Страница 45 из 89
Третье лицо, занимавшее меня, был сын священника, Фаворовский. Он воспитывался в духовном училище и затем перешел в семинарию. Наука ли ему прискучила, или по другому какому побуждению, но только Фаворовский с третьего курса вышел из семинарии и поступил в военную службу.
В то время наши войска, под командою Скобелева, совершали славные победы над текинцами[172]. Фаворовскому тоже захотелось там подвизаться, и потому он был послан в Закаспийскую область; но скоро он соскучился и здесь и опять захотел вернуться в Россию. Он уволился из военной службы и, получив документы, отправился пешком на родину. Средства у него были очень скудные и потому, пройдя несколько сот верст, ему не на что стало продолжать путь. Тогда он, уничтожив свои документы и сказавшись беспаспортным, препровожден был на родину этапом.
Родителей у него не было, но у него были дядя и два брата священниками, которые в первое время отнеслись к нему очень сочувственно. Они вновь выхлопотали ему документы и постарались подыскать подходящую к его способностям должность. Но Фаворовский почему-то вбил себе в голову, что не стоит и не следует работать, и считал всякий труд презренным, даже если бы это был легкий труд, например письменный и т. п. Бросив должность, он первое время кое-как перебивался около дяди и своих братьев, но и тут, имея в голове одно — что ему не следует работать, он положительно отказывался от всякого дела и, через это перессорившись со своими родными, пошел скитаться. Сначала он поступал в разные монастыри послушником, но так как и там заставляли что-либо делать, то он никогда не мог ужиться и начал бродяжничать. Беспечный и беспамятный, он опять утерял где-то свои документы и решил обходиться без них, считая их лишнею формальностью. Скитаясь по разным губерниям без вида, Фаворовский несколько раз попадал под арест и переправлялся этапом, наконец дошел до того, что ему не в чем стало совсем ходить, и вот он поселился в «Батуме» и проживал там уже около года, сбирая в городе и по ближайшим деревням милостыню. Несмотря на все свои безалаберные странности и какую-то ненормальную испорченность, Фаворовский был очень честный и добродушный парень, готовый поделиться с другом и недругом последнею милостынею и неспособный, что называется, и мухи обидеть. Всякая несправедливость, всякая пакость, кем бы она и против кого бы ни была сделана, — вызывала в нем сильное негодование, за что, конечно, между «батумцами» он служил не только посмешищем, но подчас дело доходило до того, что его же за это и били.
Четвертый, который более других привлекал мое внимание, был еще мальчик — солдатский сын.
Петрушка, так его звали, родился в Петербурге и, еще в раннем детстве лишившись родителей, остался на попечении тетки, которая сначала таскала его на руках по миру, а потом, когда он немного подрос, посылала уже одного обирать милостыню. Пущенный на произвол теткою, которой нужно было только, чтобы он приносил ей деньги, ничему не обученный. Петрушка лет восьми еще познакомился с некоторыми темными личностями и от них скоро выучился лазить по чужим карманам и другим кражам.
С десяти лет Петрушка узнал арестантскую жизнь, а в тринадцать — уже попал на высыл.
Петрушка уже около трех лет проживает в Угличе; ежедневно ходит по миру, а когда удается, то и ворует, за что, конечно, и здесь не раз побывал под судом и спознался с угличскою тюрьмою. В тюрьме ему, как смазливенькому мальчугану, живется тоже недурно…
В городе Петрушку все знают и близко к себе не подпускают, а когда он зайдет куда-нибудь во двор за милостыней, то непременно следят за ним; но зато на базаре не проходит ни один торговый день, чтобы он не поживился от деревенских баб и мужиков: или кошелек из кармана вытащит, или с возу что-нибудь стянет.
Петрушке теперь еще только семнадцать лет, а выглядит он совершенно мальчиком; но он уже вполне усвоил себе все арестантские привычки и замашки и, несмотря на свое бессилие, поражает отчаянностью. Впрочем, при всех его дурных качествах и при полной его распущенности, у него все-таки имеется и известная доля доброты, — той доброты, которая прививается всем обездоленным людям артельною, арестантскою жизнью. Так, Петрушка добытые им деньги никогда не истратит один, а непременно поделится со своими товарищами или другими бедняками — напоит, накормит, при хороших фартах[173] и оденет и никогда не украдет у своего брата-нищего, но случается, что и сбережет иного, если тот оказывается не в состоянии собою владеть.[174]
Кроме описанных мною и тех местных бездомовников, которые составляют как бы постоянный элемент «Батума», в нашу среду попадали и пришлые люди: это те поднадзорные, которые постоянно меняют для «полняка»[175] место своей высылки. Таких лиц, в течение того времени, как я находился в «Батуме», перебывало человек около тридцати. Они почти все были столичные жители, а высылались по большей части за прошение милостыни или за другие мелкие проступки. Иные из них совершали такие путешествия уже десятки раз и в Угличе бывали не впервые. Им дается право избирать место жительства (за исключением губернских и некоторых других более многолюдных городов). Но им не нужно постоянного жительства. Им нужно только то, чтобы при освобождении не отбирали от них казенную одежду. Друг от друга они уже знают, где легче освобождаться; а потому, заявляя желание быть высланными в какой-либо город и прибывая на место, сразу же по освобождении продают свои «полняки» и затем берут переводку в другой город. У нас, в Угличе, как и во многих городах, полиция при освобождении их не отнимала ничего из той одежды, которая давалась им при отправке на этап, и в тех же серых халатах или казенных полушубках выпускала их на свободу. Барышники наши отлично это знали и каждый этап уже караулили таких гостей. Тотчас же по освобождении они заводили их в какой-нибудь грязный трактир и там, рубля за три, за четыре покупали у них «полняки»; а им, чтобы прикрыть их грешное тело, копеек за семьдесят — за рубль давали какую-нибудь сменку. Конечно, освобожденные из-под ареста и избавившиеся от своей казенной одежды переселенцы в тот же день и пропивали вырученные ими деньги, а на другой или третий день наравне с прочими «батумцами» просили милостыню. Но они у нас никогда долго не засиживались и дня через три или через неделю опять шли в полицейское управление за переводкой в другое место. И полиция, довольная тем, что избавлялась от надзора за ними, всегда охотно давала им переводку, то есть пропуск, в то место, куда они заявляли желание переселиться, а все бумаги, с которыми они обыкновенно пересылаются с места своего арестования, отправляла туда по почте. Впрочем, эти люди никогда не приходят в избранное ими место с данным пропуском. Они идут с ним только до того города, где получше и беспрепятственнее дают казенную одежду, и там, уничтожив свой пропуск, снова арестуются, снова берут одежду и опять отправляются в избранное место этапом, чтобы, освободясь, также пропить казенную одежду, как и в предшествовавшем.
Надо сознаться, что, живя в «Батуме», я получал иногда от Канаева рубля потри, а один раз получил и десять рублей; но в этом обществе присылок его мне хватало ненадолго, потому что я большую часть из них проживал или, вернее, пропивал с товарищами, которых я, признаться сказать, побаивался, вследствие чего мне так же очень часто приходилось голодать или ходить с корзинкою по деревням. Положим, что я охотнее брался за какую-нибудь работу, но достать ее было очень трудно. На мою долю выпадало иногда у знакомых расколоть воз дров, набить снегом погреб, да и то очень редко. Деревни в нашем уезде небольшие, но зато очень частые. Иной день не пройдешь и двадцати верст в окружности, а побываешь более чем в десяти деревнях. В зимнее время за милостыней приходилось входить в каждую избу, иногда и просто посидеть, обогреться. Народ в нашем крае вообще не дикий — любознательный и разговорчивый. И вот, во время этих недолгих бесед, крестьяне прежде всего выспрашивали меня: кто я? где жил? и пр. — на что я отвечал всегда откровенно и затем, в свою очередь, расспрашивал их об их житье и обо всем, что меня интересовало. Надо сказать, что крестьяне в нашем уезде живут не особенно богато, но и не бедно. Мужчин, проживающих постоянно дома и занимающихся хлебопашеством, очень мало. Большая часть из них, еще с детства, уезжает в Петербург или в Москву, где иным и выпадает счастье. Но есть очень много и таких, которых чужая сторона только портит. Бедноты более всего заметно в подгородных деревнях. Подгородные крестьяне, а особенно живущие при больших дорогах, и у нас, так же как и везде, народ более избалованный. Частое посещение города не только не приносит им никакой пользы, но напротив, причиняет вред в материальном и нравственном отношении. Они не пропустят почти ни одного торгового дня, чтобы не побывать в городе, и, по мелочи распродавая все, что им дает земля и деревенское хозяйство, тут же и оставляют вырученные деньги. Кроме того, они, спознавшись с городом, успевают также познакомиться и с трактиром, привыкают к чарочке и, вместе с тем, усваивают себе замашки трактирных забулдыг. Это уже не те робкие и поклонные крестьяне, которых всегда можно встретить в отдаленных от города деревнях; это народ по большей части смелый и способный кичиться своей кабацкой опытностью. Такие бывалые крестьяне уже отвыкают от земли и при всяком случае не прочь бросить свои крестьянские работы, лишь бы достать себе на трактирные удовольствия. Впрочем, этого нельзя сказать о всех вообще, и между ними есть действительно степенные и трудолюбивые люди; но все же, если сравнить их с крестьянами дальних деревень, то это сравнение всегда будет говорить в пользу последних.
172
Имеется в виду взятие в 1881 г. после длительной осады крепости Геок-тепе, которую обороняли туркмены-текке (текинцы).
173
Фарт — счастье, удача.
174
В бытность мою прошлым летом в Угличе мне довелось узнать, что Рек в скором времени после того, как я покинул «Батум», исколоченный своими товарищами, умер в больнице; Фаворовский сошел с ума и отправлен в Ярославль в дом умалишенных: Петрушка опять в тюрьме; а Федосеев, так же, как и прежде, раздетый я босой, лето работает с крючниками, а зиму нищенствует.(прим. автора).
175
Полняком называется вся арестантская одежда, выдаваемая при отправке на этап..(прим. автора).