с которой нельзя было бы совладать.
— И танго, которое мечтает сочинить ваш муж, тоже будет шуткой? — спросил он.
Да, в определенном смысле, ответила она. Но не только. Танго стало настоящим поветрием. Оно одинаково сводит людей с ума в салонах, в театрах, в кино или на танцульках в парке. И вот Армандо намерен поиграть с этим безумием. Вернуть публике простонародность, но как бы процеженную сквозь фильтры иронии, о которой она говорила Максу чуть раньше.
— Замаскировать его на свой манер и в своем стиле. И во всю силу своего таланта создать танго, которое было бы пародией на пародии.
— Нечто вроде того рыцарского романа, который когда-то разом покончил со всеми рыцарскими романами?
Она не смогла скрыть удивление:
— Вы читали «Дон Кихота», Макс?
Он быстро просчитал в уме варианты. И решил, что лучше будет не рисковать. Ни к чему козырять интеллектом. Как говорится, лжец и ловкач попадают впросак чаще, чем неуклюжий простак.
— Нет, — ответил он, снова улыбнувшись с безупречно отработанной непринужденностью. — Сам роман не читал, но о нем — очень много.
— Ну, «покончить» — это, может быть, слишком сильно сказано. По крайней мере, отринуть, оставить позади. Создать нечто непревзойденное и собравшее в себе все. Совершенное танго.
Они отошли от борта. Над морем, на глазах терявшим сероватый оттенок и набиравшим яркой синевы, солнце рассеивало последние остатки дымки. Восемь спасательных шлюпок левого борта сверкали белым так ослепительно, что Максу пришлось поглубже надвинуть на глаза козырек. Меча Инсунса из кармашка своего джемпера достала и надела темные очки.
— Он в восторге от ваших рассказов, — проговорила она, сделав еще несколько шагов по палубе. — И очень рассчитывает, что вы исполните обещание и покажете ему в Буэнос-Айресе настоящее танго.
— Ему одному?
Не замедляя шага, она сбоку взглянула на него так, словно не поняла вопроса. Минеральные воды «Инсунса», вспомнил Макс. В читальном салоне он нашел в иллюстрированных журналах рекламные объявления, а потом еще уточнил у пассажирского помощника. В конце века ее дед-фармацевт нажил состояние, разливая в бутылки и продавая воду из целебного источника в Сьерра-Неваде. Потом отец построил там два отеля и современный санаторий для лечения болезней печени и почек, и вскоре летние поездки на воды вошли в моду среди высшей андалузской буржуазии.
— На что расчет, сеньора? — настойчиво спросил Макс.
На этом этапе разговора он вправе был ожидать, что она попросит называть ее Меча или Мерседес. Но этого не произошло.
— Мы женаты пять лет. И я глубоко восхищаюсь им.
— И потому хотите, чтобы я отвел вас туда? Вас обоих? — Он позволил себе нотку скепсиса. — Вы-то ведь не сочиняете музыку?
Ответ был дан не сразу. Меча Инсунса продолжала медленно шагать по палубе, пряча глаза за стеклами темных очков.
— А вы, Макс, что намерены делать? Вернетесь обратным рейсом в Европу или останетесь в Аргентине?
— Останусь, наверно, на какое-то время. Мне предложили трехмесячный контракт в столичном отеле «Плаза».
— Танцевать?
— Пока — да.
Последовало молчание. Краткое.
— Все же эта профессия сулит не слишком блестящее будущее. Если только…
Она оборвала фразу, но Макс без труда мог завершить ее: если только благодаря великолепной внешности, улыбке славного малого и танго не подцепишь надушенную «Roger & Gallet» миллионершу, которая возьмет на себя оплату всех твоих расходов, тебя — в chevalier servant.[22] Или, как выражаются итальянцы, — в чичисбеи. А если еще грубее и проще — в альфонсы.
— Но я и не собираюсь посвящать этому всю жизнь.
Теперь темные стекла обратились в его сторону. И замерли. Он видел в них свое отражение.
— В прошлый раз вы очень интересно сказали о танго страдательных и танго убийственных.
Интуиция и на этот раз подсказала Максу: следует быть искренним.
— Это не мои слова. Так считал один мой друг.
— Тоже танцор?
— Нет. Он был солдатом.
— Был?
— Был. Его уже нет на свете.
— Сочувствую.
21
Памела — женская соломенная шляпа с большими полями.
22
Постоянный спутник дамы, кавалер замужней женщины на прогулках и увеселениях (фр.).