Страница 59 из 89
— А ну-ка, скажи мне, как начинается первый псалом.
— Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых… — начал я.
— Довольно, — говорит Семен Васильевич, — я только к тому тебя спросил, что я знаю, что ты читал это, может быть, сотни раз, а слова царя-пророка послушать не хочешь. Ты вчера вечером где был? С кем сидел, угощался? Ведь это все матушкины сынки да приказчики. Ведь у них у всех деньги-то краденые: у одних из отцовской выручки, а у других из хозяйской. А ты сам хозяин, сам работаешь, сам и деньгу наживаешь. Так след ли тебе связываться с такой компанией? Тебя теперь зовут Елеся, будут величать и Елисей Иванович, а повадишься с этими людьми, так достукаешься до того, что будут звать Елеськой.
И вот, — продолжал Екшурский. — до того он меня усовестил, что я по вечерам с полгода не ходил мимо этого трактира. Нужно идти на квартиру по Чернышеву переулку, а я обходил на Семеновский мост, да по Лештукову переулку и выбирался на Загородный».
К Семену Васильевичу многие из людей ученых и сочинителей того времени относились с уважением, но особенно благоволит к нему бывший в то время министр народного просвещения А. С. Норов[224]. Семен Васильевич был у него свой человек и в кабинет к нему ходил без доклада. Про него говорили, что если бы он хотел провести какой-нибудь учебник или пособие обязательным в школы, то это мог бы сделать очень легко через Норова, но он никогда не добивался таких привилегий.
Семен Васильевич торговал русскими и иностранными книгами и более всего любит духовную литературу и журналы и скупал этот товар в остатках изданий большими партиями. А. А. Краевский и Н. А. Некрасов всегда предпочитали его другим книгопродавцам, и остатки «Отечественных записок» и «Современника» по истечении года поступали в его лавку. Из этих журналов он иногда выделял лучшие статьи и приложения, отдавал брошюровать, перепечатывал к ним титулы и обложку и продавал за отдельные издания.
Иван Иванович Ильин был природный книжник и хорошо знающий свое дело. Его отец, обучавшийся книжному делу у Глазунова, впоследствии был самостоятельным и довольно видным книгопродавцем, но под конец он расстроил свои дела, и Ивану Ивановичу пришлось жить в услужении у Печаткина, а затем уже он открыл свою лавку в Апраксином рынке.
Иван Иванович в своей торговле не придерживался никакой специальности: торговал он русским и иностранным товаром и при покупке его не отказывался ни от чего. Покупал он и беллетристику, и духовные книги, и по разным отраслям наук, и всевозможные специальные и неспециальные журналы, и остатки каких бы то ни было изданий. Конечно, мелкие покупки он производит один, а крупные, особенно остатки больших и ценных изданий, приходилось делать в компании с другими книжниками.
Пожар и у него, как и у других, уничтожил весь товар, но у него была еще кладовая в Гостином дворе, в которой находилось также много товара, и с этим-то товаром он возобновит торговлю сначала на Семеновском плацу, а года через два перебрался опять в Апраксин, где открыл уже две лавки; но в половине шестидесятых годов вторую лавку передал своему приказчику П. А. Истомину, который впоследствии перевел ее на Садовую улицу в дом Пажеского корпуса, где и до сих пор торгуют его наследники.
Ильин, оставшись в одной лавке, производил торговлю исключительно сам, хотя при лавке и находился у него помощником его шурин, но так как тот не был настоящим книжником, то и не мог ни купить, ни продать ничего самостоятельно. Ильин был человек честный и справедливый, но вместе с тем тяжелый, и прочие книжники вели с ним дела не особенно охотно. Он был какой-то ноющий, постоянно жалующийся на настоящее время, и при покупке и продаже крайне неподатливый. Бывало, торговцу-книжнику потребуется какая-нибудь книга, то хотя он и знал, что непременно найдет ее у Ивана Ивановича, но прежде обойдет десяток других книжников и потом уже идет к нему. Для примера приведу следующий случай: один раз мне потребовался «Дневник» Берхгольца[225] Обойдя Александровский рынок и Апраксин и не найдя этой книги, я зашел к Ильину.
— Есть у вас, Иван Иванович, «Дневник» Берхгольца?
— Есть-то есть. Да ты, брат, сколько дашь? — говорит он как будто нехотя, растягивая слова.
— А сколько же вы возьмете?
— Да я ведь меньше тринадцати рублей не возьму. Ведь у меня экземпляр-то хороший.
— А покажите-ка ваш экземпляр.
— Да что тебе казать-то, ведь не купишь. Только книгу ломать надо. Ну, на, посмотри, пожалуй. Да все равно не купишь. — приговаривал он, доставая книгу с полки. Экземпляр был хотя и подержанный, но довольно чистый.
— Возьмите десять рублей, цена хорошая.
— Нет, брат, меньше тринадцати не возьму, — и поставит опять книгу на полку.
— Ну, наконец, я вам дам одиннадцать рублей, мне не хочется ходить, а то ведь найду и дешевле.
— Иди, пожалуй, а я меньше не возьму.
Действительно, я ушел, не купив книги, и на Литейной приобрел за девять рублей тоже хороший экземпляр.
При всей честности и правдивости Ильина в покупке и продаже он был очень прижимист. Раз Иван Семенов продал ему какое-то крупное издание без одного тома, — продал, конечно, за дешевую цену, но потом ему пришлось отыскать и недостающий том. Вот он и приносит его к Ивану Ивановичу и говорит:
— Я тебе продал тогда издание, но без тома, а теперь вот нашел и этот том, давай полтора целковых, так у тебя полное будет.
— Что ты, брат, — говорит Иван Иванович, — ведь я у тебя те-то тома купит по четвертаку, так ты и за этот возьми с меня четвертак, тебе ведь все равно, один-то том бросить надо в бумагу.
— Я не в бумагу его брошу, а разорву. Даешь полтора рубля?
— Нет, не дам.
— Даешь? — тебе говорят, а то сейчас разорву, — и начинает перегибать переплет.
— Да ты постой, постой, ну, возьми полтинник.
— Нет, — настаивал Иван Семенов, держа в обеих руках вывороченную из корешка книгу, — полтора рубля, меньше не возьму. Дашь или нет?
— Нет, больше полтинника не дам, — твердит Ильин.
Тогда Иван Семенов сразу разрывает книгу.
— Ай! не рви, не рви! — спохватывается Ильин. — На, получи деньги.
— Нет, уж теперь поздно, — говорит Семенов и разрывает книгу на мелкие части.
Впрочем, такой казус не испортил их отношений, им приходилось много раз и после этого совершать многие сделки.
Иван Иванович, в свое время, нажил хороший капитал, а так как он был человек бездетный, то последние годы своей жизни не особенно интересовался торговлею, а вел ее только ради того, чтобы не скучать без дела.
Чтобы покончить с апраксинскими книгопродавцами старого времени, следует сказать еще несколько слов о Василье Гавриловиче Шатаеве и Елисее Ивановиче Екшурском.
Василий Гаврилович Шатаев в молодых годах торговал посудою, почему его в насмешку другие книжники и называли горшечником, но родственник его, В. В. Холмушин, сам быстро расторговавшись и нажив капитал от книжного дела, присоветовал и ему заняться этой торговлей. Кроме того, Холмушин, как опытный торговец, передавал ему свои знания в этой торговле, а также оказывал материальную поддержку. Василий Гаврилович до самой смерти ценил эту поддержку Холмушина и всегда относился к нему с самым искренним уважением. He имея большого знания в книжном деле, он все-таки вел его очень успешно. Василий Гаврилович был вполне человек русского пошиба — с русскою верою, честностью и добротою; будучи сам безукоризненно трезвый, аккуратный, расчетливый и набожный, он был совершенно лишен ханжества и вместе с тем всегда благодушно относился к слабостям других: я с ним был хорошо знаком и никогда не слыхал, чтобы он кого-либо осуждай за беспорядочную жизнь.
Шатаев торговал исключительно русскими книгами и преимущественно духовными, но все-таки он держал в своей лавке и беллетристику и учебники. У него было несколько сотен и собственных изданий, как-то: житий святых, сказок, песенников и разных мелких рассказов. Рукописи у разных безызвестных авторов он покупал без разбору, не только не вникая в смысл написанного, но и не читая, лишь было бы подходящее заглавие. Свои издания он часто украшал в тексте и на обложках оригинальными рисунками, которые ему делал какой-то придворный кучер, и нередко одни и те же рисунки печатались в разных книжках. В прежнее время интеллигентные литераторы не писали книжек для народа[226], а этим занимались преимущественно такие авторы, как Нестер Око[227], П. Татаринов[228], Суслов[229], Волокитин[230] т. п., и писались эти книжки не ради преследования какой-либо идеи, а исключительно ради хлеба. Бывало, принесет какой-нибудь писака Шатаеву рукопись.
224
Норов Авраам Сергеевич (1795–1869) — министр народного просвещения в 1854–1858 гг., библиофил, владелец богатой библиотеки и собрания рукописей.
225
«Дневник Берхгольца». — Речь идет о книге: Дневник камер-юнкера Ф. В. Берхгольца. В 4-х частях. М., 1857–1860 (2-е издание: М., 1858–1862).
226
Ради идеи в 1864 году первую книжку для Апраксина двора написал гимназист А. Н. Канаев — «Рассказ извозчика», а в 1866 голу — «Мертвец и пьяница», которые разошлись в 200 000 экземпляров и идут еще и теперь безостановочно. Эта сведения получены нами от самого автора упомянутых книжек (прим. автора).
227
Нестер Око — псевдоним Александра Кононовича Нестерова (1835 — не ранее 1899), сидельца бумажной лавки, автора более 30 мелких брошюр, листков и сборников, адресованных городским низам.
228
Татаринов Петр Петрович (?-1858) — поэт, автор большого числа книг, выпущенных в первой половине 1850-х гг. для низового городского читателя.
229
Суслов Николай Филиппович (1822 — не ранее 1864) — петербургский мещанин. Работал наборщиком, принимал участие в Крымской войне. Автор книг «Сказка о Семене Воре и правда о том, как вредно торговать» (Спб., 1857), «История о том, как я вылетел в трубу», «По бороде быть бы тебе в воде», «Черт новой ловли» др. См. о нем: Отдел рукописей РНБ. Ф. 438. Оп. I. Ед. хр. 12. Л. 210–220.
230
Волокитин Николай Иванович (1835–1893) — журналист, автор книг для простонародья. Сын купца. Учился на медицинском факультете Московского университета, но не окончил его. Был тесно связан с апраксинским книгопродавцем Е. И. Екшурским, выпустившим его книги (под псевдонимом Н.В.) «Жены-преступницы» (Спб… 1866), «В уголовном суде» (Спб… 1866), «Герои острогов и каторги» (Спб… 1866) См. о нем в биографическом словаре «Русские писатели. 1800–1917» (Т. I. М… 1989).