Страница 6 из 148
Через несколько дней после восстания в Петрограде начались волнения в Москве. 1 марта 1917 года ворвавшаяся в помещение охранного отделения и
мемуарах
квартиру Мартынова находившуюся в этом же здании, толпа ломала шкафы, картотеки, выбрасывала на улицу документы и разжигала костры. Горели дела, альбомы, каталоги, фотографии22. Судя по докладной записке Мартынова от 13 марта 1917 года, его в это время в городе не было, но некоторые считают, что он был в Москве и даже принимал участие в этой акции. Во всяком случае, при погроме чувствовалась «своя» рука. Материалы всех подразделений Московского охранного отделения практически не были тронуты, кроме одного - агентурного отдела, где хранились материалы агентурных сводок, картотека агентурного отдела, по которой можно было выявить секретных сотрудников Московского охранного отделения. Кое-какие фотографии и документы уже потом были взяты из стола начальника «охранки».
В первые дни марта новая власть разыскивала Мартынова, но, как он потом писал, ему было сложно вернуться обратно в Москву. По возвращении он написал рапорт, поданный комиссару Москвы 13 марта 1917 года. Рапорт интересен не только с точки зрения чисто служебных отношений, но и как документ, содержащий политическую оценку происходившего Считая обстановку сложной и особенно сложной для бывшего начальника охранного отделения, он пишет: «Прежде всего считаю долгом заявить о моем полном подчинении настоящему правительству и что никаких мер или действий, могущих нанести ему какой-либо вред, я не предпринимал и никогда не предприму, с самого начала принятия им власти, прекратив всякую работу вверенного мне отделения. ‹…› Должен также доложить, что с последних дней февраля с.г., когда в градоначальстве не было получено никаких инструкций из Петрограда, но было определенно известно, что Временное правительство взяло в свои руки управление страной - всякое противодействие ему только осложняло положение, поэтому я распорядился по Отделению, чтобы никаких арестов не производили, чтобы те арестованные, которые числились содержанием под стражей за градоначальником, были бы освобождены. ‹…› Глубоко убежден, что ни один из моих подчиненных, как из офицерского состава, так чиновников и низших служащих, и не стал бы принимать никаких мер, ведущих к вреду для Временного правительства, так как было совершенно ясно, что идти против общего желания бессмысленно, вредно и могло бы создать только крайне нежелательные осложнения, особенно в то тяжелое время, которое мы все переживаем Невероятное ослепление, в котором находилась старая власть, не умевшая слушать тех предостерегающих докладов, которые ей неоднократно делали, указывавших и на падение престижа династии, и на всеобщее негодование, ставило в невозможное положение службу при этом режиме»23. Стоит отметить, что доклады Мартынова внимательно прочитывались непосредственным руководством, но
15 Архивное дело. Вып 13 М., 1927. С. 29
21ГАРФ. Ф. 504. On 1 Д 428. С. 85-86.
мемуарах
многие материалы подобного рода складывались министром внутренних дел Протопоповым «под сукно».
Далее в рапорте Мартынов говорит о своем желании и желании своих подчиненных уйти на фронт - «вступить на общем основании в действующую армию и своей службой и в ее рядах и кровно быть действительными защитниками родины и верными слугами Временного правительства»20.
В начале апреля 1917 года А.П. Мартынов был арестован. Первоначально он содержался на дворцовой гауптвахте в Кремле, в июне был переведен в Московскую губернскую тюрьму. Его допрашивали в Комиссии по обеспечению нового строя. Вопросы касались его непосредственной службы по политическому сыску и руководству им и секретной агентуры. Свои показания Мартынов оформил в виде «Записки об организации системы политического сыска». На вопрос о конкретных секретных сотрудниках, и в частности, о наличии в Московском охранном отделении агентуры среди военных, Мартынов отвечал устно. «Насколько я помню, - говорил он, - в Саратовском охранном отделении сыщиков военной агентуры не было, равно как и не было ее при мне и в Московском охранном отделении. По поводу представленного мне списка (Мартынову был предъявлен список вспомогательных агентов МОО, датированный 1911 г. - З.П.) я ничего не могу сказать, тогда я не служил. От Заварзина военной агентуры я не принял и сам таковую не заводил, относясь лично к этому отрицательно, считая, что политический розыск из военной среды бесполезен и может быть доставлен при нужде со стороны»21. Стоит отметить, что отрицательное отношение Мартынова к учреждению секретной агентуры среди военных совпало с позицией бывшего товарища министра внутренних дел В.Ф. Джунковского, который так же резко отрицательно выступал против наличия агентуры в армии и своим распоряжением упразднил ее22. Однако если Мартынов считал заведение агентуры в армии делом бесполезным, то Джунковский свое решение мотивировал этическими соображениями, считая доносительство на коллег и начальство в военной среде явлением аморальным.
Одной из основных задач Комиссии по обеспечению нового строя, которая допрашивала Мартынова, было вьивление секретной агентуры Московского охранного отделения. Материалы агентурного отдела были практически уничтожены пожаром, поэтому списки секретных сотрудников составлялись по косвенным данным, а затем уточнялись, многое было восстановлено по материалам Департамента полиции, на допросах офицеров «охранки». Судя по ответам Мартынова, он не
Россия'^1^в мемуарах
скрывал имен тех агентов, с которыми работал, давал сведения о внешности некоторых сотрудников, их деловых качествах. Судя по протоколам, он стремился оставить впечатление о себе как о специалисте, знания которого еще могут быть полезными новым властям.
Обстоятельства для него складывались благоприятно, в том числе и после Октябрьской революции. В ноябре 1917 года появилась возможность освободиться под залог. Его жена Евгения Николаевна внесла в Московское казначейство залог в 5000 рублей, и судебный следователь по особо важным делам Московского окружного суда Д.П. Евневич подписал постановление об освобождении Мартынова из тюрьмы. Еще раньше был освобожден сын Александр, арестованный вместе с ним.
Ему, однако, было ясно, что оставаться в России нельзя.
Весной 1918 года Мартынову вместе с семьей удалось бежать на юг. Он вступил в Белую армию, служил в контрразведке на Черноморском флоте, затем из Крыма выехал в Константинополь. Вместе с бывшим начальником Московского сыскного отделения А.Ф. Кошко организовал в Константинополе частное детективное бюро.
В 1923 году Мартынов с семьей переехал в США, где некоторое время работал в Нью-Йорке по охране банков, контор и т.д. В 1951 году он переехал в Калифорнию и вскоре умер в Лос-Анджелесе
«Охрана - русская тайная полиция» - такое название дал своим воспоминаниям последний директор Департамента полиции А.Т. Васильев. Слово «охрана» в этих воспоминаниях имело довольно емкий смысл и обозначало как политическую полицию в целом, так и ее составные части: руководящий орган - Департамент полиции, губернские жандармские управления и охранные отделения. «Охрана» - это практически синоним слова «охранка», которое в то время было широко распространено.
Васильев, единственный из представленных в книге мемуаристов, не был военным и не принадлежал к Корпусу жандармов. Однако по своим служебным обязанностям он должен был бороться с силами оппозиции, как и жандармы.
Должность директора Департамента полиции была пиком служебной карьеры Васильева В перспективе он должен был стать товарищем министра внутренних дел, но к Февральской революции 1917 года успел стать лишь исполняющим обязанности товарища министра. Из всех четырех мемуаристов Васильев занимал самый высокий пост, находился в центре событий, но оказался менее прозорливым, чем его сослуживцы. Свидетельством этого могут быть слова, сказанные Васильевым на аудиенции у императрицы Александры Федоровны в октябре 1916 года при назначении его на пост директора Департамента На вопрос императрицы о волнениях он ответил, что «революция совершенно невозможна в России. Конеч-