Возвращение из мрака

– Коля, видел?

Тот подлетел на полусогнутых.

– Не понял… Вы о чем, господин?

Карабай смотрел на него с сожалением: еще одна марионетка, которую сегодня придется убрать. Ничего, кто-то верно заметил, русские бабы еще нарожают сколько угодно рабов. Вдруг почему-то захотелось обмолвиться словцом с безответным существом.

– Давно работаешь на Гарая, Коля?

– Извините, барин, не пойму, о ком вы? Меня Ахмет Шалманов нанимал. Пятый год как в бригаде.

– Ну и как он? Не обижает?

– Что вы, как можно. Хороший, добрый человек. Да нам много и не надо.

– Это верно… Раньше кем был? В прежней жизни?

Савелов поежился – то ли от холода, то ли от страха.

Обычно у этих подневольных руссиян все реакции примитивные, как у насекомых.

– Дак что же… работал и раньше… Мастером по оборудованию… На сотом заводе. На Семеновской.

– Закрыли завод-то?

– Не то что закрыли, но денег, конечно, не платят. Демократия же, блин.

– У тебя детишки, женка?

– Все есть, барин, жаловаться грех.

– Людей приходилось убивать?

Савелов едва слышно скрипнул зубами – это уж точно от робости.

– Как можно, господин… Такое нам не по силам. Карабаю надоел пустой разговор, не мог понять, зачем затеял. Отогнал Савелова властным движением руки.

Сидел истуканом, изредка нежно поглаживая пусковое устройство. И все же не было ощущения, что сегодня особенный, великий день. Все дни борьбы в сущности одинаковы. С улыбкой подумал, что так можно не заметить, когда придет окончательная победа. Если о ней не объявят с экрана.

Наконец затрещало в приемнике, и после короткой паузы голос зомби произнес: залп! Дождался! Как всегда в торжественную минуту почувствовал ласковый скребок под сердцем. Залп. Огонь. Пли. Изумительные, волшебные слова, кружащие голову крепче, чем женщины и вино. Всегда подводящие некий блистательный итог. Русские ничего не придумали лучше этих слова. С улыбкой наслаждения Карабай передвинул рычаг на приборе – и в ту же секунду почувствовал, как в затылок уперлось что-то твердое. Он слишком давно воевал, чтобы не понять, что это такое.

– Приехали, Карабаюшка… Опусти ручонки-то, опусти… Доигрался, браток, со взрывчаткой.

Голос за спиной звучал наставительно, беззлобно, и смешался с огненной иллюминацией, озарившей окрестность ярче тысячи солнц. Вспышки следовали одна за другой, и при каждой вздымалась над противоположным берегом фигурная мозаика, словно невидимый рыбак-великан пытался накинуть на реку сверкающую, узорчатую сеть.

Стоявший сзади человек выудил у него из-под мышки пистолет и забрал пусковое устройство, сопроводил комментарием:

– Улики, брат. Неопровержимые. Потом вышел вперед и добавил:

– Суетиться не стоит, Карабаюшка. Хлопцы твои, которые в машинках, все повязаны.

Карабай разглядывал его без особого любопытства – высокий, статный блондин лет тридцати. Как ловко подкрался, надо же! У Карабая на языке вертелось несколько вопросов, но он задал только один, казавшийся сейчас главным:

– Скажи, морячок, если меня вели, то зачем допустили вот это? – и обвел рукой разгоравшийся трескучий пожар.

Действительно, это был очень важный вопрос, но ответ на него он получил значительно позже, в Лефортовском каземате, и ни от кого иного, как от самого генерала Самуилова.

ЭПИЛОГ

В ту ночь взрывы прогремели еще в двух городах. В Воронеже наконец-то после многих неудачных попыток удалось подорвать железнодорожный вокзал. Пострадало основное здание и в нескольких окрестных домах повышибало стекла. По ночному времени человеческих жертв оказалось на удивление немного: подоспевшая как всегда вовремя служба МЧС извлекла из-под руин с десяток неопознанных трупов и около сотни раненых. Да еще кусок арматуры, отлетевший на двести метров, повредил дверь в офисе Исидора Пупкина, одного из претендентов на губернаторское кресло, что дало ему основание подать жалобу в центральный Избирком. На жалобу никто не отозвался, хотя Пупкин в ней убедительно доказал, что взрыв вокзала является всего лишь звеном в цепи грязных предвыборных технологий, используемых ныне действующим губернатором и его московскими кукловодами.

Более серьезная диверсия произошла в Самаре. Там на воздух взлетела центральная городская свалка, причем в тот момент, когда туда уже подтянулись сотни пенсионеров в ожидании утреннего, самого уловистого завоза. К сожалению, взрыв не удалось заснять на пленку, но, по свидетельствам очевидцев, зрелище было потрясающее. Бедные старики, подкармливающиеся на свалке, вместе со своими клюшками и орденами возносились под небеса в обнимку с мусорными контейнерами и разрывались подобно шаровым молниям. Необычный оптический эффект, как объяснили специалисты, был вызван тем, что террористы впервые использовали в Самаре гремучую пироксилиновую смесь, обогащенную урановыми отходами. Так или не так, но голубоватое, непроницаемое облако радиоактивной пыли висело над городом еще целую неделю. На другой день многие российские газеты вышли с броскими заголовками на первых полосах, типа: «Удар возмездия. Чем ответят федералы?». Электронные СМИ, как обычно, выдвинули две версии случившегося: чеченский след или криминальная разборка между региональными группировками. По всем каналам прошли экстренные выпуски новостей и «круглых столов» с участием ведущих экономистов-политологов и творческой интеллигенции. Говорили разное, но все сходилось в одном: без помощи Запада не обойтись и президенту следует, хоть кровь из носа, уговорить Буша-младшего прислать две-три дивизии морских пехотинцев, хотя бы для защиты особо важных оборонных объектов. По одному из каналов, в передаче «Независимое мнение» выступил известный олигарх и меценат Исламбек Гараев, который сам пострадал в этой ночной заварухе: у него взорвали центральный офис «Топаза» и знаменитое на всю Москву благотворительное казино для простонародья «Миллион на рыло». Гараев на заковыристые вопросы ведущего отвечал сдержанно и туманно, и в заключение короткого интервью пообещал премию в сто тысяч долларов тому, кто выведет на след злодеев. «Может, даже больше дам», – посулил со своей ослепительной, кривой ухмылкой, за которую его обожали рядовые руссияне.

Однако посмаковать как следует кровавые события телевидение не успело, информационный бум длился всего три дня, потом был вытеснен новой сногсшибательной сенсацией, взбудоражившей телеграфные агентства всего мира. У нефтяного магната Шлиппенбаха, бывшего россиянского министра, проживающего в Америке, от чернокожей любовницы родился младенец с тремя головами.

В номере-люкс отеля «Ночная фиалка» сидели двое: Сидоркин и Камил. Время было утреннее, переходное, ближе к полудню. В высоком окне скрестились оранжевые полосы солнечного света. Беседовали уже около двух часов, но к согласию не пришли, и оба немного утомились.

– В принципе, – сообщил Сидоркин, – особняк обложен со всех сторон, от меня мало что зависит. Вряд ли тебе дадут уйти.

– Это как раз не беда, – ответил Камил. – Уйти я смогу по-любому… Отчего вы так горячитесь, Антон Иванович? Вам какая корысть, если меня задержат?

– Но как же, как же! – заново закипятился Сидоркин. – Оправдаться перед начальством – это раз. И потом – без твоих показаний Карабай в два счета откупится. Через неделю будет на воле.

– Он с любыми показаниями откупится, – улыбнулся Камил, поражаясь искренней наивности этого человека, который старше его был не меньше, чем вдвое. Но Сидоркин ему нравился, он хотел расстаться с ним по-хорошему, без кукиша в кармане. – У Гараева вообще депутатская неприкосновенность. Таких волков нам надолго в камеру не загнать. Но это все на самом деле неважно… Карабай, Гараев и всякие другие – это пешки, только пешки в большой игре, которую не они даже затеяли.

Сидоркин хлопал глазами, пытаясь понять. Понять не смысл того, о чем говорил Камил, а кто он такой. Кто за ним стоит? Без этой информации на глаза генералу лучше не попадаться.