Страница 8 из 20
– Интересно, – произнесла она, расправляя на гладильной доске рубашку мужа.
– Он такой милый, – сказала Сьюзен. – И очень естественный.
– Надо же! – Миссис Нортон поставила утюг на подставку, и тот недовольно зашипел. Сама же она взяла сигарету с журнального столика и опустилась в кресло-качалку у окна. – А ты уверена, что с ним все в порядке, Сьюзи?
Сьюзен вызывающе улыбнулась.
– Конечно, я уверена! Он похож… даже не знаю… на учителя колледжа или кого-то вроде этого.
– Говорят, Безумный Бомбист[4] был похож на садовника, – задумчиво заметила миссис Нортон.
– Глупости! – жизнерадостно отреагировала Сьюзен, использовав выражение, которое неизменно возмущало мать.
– Покажи мне книгу! – Миссис Нортон протянула руку.
Сьюзен передала ей роман, неожиданно вспомнив описанную там сцену гомосексуального изнасилования в тюремной камере.
– «Воздушный танец», – прочитала миссис Нортон название и начала листать.
Сьюзен обреченно ждала. Она не сомневалась, что мать обязательно раскопает эту сцену. Так всегда бывало.
Легкий полуденный ветерок шевелил желтые занавески на кухне, которую мать называла буфетной, будто они жили в роскошном особняке. Их уютный кирпичный дом было непросто обогреть зимой, зато летом в нем царила приятная прохлада. Дом стоял на небольшом склоне возле Брок-стрит, и из окна, возле которого сидела миссис Нортон, открывался живописный вид на город. Он особенно впечатлял зимой, когда на заснеженные просторы падали длинные тени домов, казавшиеся желтыми от света электрических ламп.
– Мне кажется, я читала рецензию на эту книгу в портлендской газете. Не особо хвалебную.
– А мне роман нравится! И автор тоже! – упрямо произнесла Сьюзен.
– Может, Флойду он тоже понравится, – проговорила миссис Нортон как бы между прочим. – Тебе надо их познакомить.
Сьюзен почувствовала, что начинает злиться. Она-то уже решила, что все выяснения отношений, связанные с ее взрослением, остались в прошлом, и вот на тебе! Мать снова пыталась навязать ей свои представления о жизни, совершенно не воспринимая ее как самостоятельную личность, имевшую право жить и поступать по-своему.
– Мы уже говорили о Флойде, мама! И тебе отлично известно, что еще ничего не решено.
– В газете говорилось, что в романе есть описание жутких тюремных сцен. О сексе между парнями.
– Ради Бога, мама! – Сьюзен нервно вытащила себе сигарету из пачки.
– И злиться тут нечего, – хладнокровно заметила миссис Нортон. Она вернула книгу дочери и стряхнула пепел с сигареты в керамическую пепельницу в форме рыбы. Эта пепельница, подаренная матери какой-то подругой по женскому клубу, всегда вызывала в Сьюзен необъяснимое раздражение. В сбрасывании пепла рыбе в рот было что-то противоестественное.
– Я уберу овощи, – сказала Сьюзен, поднимаясь.
– Я просто имела в виду, что если вы с Флойдом собираетесь пожениться… – невозмутимо продолжила миссис Нортон.
Теперь раздражение переросло в настоящий приступ ярости.
– С чего ты взяла?! Я когда-нибудь такое говорила?!
– Я подумала…
– Ты подумала неправильно! – горячо возразила Сьюзен, хотя и понимала, что это не совсем так. Однако в последние недели она чувствовала, что охладевает к Флойду.
– Я подумала, что если ты встречаешься с парнем полтора года, – продолжила, не сдаваясь, мать, – то ваши отношения уже миновали ту невинную стадию, когда просто гуляют, взявшись за руки.
– Мы с Флойдом больше, чем друзья, – согласилась Сьюзен ровным голосом: пусть теперь поломает голову, что это значит!
Дальнейшая беседа происходила уже без слов, хотя ее содержание не вызывало сомнений у обеих.
– Ты спала с Флойдом?
– Не твое дело.
– Что тебе до этого Бена Миерса?
– Не твое дело.
– Ты что – собираешься в него влюбиться и наделать глупостей?
– Не твое дело.
– Я люблю тебя, Сьюзи. Мы с отцом очень тебя любим!
И на это ответа нет. На это просто нечего возразить! Вот почему Нью-Йорк или какое-то другое место было единственным выходом. В конце концов ты всегда упираешься в стену родительской любви, так похожую на обитые мягким войлоком стены тюремной камеры. Искренность этой любви лишала всякого смысла как дальнейшее препирательство, так и уже состоявшееся.
– Ладно, – тихо проговорила миссис Нортон, потушила сигарету о губу рыбины и отправила окурок ей в живот.
– Я пойду к себе, – сообщила Сьюзен.
– Конечно. Я могу почитать эту книгу, когда ты закончишь?
– Если хочешь.
– Мне бы хотелось с ним познакомиться, – сказала миссис Нортон, на что Сьюзен развела руками и пожала плечами. – Ты поздно вернешься?
– Не знаю.
– А что сказать Флойду Тиббитсу, если он позвонит?
Сьюзен снова почувствовала, как ее охватывает злость.
– Что хочешь! – резко отозвалась она и добавила, помолчав: – Все равно ты сделаешь по-своему!
– Сьюзен!
Но та уже поднималась по лестнице и не обернулась.
Миссис Нортон еще немного посидела в кресле, устремив невидящий взгляд на город за окном. Наверху слышались шаги Сьюзен и характерный стук, с каким раскрывается мольберт.
Тогда миссис Нортон поднялась и снова принялась гладить. Через некоторое время, решив, что Сьюзен уже наверняка увлекалась работой (ее мозг просто констатировал это без каких бы то ни было умозаключений), она направилась в буфетную и позвонила Мейбл Уэртс. По ходу беседы она упомянула, что, по словам Сьюзи, у них в городе остановился знаменитый писатель. Мейбл поинтересовалась, не идет ли речь об авторе «Дочери Конвея», и, получив утвердительный ответ, презрительно фыркнула, заявив, что это никакая не литература, а чистой воды порнография. Миссис Нортон спросила, где он остановился: в мотеле или…
Узнав, что Бен остановился в единственном пансионе города, принадлежавшем Еве, миссис Нортон испытала облегчение. Ева Миллер была достойной вдовой, которая не позволит в своем заведении никаких глупостей. Ее правила насчет визитов женщин были простыми и однозначными. Если речь шла о матери или сестре – тогда пожалуйста! Если нет, то место встреч ограничивалось кухней. И никаких исключений из правил!
Миссис Нортон повесила трубку, поболтав еще с четверть часа о том о сем, чтобы скрыть истинную причину своего звонка. Вернувшись к гладильной доске, она подумала о Сьюзен. Как же та не понимает, что мать желает ей только добра?
Когда они возвращались из Портленда по шоссе 295, было еще не поздно – шел всего двенадцатый час. За пределами города можно было разогнаться до пятидесяти пяти миль в час, и свет фар «ситроена» мерно рассекал темноту на пустынной дороге.
Фильм им понравился, но говорили о нем оба осторожно, как обычно поступают люди, пытающиеся прощупать вкусы друг друга. Вспомнив вопрос матери, Сьюзен поинтересовалась:
– А где ты остановился? Снял что-нибудь?
– Комнату на третьем этаже в пансионе Евы.
– Но там же наверняка дышать нечем! Жарища градусов под сорок!
– Мне нравится жара, – пояснил Бен, – и в ней хорошо работается. Раздеваюсь до пояса, включаю для фона радио и сажусь за машинку, потягивая пиво. Получается страниц по десять в день. К тому же там живут очень колоритные персонажи. А потом выходишь на крылечко, где дует свежий ветерок… Настоящее блаженство!
– Ну… не знаю… – с сомнением протянула она.
– Я подумывал снять Марстен-Хаус, – продолжил Бен. – Даже наводил справки, но дом оказался продан.
– Марстен-Хаус? – Сьюзен улыбнулась. – Этого не может быть. Ты наверняка перепутал название.
– Отнюдь! Я говорю о доме, который стоит на первом холме к северо-западу от города. На Брукс-роуд.
– Продан? Да кому придет в голову…
– И я удивился! Мне не раз говорили, что у меня самого не все дома, но даже я подумывал только об аренде. Риелтор отказался сообщить имя нового владельца. Прямо жуткая тайна, покрытая мраком!
4
Джордж Метески – маньяк, устроивший в 1950-е гг. десятки взрывов в общественных местах Нью-Йорка. Пресса окрестила его Безумным Бомбистом.