Страница 31 из 48
Как бы там ни было, ясно одно: было бы недопустимой предвзятостью или же непозволительной расточительностью нашей исторической памяти отказывать церковным деятелям средневековой Руси, становившимся поперек дороги государям, в той доле уважения, которую заслуживает всякий человек, выступавший против «земного бога».
Митрополиты Феодосий (1462—1464) и Филипп (1464—1473), следуя заветам первого автокефального «святителя» Ионы, стремились восстановить те нормы отношений между церковью и великокняжеской властью, которые существовали во времена митрополита Алексея. Разумеется, это не могло понравиться Ивану III. Он ловко устранил с кафедры идеалиста Феодосия, затеявшего «чистку» церковных рядов и тем снискавшего всеобщую ненависть. Однако и Филипп оказался немногим лучше. Великий князь имел немало неприятностей от этого твердого и несговорчивого иерарха. Филипп резко осуждал контакты Ивана III с католическим миром. По некоторым сведениям, митрополит отказался венчать государя с* его второй женой Софьей Палеолог, приехавшей на Русь из Рима.
Филипп пытался самостоятельно, без помощи князя, выстроить новый Успенский собор в Московском Кремле. Однако в результате технических ошибок строителей в 1474 г. недостроенное здание рухнуло..
После внезапной кончины Филиппа весной 1473 г. его место занял бывший архимандрит Симонова монастыря Геронтий. Он был хозяином «дома святой Богородицы» до своей кончины в 1489 г. Для Ивана III Геронтий оказался самым «крепким орешком». На самодержавный произвол о>н отвечал князю традиционными церковными санкциями и приемами: запрещал освящать церкви, выстроенные великим князем, демонстративно уходил с кафедры в монастырь, отлучал от церкви и бросал в темницу иерархов, перешедших на сторону князя. Известно также, что Геронтий искал поддержки в среде недовольных политикой Ивана III удельных князей и бояр.
Ведя необъявленную войну с великим князем, Геронтий опирался на поддержку и сочувствие большей части высшего духовенства, понимавшего, что речь идет не менее, чем о полной ликвидации политического суверенитета митрополичьей кафедры.
Человек сильной воли, большого ума и беспредельного честолюбия, Иван III был лишен каких-либо «сдерживающих центров» по отношению к религии и церковной иерархии. Выросший в обстановке льстивого коварства и затаенной злобы, среди ослеплений и отравлений, сын Василия Темного был убежден, что вопреки евангельскому изречению, бог не в правде, но в силе.
В борьбе со строптивым митрополитом Иван III использовал самые различные средства. В противовес авторитету Геронтия он выдвигал и поддерживал неофициальных церковных лидеров — троицкого игумена Паисия Ярославова, ростовского архиепископа Вассиана, чудовского архимандрита Геннадия. Князь шантажировал Геронтия переговорами с представителями литовского православного митрополита Спиридона. Случалось, что Иван III грубо вмешивался в область церковной юрисдикции и отменял решения митрополита. Наконец, в 80-е годы тот смирился и подчинился воле государя. Именно этот, «поздний» Геронтий заслужил упрек Иосифа Волоцкого, что он «бояшеся Державного».
После кончины Геронтия Иван III долго медлил с избранием митрополита. Наконец, 26 сентября 1490 г. церковь узнала имя своего нового «архипастыря». Им, по воле великого князя, стал симоновский архимандрит Зосима Брадатый. Если верить Иосифу Волоцкому, Зосима втайне разделял взгляды новгородско-московских еретиков [86].
Источники рисуют Зосиму человеком крайне низкой нравственности. Вероятно, в этом есть большая доля враждебной тенденциозности. Однако и в действительности Зосима, по-видимому, был не более чем политической марионеткой в руках великого князя Ивана III. «Государь всея Руси» возвел его на митрополию, желая ослабить традиционно высокий престиж митрополичьего сана, внести раскол в ряды воинствующих церковников.
17 мая 1494 г. Зосима оставил митрополию «не своею волею, но непомернаго пития держашесь». Удалившись в Троице-Сергиев монастырь, он еще долго бушевал там, смущая монахов, требуя оказывать ему митрополичьи почести.
Более чем через год после отставки Зосимы «изволением государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси» на митрополичью кафедру был возведен троицкий игумен Симон, человек весьма бесцветный, ставший послушным орудием в руках великого князя. Благодаря своему покладистому характеру Симон сумел без особых потрясений пробыть на митрополии 16 лет — до самой своей кончины 30 апреля 1511 г.
В эпоху Ивана III не только митрополиты, но и монастырские «старцы» искали свое место в новой политической системе единого русского государства. Минули безвозвратно времена, когда «великие светильники» Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский с высоты своего духовного превосходства поучали князей и бояр. Теперь лишь «старцы» Кирилло-Белозерского монастыря порой «показывали характер», надеясь на заступничество удельного князя Михаила Андреевича Верейско-Белозерского, во владениях которого находился монастырь. Негодуя на вмешательство «державного» в дела монастыря, они демонстративно уходили из обители. Однако Иван III конфисковал белозерские владения князя Михаила Андреевича и быстро подавил кирилловскую фронду.
В эпоху Ивана III возникает многолюдный «государе© двор», складывается по-византийски пышный' придворный церемониал. Монастырские «старцы» вынуждены были считаться с мнением двора, вникать в его тайны, искать покровителей среди вельмож. В связи с этим появляется и новый тип «старца»: вкрадчивый и льстивый, искушенный в придворных интригах, он сильно напоминает влиятельного прелата при дворе западноевропейских правителей.
Приближенные ко двору «старцы» уже не могли сохранять в чистоте иноческий идеал. Знаменитый е свое время боровский игумен Пафнутий (1444—1477) перед смертью, оглядываясь на прожитое, сокрушался: «Шестьдесят лет угождал я миру и мирским людям, князьям и боярам, встречая их, суетился; а сколько в беседах с ними было суетного наговорено; провожая их, снова суетился, а того и не ведаю — чего ради?»[87]
Когда умиравший «старец» отказался принять по-сланца великого князя, его ученик Иннокентий пришел в ужас и стал умолять Пафнутия: «Бога ради, о нашей участи подумай: ведь этого желает князь великий; осердится он за это, не разгневай его!»
Вскоре после кончины Пафнутия церковники стали прославлять его как святого. Однако с этим были согласны далеко не все. В 1531 г. известный писатель и переводчик Максим Грек был обвинен в том, что не признает святости Пафнутия. В ответ на обвинения Максим заявил: «Он держал села, и на деньги росты имал (т. е. занимался ростовщичеством.— Н. Б.), и люди и слуги держал, и судил, и кнутьем бил, ино ему чудотворцем как быти?»[88]
Ближайшим учеником Пафнутия Боровского был Иосиф Санин, основатель и игумен Успенского монастыря близ Волоколамска (1479—1515). В истории русской церкви Иосиф Волоцкий известен главным образом своей борьбой с еретиками. Преследуя их, Иосиф обнаруживал фанатичную нетерпимость к любому отступлению от церковных догм. Однако скрытой пружиной его деятельности была жажда власти. В глубине души он лелеял мечту об обществе, где судьбами народа и отдельных людей распоряжаются священники. Разжигая «охоту на ведьм», волоцкий игумен хотел сыграть роль верховного судьи, перед которым трепещут не только простолюдины, но и знать. Как и его покровитель, ярый гонитель еретиков новгородский архиепископ Геннадий, Иосиф восхищался практикой испанской инквизиции. При случае он и сам охотно выступил бы в роли Великого инквизитора. Именно Иосиф добился небывалой в истории русской церкви расправы: сожжения еретиков в Москве и Новгороде в 1504 г.
Покончив с подлинными еретиками, Иосиф «вошел во вкус» и не раз пытался уничтожить своих политических противников, обвиняя их в «ереси». Однако они быстро разгадали тактику Иосифа и платили ему той же монетой: к концу жизни сам инквизитор едва не попал на скамью подсудимых по обвинению в нарушении церковных канонов.
86
Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л., 1959. С. 160—161.
87
Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века. М., 1982. С. 493.
88
Цит. по: Синицына Н. В. Нестяжательство и русская православная церковь XIV—XV вв.//Религии мира. Ежегодник. 1983. М., 1983. С. 93.