Страница 12 из 113
Таким образом, все доходы Друга людей, хоть и увеличенные благодаря хитроумным операциям, уходили на выплату пенсионов или процентов по долгам. Купить полк — это химера; к тому же маркиз полагал, что суровая жизнь простого солдата окажется полезным добавлением к строгостям аббата Шокара. Так что он намеренно интриговал, добиваясь, чтобы его сына записали в Беррийский кавалерийский полк.
Этим полком командовал 26-летний полковник, господин де Ламбер, убежденный приверженец политэкономии. Он без возражений принял к себе в солдаты недисциплинированного Пьер-Бюфьера, в чем вскоре раскаялся. Оноре Габриэль представлял себе поступление в полк как освобождение. Но чего стоит свобода без денег? В восемнадцать лет молодой человек столкнулся с этой проблемой; на помощь отца надеяться не приходилось, тогда он обратился к матери, что было совершенно логично, хоть и хитроумно. Чтобы выставить себя в выгодном свете, он в письмах к ней едко высмеивал госпожу де Пайи. Маркиза де Мирабо прислала немного денег; Друг людей об этом узнал, сильно разгневался и запретил переписку матери с сыном.
С тяжелыми чувствами молодой человек покинул Биньон. Чтобы следить за его поведением, отец приставил к нему слугу-шпиона по имени Гревен, в чьем обществе Пьер-Бюфьер и прибыл в Сент 19 июля 1767 года.
В практическом плане военная жизнь ему не претила; он без труда обучился владению оружием и наслаждался физическими упражнениями, хотя с трудом подчинялся приказам.
В Сенте было мало развлечений. Оноре Габриэль попробовал было играть, но, как и все безденежные игроки, приобрел лишь долги. Друг людей, поставленный в известность, согласился погасить один долг (сорок ливров) по случаю назначения сына младшим лейтенантом. Это повышение было проявлением немалой снисходительности: за первый год службы молодой военный в общей сложности пять месяцев провел на гауптвахте.
На втором году службы донесения Гревена стали носить тревожный характер: Пьер-Бюфьер не только играл, но и бегал по девочкам, что еще больше увеличило его долги. Титулованная любовница, дочь местного стража порядка, хотела женить молодого лейтенанта на себе. Тот снабдил ее неплохим гардеробом, показывался с нею на люди, потом, от невозможности уплатить по счетам, поставил на карту свое жалованье. Результат — долг в восемьдесят ливров, который он никак не мог уплатить.
Узнав об этих выходках, Друг людей сначала возликовал: поведение сына оправдывало его мрачные прогнозы. Естественным образом в голове маркиза зародилась великая мысль, которой отныне и определялись его действия в отношении наследника: найти ему «прохладную темницу, и потеснее, чтобы умерить его аппетиты и сделать фигуру постройнее». Видно, экономист в нем сосуществовал с эстетом: он страдал от внешности сына так же, как радовался его беспорядочной жизни.
Узнав, что Пьер-Бюфьер не может уплатить долги, полковник Ламбер накричал на него — и услышал ответ в том же тоне. Впоследствии лейтенант утверждал, будто его командир тоже был влюблен в дочку полицейского, и что поводом для упреков была только ревность.
К этим словам следует относиться с недоверием, как и ко многим другим утверждениям Мирабо, склонного ко лжи. Ясно одно: в тот день его дерзость превзошла все границы, поскольку, опасаясь чересчур тяжелых ответных мер, он сбежал из части.
В Париже, скрываясь под вымышленным именем, он имел наглость просить о помощи герцога де Нивернуа[13], одного из крупнейших вельмож Франции: любовница герцога, госпожа де Рошфор, была близкой подругой госпожи де Пайи. Салонный дипломат Нивернуа известил об этом Друга людей, тот пришел в ярость и принял меры. Господин дю Сайян, зять маркиза, попытался смягчить удар и добился от Шуазеля, в ту пору военного министра, чтобы санкции носили только дисциплинарный характер, а затем вызвался лично препроводить беглеца в Сент.
Сценарий был продуман заранее: Пьер-Бюфьера отправили с поручением. В письме, которое он должен был доставить маршалу де Сентеру, заключался приказ арестовать гонца и поместить его под стражу на остров Ре. Опыт пребывания в королевской тюрьме оказался не столь горьким, как рассчитывал Друг людей. Губернатор форта Ре, старый Бальи дʼОлан, поддался очарованию узника, охотно вел с ним беседы и стал ему другом.
У помощника коменданта, господина де Мальмона, была дочь: ее роман с Мирабо — прообраз романа Фабрицио и Клелии в Фарнезской башне[14]. Этим вполне объясняется и снисходительность Стендаля к пленнику с острова Ре. Через посредство Мальмонов Мирабо смог возобновить переписку с дочкой полицейского из Сента. Получив позволение гулять по острову, он быстро сумел пересечь пролив и попировать в Ла-Рошели, где, разумеется, наделал долгов.
Он также вызвался сражаться добровольцем на Корсике: Людовик XV только что купил этот остров у генуэзцев. Его жители, хотя уже долгое время находились под французским господством, потребовали независимости и взбунтовались.
Уже четверть века Корсика была полигоном для маневров; Сегюр принял там боевое крещение, Кастр командовал там войсками, а затем уступил свое место маршалу де Во, который и стал усмирителем острова. Под началом последнего Мирабо, вместе с Лозеном, будущим герцогом де Бироном, узнал, что такое война, вернее, герилья, поскольку корсиканская кампания велась отнюдь не по правилам великой стратегии, если не считать любовных сражений.
Не стоит терять время, рассказывая о его романах с дочкой генерала Чеккальди, с госпожой Шарден, женой военного интенданта, с двумя сестрами-корсиканками, якобы из хорошей семьи, со служанками и, наконец, из озорства — с монахиней.
Даже если сделать скидку на хвастовство, большинство сражений, в которых отличился Мирабо, происходили в постели, а не на поле боя.
Намереваясь написать впоследствии историю Корсики, он вел дневник своих походов и убеждал себя в том, что он прирожденный полководец. «Я рожден для войны, — уверял он. — Я получил от природы верный и быстрый глаз. Из всех книг, написанных на разных языках о войне, нет ни одной, которую бы я не прочел… Я могу предъявить свои записки обо всех областях этого ремесла, от важнейших военных предметов до мелочей, относящихся к артиллерии, инженерным сооружениям и снабжению».
Это бахвальство становится особенно пикантным, если уточнить, что сам бахвал командовал гарнизоном в Аяччо в тот самый день 15 августа 1769 года, когда в этом городе родился Наполеон Бонапарт!..
Весной 1770 года Корсика была усмирена, и Мирабо отплыл в Прованс; он ступил на землю, которая первой признает его гений. Для начала он собирался отправиться к дядюшке Бальи и посетить тот самый замок Мирабо, имя которого жаждал носить.
Бальи принял его сдержанно; как все раскаявшиеся грешники, он не отличался снисходительностью; выходки Пьер-Бюфьера в Сенте его возмутили; он советовал маркизу отправить непокорного в Голландскую Индию — шансы вернуться из такой экспедиции были невелики. Пьер-Бюфьер был этим потрясен до глубины души. «Вы признались мне, — писал он позднее отцу, — что были готовы отправить меня в голландские колонии во время моего заключения на острове Ре; это слово произвело на меня глубокое впечатление и чудесным образом повлияло на всю оставшуюся жизнь. Что же я такого сделал в восемнадцать лет, что Вам в голову пришла подобная мысль?»
Задержавшись в окрестностях Экса, Оноре Габриэль захотел привлечь дядю на свою сторону. Никого не найдя в Мирабо, он вернулся в Экс вслед за письмом с просьбой о встрече: 14 мая 1770 года генерал с Мальты и лейтенант с Корсики оказались лицом к лицу.
Непоколебимый дядя не устоял перед обаянием племянника. «Я был очарован, — написал он на следующий день маркизу. — Не знаю, возможно, как говорят, у меня в сердце чехарда, но только оно сильнее бьется при взгляде на этого юношу. Я нахожу его некрасивым, но не страшным, и под его оспинами скрываются черты, сильно напоминающие бедного покойного графа (Луи Александра, он же Германик). Он схож с ним повадками, жестами, выражением…»
13
Письмо от 21 июля 1768 года — первое из известных нам писем Мирабо. — Прим. авт.
14
Сюжет «Пармской обители» Стендаля.