Возвращение из мрака

И впрямь светало – пора было сматываться. Магомай не собирался раскошеливаться, но и убивать полудурка не было нужды. Как профессионал, Филимон Сергеевич никогда не брал на себя лишней крови, не подкрепленной контрактом либо какими-то высшими соображениями, как в случае в майором. Похмелившийся сторож-бомж был ему симпатичен. Невинное, безвредное создание, как оживший куст у дороги. Филимон Сергеевич ценил в человеческих существах способность оборачиваться растением уже при жизни и получать удовольствие от самых простых вещей: от лишнего глотка ханки, от солнышка на небе, от соленого гриба в банке. В этих существах не было уныния и злобы, в отличие от тех гадов, с какими ему приходилось вступать в деловые отношения. Мечта полудурка о несметном богатстве, которое он может получить, продав ближнего своего, не вызывала у него раздражения или брезгливости. Точно так же ребенок, рожденный в нашей россиянской семье, списанной на бой чубайсятами, все равно тайно помышляет о блестящем, сверкающем велосипеде с шестнадцатью передачами.

– Что же ты, Петя, один горе мыкаешь? Или есть у тебя кто? – спросил неизвестно зачем.

Полудурок, с вожделением косясь на сумку, солидно ответил:

– Как не быть. Человеку одному нельзя, пропадет. Кошечка со мной прижалась, Наиной прозвал. В честь жены бывшего императора… прежде семья была, пока с круга не сошел. Жена Марусечка и сынок Виталик. Они и сейчас где-то есть. Спонсирую по мере возможностей. Из нынешней суммы отошлю как минимум половину.

– А остальные на что потратишь?

Сторож мечтательно пожевал губами, в рассветных лучах его синюшный лик обрел очертания вечности.

– Ах, Виктор Федорыч, небось думаете, коли человек обездоленный, дак ему и деньги не нужны? Совсем напротив. Я вот давно смекаю, не махнуть ли в Европу, да все случай не выпадал.

– Зачем тебе Европа, Петя?

– Хотя бы самому убедиться, что не обманули. Что есть истинный рай на земле, а не токмо на небе.

Магомай его понял и ответно загрустил.

– Ладно, допивай, голубчик, и пересчитаешь деньжата, чтобы ошибки не вышло.

Сторож задрал башку, смакуя последние глотки, а Филимон Сергеевич достал из сумки кожаный мешочек, набитый свинцовой дробью – оружие ночного добытчика. Дал допить несчастному, потом сбоку, враскрутку вмазал мешочком в висок. Бомж повалился с дерева, чудно хлюпнув всем своим пропитым естеством. Филимон Сергеевич, натужно покряхтывая, оттащил тело в кусты, закидал ветками. Ничего, очухается часика через три-четыре. Из доброты душевной прилепил ему ко лбу сторублевую ассигнацию. Опохмелись еще, сударик. Вот вся твоя красная цена. Он не опасался, что обиженный полудурок кому-нибудь проболтается о случившемся. Себе дороже выйдет.

Отряхнул плащ, вскинул сумку на плечо – и не спеша, стараясь ступать по сухому, вернулся к машине. Таксист кемарил, сидя за баранкой, под приятное пение Газманова: «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…»

Магомай растолкал водилу.

– Поехали, сынок.

Сынку было далеко за пятьдесят, но обращение он воспринимал как должное. Так было всегда. Люди, с коими доводилось общаться Магомаю, словно нутром понимали, что всякое сказанное им слово соответствует реальности.

– Обратно в Москву?

– А куда еще? Не в Париж, поди…

С водилой, конечно, придется обойтись иначе, его в свидетелях оставлять нельзя. Подумав, Магомай добавил:

– Давай на Яузу… Знаешь, где железнодорожные склады?

– Знаю, – кивнул водила, зевнув.

Ближе к вечеру, продремав в кресле у камина несколько часов, Руслан Атаев вышел на прогулку. Многодневное добровольное заточение его ничуть не томило – это был отдых. Тем более, перед этим, неделю назад он совершил стремительную инспекционную поездку – Анкара, Брюссель, Мюнхен, Рейкьявик, Петербург – уладил много дел, подчистил хвосты, провел с десяток важнейших переговоров – и главное, окончательно определил, откуда подули злые ветры. Наезд Гараева не стал для него неожиданностью и не смутил – чисто семейное дело, единственно, что покоробило – похищение пасынка, оскорбительное само по себе, но все же вполне объяснимое: Исламбек вообще склонен к силовым, нецивилизованным методам в коммерции – дикарь, что с него взять, – но в истории с мальчиком все не так однозначно, как кажется на первый взгляд. Диаспора и прежде заводила с Атаевым разговоры о том, что хорошо бы отправить талантливого парнишку на перевоспитание в горы, но он уклонялся от прямого ответа, хотя никогда не уходил от ответственности в общей, не прекращающейся ни на день борьбе с гяурами, и у себя на родине пользовался немалым авторитетом. Другое дело, что способы этой борьбы считал устаревшими и бесперспективными, изжившими себя еще в прошлом веке. Феномен Ольстера, замкнутого в скорлупе ИРА, не казался ему достойным примером для подражания. И поведение таких людей, как Гараев, вспыльчивых, самовлюбленных и недалеких, заботящихся, в сущности, лишь о своих шкурных интересах, не вызывало у него ничего, кроме холодного презрения. Они с Исламбеком враждовали давно, но старались не выходить за рамки приличий и поддерживали, по крайней мере на людях, видимость родственных отношений. На сей раз спор вышел из-за территории от площади трех вокзалов до проспекта Мира. Соблазнительный кус города, но скорее в моральном, чем в коммерческом плане (так же как Тверская, к примеру): кто правил там, тот владел доброй половиной города. Исламбек пытался представить дело так, что Атаев по подлости натуры вообще не хочет ни с кем делиться, хотя в первую очередь мог отнести этот упрек себе. И все-таки Атаев слишком хорошо знал своего заносчивого побратима, чтобы предположить, что тот решится на крайние меры в нарушении всех законов чести. Не от него он скрывался. Его спугнули отморозки из концерна «Прозит-аспект», норовящие оседлать богатейший караванный путь «Кавказ – Москва – Киев – Хельсинки – Петербург» – и далее до бескрайнего рынка Европы с выходом за океан. Заправляли в концерне турки и прибалты (рижане) – само по себе удивительное сочетание. За последние полгода они трижды подсылали к Атаеву ходоков, предлагая продать принадлежащую ему долю за смешные деньги, или, на худой конец, вступить в объединенную корпорацию с участием азиатов и колумбийцев. Атаев мягко отклонил все предложения, а когда почувствовал, что припекает, осуществил маневр с собственным исчезновением, выгадывая время для проведения некоторых необходимых встречных акций. Ситуация сложилась чрезвычайно сложная, с возможным взаимным кровопусканием, и тут совсем некстати дополнительно вмешался Гараев со своим наездом.

Но и этого мало. Днем Атаев связался с Дарьяловым-Квазимодой, начальником своей безопасности, и тот огорошил известием: якобы оборзевший конкурент не успокоился на мальчишке, и плюс ко всему, заказал Атаева у некоего киллера-надомника, что было вдвое оскорбительнее, чем похищение.

– Сомневаюсь, Петя-джан, – мягко возразил полковнику. – Кто-то тебе туфту слил.

– Увы, Руслан Атаевич, сведения хотя до конца не проверенные, но очень похоже на правду. Информатор надежный.

Надежными полковник считал свои связи, сохранившиеся со времен службы в ГРУ.

После недолгого раздумья Атаев спросил:

– У тебя все готово, Петя-джан?

– Если имеете в виду то, о чем говорили несколько дней назад, то да, готово.

Атаев имел в виду именно это. Он словно предвидел, как могут сгуститься тучи, и накануне отъезда заранее обозначил стопроцентный вариант отходняка. Во-первых, Дарьялов должен развить бурные поиски исчезнувшего босса, действуя так, чтобы никто не усомнился в их натуральности. Во-вторых, в нужный момент инсценировать покушение на Кузьму Савельевича, подставного директора «Золотого квадрата», и коли понадобится, прихлопнуть божьего человечка. Это должно было вызвать через прессу и телевидение вокруг фирмы этакую ауру трагической обреченности. И третье – центральный аккорд! – устроить пышные похороны самому Атаеву, неожиданно погибшему якобы от несчастного случая, допустим, от падения из окна высотки, неузнаваемо изменившего его внешность. Все это позволяло перейти в иную сущность, в мнимую смерть, в абсолютное перевоплощение. Последний штришок предстояло нанести Светлане, которая публично признает в погибшем своего мужа. Не хотелось ее втягивать, да ничего не поделаешь. Ей это даже понравится. Сейчас она переживала из-за Саши, и ей трудно объяснить, что, как все женщины, независимо даже от национальности, она боится совсем не того, чего на самом деле следует бояться. Зато, когда Атаева похоронят, сын к ней вернется и никто больше не будет их преследовать. Как можно воевать с мертвым, который похоронен со всеми подобающими почестями? По всем понятиям его лучше оставить в покое. Однако если допустить, что сведения у полковника верные и Гараев нанял россиянского убийцу, то он как раз уже не успокоится на достигнутом. У кого нет совести, того не урезонишь. Только рассмешишь. Скорее всего Гараев воспримет трагический уход соперника из жизни как капитуляцию и постарается свести счеты со всеми, кто был дорог покойнику. И это только на руку Атаеву. Откроются возможности для интересной, многоходовой игры. Во время инспекционной поездки он сумел увести и заморозить основные активы «Золотого квадрата», но об этом знают лишь трое преданных сородичей, причем двое из них уже отправились на небеса. После похорон начнется бешеная охота за его капиталами, где обязательно столкнутся лбами неукротимый Гараев и туповатые турки и рижане из «Прозит-аспекта». Как мертвецу, ему останется наблюдать за дракой да корректировать ситуацию в ту или другую сторону выборочным отстрелом. Когда ряды врагов поредеют, наступит торжественный момент воскрешения в новом, еще более внушительном обличье. Конечно, жаль, в заварухе погибнут Светлана и ее отрок, и еще много людей, так или иначе причастных к его бизнесу, зато какой сокрушительный урок получат те, кто решил, что может так запросто сузить жизненное пространство Атаева. Что касается самого бека, то с ним он расправится лично, но не раньше того дня, когда безумец перестанет опасаться возмездия.