Крах игрушечного королевства

А возможно, она чувствовала себя уязвленной из-за того, что Мэттью уехал из больницы на машине Патриции. Он сидел на пассажирском сиденье рядом с ней, и выглядел бедным, бледным, и каким-то потерянным. А все его друзья уехали в другую сторону, оставив Тутс стоять на тротуаре — наихудший состояние для того, кто часто чувствует себя одиноким и никому не нужным.

Видимо, поэтому она снова сказала:

— А почему бы и нет?

По-хорошему, эти слова должны бы были разбудить эхо давних событий, но Тутс не захотела прислушиваться к этому эху. Она отлично понимала, что склонность всегда остается склонностью. Так что смотри в оба, сестричка. Но тогда она позабыла обо всех предостережениях и приняла приглашение Роба. Внутри «Фриски» выглядел, как бар, и пахло в нем, как в баре, и сейчас, в половине первого, в нем было полно людей, которые, по мнению Тутс, уже успели изрядно набраться.

Они заняли боковую кабинку и заказали бургеры и жареную картошку.

Роб попросил принести ему пива, а Тутс — колы. Роб заговорил о Мэттью Хоупе — правда, что этот придурок схлопотал пулю и уже десять дней валяется в коме? Тутс ответила, что не десять, а восемь дней, и что с ним уже все в порядке, хотя рана, конечно, еще не успела зажить, и ему потребуется некоторое время, чтобы восстановить силы. Ну, сам понимаешь, как оно бывает после комы. Роб понимающе поддакнул. Тутс сказала, что его на самом деле сегодня уже выписали, и выглядел он просто ужасно. Тут Тутс приврала — по крайней мере, Мэттью выглядел куда лучше, чем несколько дней назад, но она никак не могла забыть, как он сидел рядом с Патрицией и выглядел каким-то поблекшим и… постаревшим, что ли.

Роб сказал, что он следил за тем, как классно она работает с тех пор, как завязала, и что он гордится ею. Она ведь работает с Уорреном Чамберсом, да? Хороший мужик. И они вместе расследуют это дело, из-за которого подстрелили Хоупа, правильно?

— Ну, этим занимается еще Морри Блюм, — сказала Тутс, не желая приписывать все заслуги себе. — Так или иначе, но именно это происшествие с Мэттью навело нас на верный след. Так что, можно сказать, что он даже на больничной койке оказался причастен к делу.

Роб почему-то показался Тутс очень симпатичным. Возможно, потому, что он сбросил десять-пятнадцать фунтов и вернулся к тому, что он сам называл «состоянием боевой готовности», а может, потому, что он почти все выходные проводил на яхте и здорово загорел…

— Тебе нравятся яхты? — спросил Роб. — Мы могли бы на выходных выйти в море, если хочешь.

— Нравятся, — соврала Тутс.

На самом деле она считала, что яхты смотрятся классно только с берега, а когда заходишь на них, они превращаются в сущий ужас. Но идея провести выходной на яхте вместе с Робом Хиггинсом все-таки показалась ей заманчивой, хотя она и не могла точно объяснить, чем же это ее привлекает. Еще Роб сменил стрижку. В те времена, когда они вместе следили за публичным домом, он стригся очень коротко. С этой стрижкой он действительно был похож на неотесанного копа. Теперь он отпустил волосы подлиннее и сделал челку. Эта челка придавала Робу какой-то мальчишеский вид и выгодно оттеняла его глаза. Тутс никогда раньше не замечала, какие они у него голубые.

Ей и в голову не пришло, что в этот майский день, когда она чувствовала себя уязвимой и одинокой, Роб мог показаться ей таким привлекательным потому, что в те времена, когда она нюхала кокаин, именно Роб снабжал ее порошком. Он был ее источником. Когда их представили друг другу, Роб поклонился ей почтительно, словно белой леди, а позже, когда самой важной вещью в ее жизни стал кокаин, именно Роб научил ее, как следует вести себя в этом обществе, и как добиваться того, что ей нужно. Именно Роб познакомил ее с людьми, которые могли помочь ей заработать деньги — а деньги были нужны Тутс позарез, чтобы платить за порошок, — именно он стал ее наставником и проводником, ее спасителем и благодетелем. Она не подумала, что в ее сознании Роб Хиггинс намертво связан со снежком, с понюшкой, с дозой, с «перуанской леди», с «белой девочкой», листом, кристаллами, порошком, счастливой пылью и прочими иносказательными именами, которыми наркоманы называют наркотик, который нюхают либо курят. Тутс просто не пришло в голову, что Роб — это приближение к белому порошку, который два года господствовал над ее жизнью. Она не подумала, что Роб всегда будет ассоциироваться у нее с той эйфорией, которую она испытывала, принимая наркотик.

— Ну так как насчет прогулки на яхте? — повторил свой вопрос Роб.

— Не исключено, — отозвалась Тутс.

Собираясь утром в больницу, она надела короткое хлопчатобумажное платье цвета хаки со вставками, придававшими платью сходство с саронгом. По взгляду Роба Тутс поняла, что тому нравится смотреть на ее ноги и грудь. Она не подумала, что ей может грозить какая-нибудь опасность. Она не подумала, что Роб Хиггинс был для нее воплощением кокаина.

Роб еще раз посмотрел на Тутс и произнес с таким видом, словно эта мысль сию секунду пришла ему в голову:

— А может, прямо сейчас и отправимся?

По дороге к морю Роб завел разговор о том, как много в последнее время в старой доброй Калузе развелось людей, употребляющих крэк.

— Это просто настоящая эпидемия, — сказал Роб, — и не только здесь, а по всей Америке.

Это все потому, что крэк не нужно нюхать, как кокаин. Его курят. А множеству людей, особенно подростков, кажется, что в курении есть нечто обаятельное. Но при курении ты отлетаешь за какие-нибудь десять секунд вместо двух минут при понюшке, потому что наркотик прямо из легких попадает в мозг.

— Хотя некоторые утверждают, что это нельзя считать пагубным пристрастием, потому что вместе с наркотиком они употребляют бикарбонат натрия.

— Ну и что он дает, этот самый бикарбонат?

— Ты меня спрашиваешь? Он потрескивает, когда ты куришь сигарету. Потому наркотик и называют крэком.

— Да, но от него не зависит, выработается ли пристрастие к наркотику.

— А они говорят, что зависит, — сказал Роб.

— Кто — они?

— Пристрастившиеся, — ответил Роб и рассмеялся.

— Фигня собачья, — отрезала Тутс. — Крэк — это производная кокаина, а кокаин вырабатывает зависимость.

— Ну, не физическую зависимость.

— Да, не физическую. Но…

— Но как нам обоим хорошо известно… — сказал Роб.

— Но как нам обоим хорошо известно, — повторила Тутс и понимающе кивнула, улыбнувшись при упоминании того факта, что они оба побывали в этой яме, и все же сумели из нее выбраться.

— Ты слыхала все эти идиотские истории, которые рассказывают всякие крэкнутые придурки? — поинтересовался Роб. — Мы в прошлый вторник взяли одного такого, так он нам рассказал, что Зигмунд Фрейд — ну, тот, который придумал психоанализ, — тоже вовсю нюхал кокаин.

— Да ну?

— Ага. И что он написал несколько медицинских работ, по поводу того, что кокой можно лечить расстройство желудка и зависимость от морфия, и что она еще помогает при астме и усиливает потенцию. Ну, вот мы и приехали.

Роб взялся за дело сразу же, как только они поднялись на борт яхты. Его рука нырнула Тутс под платье, и, когда Роб придвинулся ближе, она почувствовала, что он уже в боевой готовности. «Эй, я думала, что ты хочешь показать мне яхту!» — подумала Тутс, но не стала останавливать Роба, а, напротив, прижалась к нему еще теснее, обняла его за шею и поцеловала. Они наполовину упали, наполовину соскользнули на койку в тесной маленькой каюте, похожей на пещеру, и Роб стянул с нее трусики. Тутс подумала, что к ней уже давным-давно никто так не прикасался. Как-то так получилось, что отказ от наркотиков и воздержание шли рука об руку. Роб тем временем ухватил ее за бедра, приподнял и вошел в нее. О Господи!

Потом, когда Тутс все еще лежала на кровати, обнаженная, Роб показал ей трубку для курения крэка. Он стоял перед ней — тоже обнаженный и весь загоревший, не считая ягодиц и все еще немного торчащего члена. Бедняга. Мгновение спустя ее взгляд неохотно перешел на стеклянную трубку, которую Роб держал в руках. Роб сел рядом с Тутс.