Ошибка Либермана

— Вы хотите сказать, собаку.

— Да, собаку.

— Вы слышали голоса, какие-нибудь слова? — спросил Либерман.

— Музыку, шум, — ответила она. — Мне жаль, если у нее что-то случилось, но утром я пожалуюсь мистеру Сильверу.

— Она мертва.

— О, — произнесла миссис Уорнейк.

— Вы когда-либо видели людей, которые к ней приходили?

— Я ложусь спать в десять вечера. Ложусь в постель, смотрю телевизор, а потом мы с Каролиной засыпаем. Мы не очень-то интересуемся соседями.

— С Каролиной?

— Моей кошкой… собакой.

— Обманчивая кличка для крупной собаки.

— Я умышленно дала ей такое имя, — заявила миссис Уорнейк. — Ее убили?

— Да.

— Вы сказали, что это был несчастный случай. Убийство — это вовсе не несчастный случай.

— Вам ничего не угрожает, — заверил женщину Либерман. — Полицейский останется охранять квартиру до утра, но мы абсолютно уверены, что преступление было совершено по личным мотивам и убийца давно ушел.

— Это успокаивает, — сказала миссис Уорнейк. — Но я не останусь в этом доме.

И с этими словами она закрыла дверь.

Дальнейший обход Либерманом квартир с четными номерами дал следующую информацию, которой он поделился с Хэнраганом в вестибюле. Пятерых жильцов либо не было дома, либо они не захотели открыть двери. Мартин Франклин, лысоватый мужчина со страдальчески искаженным лицом, знал Эстральду внешне, но понятия не имел, как ее зовут. По его мнению, женщина, которая так одевается, заслужила то, что получила. Жена Мартина с этим согласилась. Миссис Явонович из шестьсот двадцатой квартиры, одинокая дама под шестьдесят, захотела угостить Либермана печеньем собственного приготовления. Она не помнила Эстральду Вальдес, но испытывала бесконечную благодарность Либерману и полиции в целом.

Информация Хэнрагана оказалась несколько содержательнее. Он сверился со своими записями и поделился полученными сведениями с Либерманом. Пятеро жильцов тоже не открыли двери; мужчина по фамилии Калп, владелец крупной собаки, сказал, что не желает иметь никаких дел с полицией; три женщины, каждая за шестьдесят, говорили только на языке, который Хэнраган принял за один из скандинавских. Ценная информация поступила из квартиры шестьсот девятнадцать.

— Супружеская пара, которая живет в этой квартире, вернулась домой после обеда и шоу примерно в половине десятого, — сообщил Хэнраган, потирая подбородок. На его лице быстро появлялась щетина, и Либерман подумал, что он стал походить на Эдварда Дж. Робинсона в конце «Маленького Цезаря»[19] после того, как тот провел несколько недель в ночлежке. В голосе напарника Эйба звучало волнение. — Они видели бродягу в длинном пальто, — рассказал Хэнраган. — Пьяницу, которого раньше уже встречали в этом районе. Они заметили его на лестничной клетке, когда вышли вынести мусор. Женщина сообщила, что позвонила швейцару, когда они вернулись в квартиру. Я проверил это у Клевенджера и у швейцара, Билли Тартона.

Хэнраган сделал паузу и посмотрел на Либермана. Хороший признак. Отец Мэрфи хочет произвести впечатление на аудиторию.

— Ты того и гляди завершишь это дело, — заметил Либерман.

— Пока я узнал имя. Бродяга Жюль. Ошивается возле высоток в этом квартале, проникает внутрь, когда кто-нибудь оставляет дверь открытой, находит место, чтобы устроиться, — обычно машину в подземном гараже. Парня задерживали десятки раз. Швейцар послал на его поиски ночного дежурного техника Олсона, но тот нашего Жюля не нашел.

— Давай вернемся в участок и напишем отчет, — предложил Либерман.

— А может, ты вернешься и напишешь, Эйб? — спросил Хэнраган. — Я бы еще поискал этого Жюля. Оставь отчет на моем столе. Я подпишу его к утру и положу на стол Хьюзу до его прихода.

— Ты в порядке?

— Нет, — ответил Хэнраган. — А ты?

— Мы ее должники, Отец Мэрфи, — сказал Либерман.

— Должники, — согласился Хэнраган.

Они пошли к двери внешнего вестибюля «Мичиган тауэрс». На дежурство заступил новый швейцар, а Клевенджер ушел. «Скорая» с телом Эстральды, скорее всего, уже стояла перед лабораторией патологоанатома на Полк-стрит. Возможно, они должники Эстральды Вальдес, но ей это теперь безразлично. Нет, думал Либерман, направляясь к своей машине и глядя на то, как Хэнраган идет к углу здания, мы сделаем это для самих себя. Мы сделаем это и попробуем внушить себе, что, когда найдем убийцу, счет сравняется. Да, мы попытаемся убедить себя в этом.

Было почти полвторого ночи, и Либерману предстояло написать отчет и поговорить с дочерью, если она не будет спать, когда он вернется домой.

Хэнраган завернул за угол и сел в машину. Он сидел около трех минут, размышляя, куда ехать. Сидел, глядя на стоявший перед ним грузовик, кузов которого был заполнен мешками для мусора, и вдруг вспомнил, что с шестого этажа эти мешки выглядели как красивое шелковое одеяло.

Билл достал из кармана рубашки карточку ресторана «Черная луна». Как ее звали? Она сказала свое имя… Айрис. Привлекательная женщина, подумал он. И вспомнил о другой привлекательной женщине, чье тело было… Хэнраган завел машину и выехал на улицу — на поиски Жюля Ван Бибера, Бродяги Жюля. А тот, услышав, как отъезжает машина, повернулся во сне и натянул на себя виниловый мешок с листьями — чем не одеяло?

4

Либерман остановился перед своим домом около трех ночи и припарковался у пожарного крана, на единственном свободном месте. Таково преимущество работы полицейским. У Либермана был гараж за домом, но он был полон всякого хлама, который Эйб планировал выбросить, раздать благотворительным организациям или задвинуть в угол, прежде чем наступит зима.

Он поднялся по трем ступенькам, коснулся мезузы[20] на двери, вставил в замок ключ и повернул его, стараясь как можно меньше шуметь. Составление отчета заняло больше времени, чем он рассчитывал. Чтобы прикрыть себя и Хэнрагана, потребовалось много чего — правда, без грубой лжи. Там было несколько моментов, прицепившись к которым Хьюз мог уличить их, но Либерман превзошел себя: он составил длиннющий — на шести страницах — отчет в надежде, что Хьюз бегло просмотрит, а внимательно читать не станет. Надежда была слабая, но такая возможность существовала, и Либерман не хотел ее упускать.

Он тихо закрыл за собой дверь. Барри и Мелисса спали в гостиной. Мелисса — на раскладушке, Барри — в красном спальном мешке на полу. Была суббота. Барри утром не надо идти в летнюю школу, а Мелиссе — в дневной лагерь. Лайза, с ее всегдашним научным подходом, выбрала удачный день недели, чтобы уйти от мужа.

Либерман снял туфли, сунул их под мышку и направился мимо столовой к спальне. Он решил не чистить зубы и не бриться — разденется в темноте и…

— Папа?

Лайза сидела за столом в кухне и шепотом позвала его, когда он проходил мимо. Либерман остановился. На кухне горел только ночник. Эйб вошел в кухню, закрыл дверь, включил свет и посмотрел на дочь.

На Лайзе был розовый халат с воротником, отделанным рюшем. Темные волосы забраны в узел на затылке. Перед ней стояли стакан молока и тарелка с песочным печеньем. Она макала печенье в молоко, как всегда делала в детстве.

Либерман поставил туфли на пол у двери, подошел к холодильнику, вынул коробку с синтетическими сливками, взял стакан, сел за стол напротив дочери и потянулся за печеньем.

— Мама спит, — сообщила Лайза.

— Хотелось бы надеяться, — сказал он, прожевывая кусок размоченного в сливках печенья.

— У тебя убийство?

— Да.

— Хочешь рассказать мне об этом?

— Нет, — ответил он. — Давай поговорим о тебе.

И в течение следующего часа они шептались о неоправдавшихся мечтах Лайзы, ее разбитых иллюзиях, разочарованиях, воспоминаниях и страхах перед будущим. Либерман ел печенье, практически ничего не говорил, кивал в нужных местах и внимательно слушал. В монологе дочери были несообразности. Либерман научился замечать их в показаниях людей. Звучали протесты, возможно чуть-чуть слишком искренние, чуть-чуть слишком эмоциональные. Отчасти интуитивно, но преимущественно из опыта он знал: указывать на слабые места в показаниях подозреваемой нет смысла, иначе ты рискуешь оттолкнуть ее. Нередко пойти на отчуждение было правильным шагом, но только не с его дочерью, поэтому он слушал, мысленно брал на заметку, боролся со сном, старался добиться, чтобы воспоминание об Эстральде в черном мешке с молнией не преследовало его, и находил утешение в сложной и запутанной истории семейной жизни Лайзы. Он знал причину. То, что произошло с Эстральдой Вальдес, было хаосом. Убийство было хаосом. А семейные ссоры, даже развод — это часть нормального мира. Слова Лайзы стали формулой, как восхваления Бога в пятницу вечером.

19

«Маленький Цезарь» — фильм Мервина Лероя (1931 г.), в котором актер Эдвард Робинсон исполняет роль чикагского преступника Рико.

20

Футляр на притолоке двери со стихами из Торы.