Страница 17 из 166
Только тогда Сальто понял свою ошибку и сообразил, что его ждет хозяин. Почти бегом возвращается Сальто и влетает в мастерскую, где хозяин при его внезапном появлении быстро отскакивает от шкафа с инструментами у стены. Решительно сегодня Сальто не может выдержать своей роли. Он пристально смотрит на пол возле шкафа, убеждаясь по следам пыли на полу, что его отставляли в сторону. Хозяин в нервном состоянии. Он забывает, что перед ним не только подмастерье, но и товарищ-революционер, и грубо на- брасывается на Сальто, спрашивая его, почему он как идиот уставился на пол, после того как пропадал целый час. Но «политический деятель» не обижен, наоборот, в нем начинает подыматься то чувство восторга, которое он испытывал когда-то перед своим сальто-мортале, предвкушая аплодисменты публики. Но это чувство теперь не радостное, а злорадное. Пусть злится
Россия'мемуарах
хозяин, верно, ему досталось от того молодого человека за допуск постороннего лица в мастерскую, но дело сделано, «не уйдешь теперь!», и Сальто жалко одного, что он не может крикнуть этому армянину: «Все знаю!» - и посмотреть, как этот член боевой партии, этот резко говорящий с ним хозяин, перетрусит. Времени терять нечего, он знает уже довольно, чтобы ответить грубо на грубость и уйти обиженным.
В тот же день на конспиративной квартире Сальто описывает свои похождения начальнику охранного отделения, который находит, что Сальто преждевременно оставил Аванесова. Так как дело касалось оружия, то, опасаясь его передачи в дальнейшие, неизвестные руки, решено было после непродолжительного наблюдения за постояльцем номеров «Ялта» ликвидировать группу.
При обыске в мастерской токаря был обнаружен тайный, спрятанный в стене ящик, скрытый шкафом с инструментами, в котором оказалось много револьверов и патронов. В гостинице при обыске у молодого человека обнаружено десять револьверов с патронами. Очевидно, подготовлялся террористический акт. Но какой? Если бы Сальто выдержал долее свою роль, может быть, он бы и узнал об этом. Кроме того, его положение становилось опасным, так как его легко могли заподозрить. На его счастье, в памятной книжке молодого человека оказалось несколько адресов, в том числе и адрес токаря, которому эта запись была предъявлена после ареста с объяснением, что она и была причиной такового. Так и революционеры бывали иногда неосторожны.
Что же касается прочих адресов, указанных в книжечке молодого человека, то все проживавшие по ним лица были обысканы, но оставлены на свободе за отсутствием против них какого-либо компрометирующего материала; тем не менее за ними было установлено наблюдение. Через несколько дней утром внимание филеров было привлечено поведением двух из этих наблюдаемых. Один из них в течение двух часов гулял около государственного банка, другой же в это самое время отправился на станцию Батайск, но не по железной, а по грунтовой дороге и посетил там железнодорожного сторожа. К полудню эти наблюдаемые как бы исчезли, почему филеры сообщили по телефону в охранное отделение: «Товар утерян».
В два часа дня несший службу у здания банка филер спешно телефонировал, что при выносе мешков с деньгами внезапно появилась группа вооруженных людей, в числе коих были и упомянутые выше лица, открыла стрельбу по конвою, из коих двух человек ранила, и скрылась с денежными мешками на извозчичьих пролетках, направляясь к Батайску.
Россшк*.1в мемуарах
Мобилизованными силами пешей и конной полиции и засадами в отмеченных наблюдением квартирах все грабители были задержаны и деньги возвращены банку. Тем не менее эта экспроприация стоила двух жертв.
Все задержанные оказались приехавшими из Баку членами шайки, именовавшейся «Черный ворон». Это были бандиты, ранее связанные с бакинской группой Дашнакцутюн, почему и знали Аванесова. Оказалось, что после ареста Аванесова и молодого человека с оружием, оставшиеся на свободе купили оружие у железнодорожного служащего на станции Батайск.
Все это время Сальто все-таки находился в крайне возбужденном состоянии, опасаясь, что его заподозрят в предательстве. Не выдерживая неизвестности, он отправился в тюрьму на свидание со своим прежним хозяином. Последний довольно дружески его принял, заявив, что вначале он было его заподозрил, но теперь знает, что обязан своим арестом записной книжке неосторожного молодого человека. Сальто продолжал навещать его, принося гостинцы и городские сплетни.
Однажды, во время такого свидания, он столкнулся со старухой армянкой, которой Аванесов ловко передал, незаметно для стражи, записку. Сальто не мог узнать, что в записке, и не хотел показать виду, что заметил передачу, но со следующего дня за старухой уже было установлено филерское наблюдение. Эта женщина и без того обращала на себя внимание своей наружностью, одеждой и связями с партийными работниками. Высокая, худая, той особой костлявой худобой, которая свойственна многим восточным женщинам под старость. Лоб ее обрамлялся чрезвычайно блестящими седыми волосами, выбивавшимися из-под вышитой черной шелковой косынки, завязанной узлом на шее. Лицо изможденное, какого-то темно-желтого, почти коричневого оттенка, в глубоких морщинах, с крупным носом и беззубым ртом, освещенное огромными, сохранившими живость и блеск молодости черными глазами. Ум и проницательность светились в этих глазах. Увидев эту женщину, нельзя было не оглянуться, тем более что и наряд ее был необычен. Вся в черном, с длинной палкой-посохом в руке, таким посохом, какой носят обыкновенно монахи или священники, она носила тяжелую грубую обувь, которая, однако, не мешала ее чрезвычайно быстрой, энергичной походке.
Возвращаясь с Сальто из тюрьмы и узнав, что он по матери армянин, старуха разговорилась, рассказала, что она вдова армянского священника, что ей уже под восемьдесят лет, но что она до последней своей минуты будет работать на пользу своей родины. К Аванесову она проявила мало сочувствия, считая, что Бог его наказал за его непатриотический поступок,
3 Заказ 2377
РоссияКэ^в мемуарах
выразившийся в продаже бандитам партийного оружия. Из сказанного Сальто естественно понял, что она близко знакома с делом водворения и хранения оружия. К себе Сальто она не пригласила, но однажды, встретив его на улице, подозвала его к себе и в твердых, убедительных словах сказала, что он должен бросить все другие революционные организации, которые просто разбойничьи, и служить только армянскому народу в партии Дашнакцутюн.
- Как ты, - сказала она, - молодой и здоровый, не поступил еше в нашу партию? Посмотри на меня!
Однако Сальто искренно был других взглядов и считал себя русским. Передавая мне свои впечатления, он высказал, что от старухи следует держаться подальше, так как она очень хитра, подозрительна и проницательна при беспредельной преданности партии.
Действительно, в конспиративной работе она должна была быть для своей партии незаменимым работником. Энергия, хитрость и осторожность этой женщины, которую называли «Мать», равнялась ее фанатичной вере в правоту не только национальной армянской идеи, но и всех способов борьбы и добывания средств для партии, даже террором. К ней мало кто заходил, и то ненадолго. На себя она почти ничего не тратила, хотя партия, очевидно, не жалея денег, поддержала эту ценную работницу; «партийные деньги священны», говаривала она в своей среде и жила картофелем, луком и хлебом.
Ежедневно по партийным делам она посещала, по крайней мере, три дома, никогда не пользуясь ни извозчиками, ни трамваем. Выходя из своего дома, она всегда внимательно осматривалась, проверяя, нет ли за ней наблюдения, и, чуть заметив что-нибудь подозрительное, возвращалась обратно и больше не показывалась. Она ходила быстро, внезапно оборачиваясь, затрудняя за собою наблюдение.
Вдруг, несмотря на то что за ней наблюдали лучшие филеры, ее перестали видеть. Это могло означать или то, что она незаметно выехала из Ростова, или что она не выходит из дому по болезни. Во втором случае возникал вопрос, чем же она тогда питается, так как никто к ней не приходил и продуктов не приносил. Отъезд же старухи в неизвестном направлении, не замеченный филерами, должен был бы быть признанным крупным промахом для чинов розыска, так как, очевидно, она могла выехать, только чтобы продолжать свою партийную деятельность в другом месте, где, незаподозренная, могла многое натворить для террористической организации.