Страница 7 из 10
Слушая контрразведчиков, Карпухин невольно поморщился, словно у него разболелся коренной зуб, и этого не мог не заметить хозяин кабинета.
– Что, генерал, вы с подобным предложением не согласны?
Под Карпухиным скрипнул стул, и он поднялся со своего места.
– Так точно, товарищ комиссар, не согласен. И не просто не согласен с этим предложением, – повысил он голос, – но и категорически возражаю против него.
Карпухин заметил брошенные в его сторону откровенно недоуменные взгляды, и над столом застыла гнетущая могильная тишина, которую нарушил Смирнов:
– «Категорически возражаю…» Это более чем серьезно. Объяснитесь!
Карпухин почувствовал на себе неприязненные взгляды сидевших по другую сторону стола людей, но его уже было не остановить.
– Объяснение здесь простое, товарищ комиссар государственной безопасности, – личность радиста.
– Вы что же, товарищ генерал, считаете, что мы не в состоянии его перевербовать и заставить вести радиоигру уже на наших условиях? – с сарказмом в голосе произнес полковник. – Так должен вас заверить, что мы ломали и заставляли работать на себя орлов и не такого полета, как ваш радист.
– Даже не сомневаюсь в этом, – отозвался Карпухин. – Ломали, перевербовывали и вели с абвером игру уже по нашим правилам. Ho данный радист – это, заверяю вас, не тот случай. И перевербовать его вряд ли удастся.
– Да куда он, на хер, денется!
– Денется! – заверил полковника Карпухин. – Застрелится при задержании или примет яд.
– Что, настолько серьезная личность? – удивился Смирнов.
– Весьма и весьма серьезная, – заверил его Карпухин. – Еще в тридцать девятом году были расстреляны его отец и мать с тремя старшими братьями, и насколько мне известно, он еще тогда поклялся мстить Советской власти до гробовой доски. В армию его не взяли из-за врожденной хромоты, однако он каким-то образом умудрился попасть в разведшколу абвера, довольно успешно закончил ее и был оставлен на территории Западной Украины. Судя по тому, что мы имеем на сегодняшний день, был завербован американской разведкой, когда абвер сдал ей несколько своих разведшкол, и теперь мы имеем не просто врага из стана кулацких подпевал или труса, готового ради жизни работать на кого угодно, а идейного противника, затаившего злобу на тех, кто расстрелял в тридцать девятом его братьев и отца с матерью, и готов мстить им, уже не думая о своей собственной жизни.
Смирнов молчал, видимо анализируя услышанное, однако полковник НКВД, судя по язвительно-насмешливому выражению лица, даже не думал уступать своих позиций. Он уже открыл было рот, чтобы возразить генералу, но Карпухин остановил его движением руки.
– И я не сомневаюсь, что многоопытный и весьма осторожный, как здесь было сказано, Вербовщик не предусмотрел вариант провала своего радиста и они не договорились о каком-нибудь условном знаке при выходе в эфир, если вдруг наша контрразведка попытается затеять с ним радиоигру.
Глаза Карпухина потемнели, и он остановился тяжелым взглядом на лице полковника НКВД. Произнес свистящим шепотом:
– И что тогда прикажете делать? Я имею в виду тот вполне прогнозируемый вариант, что Вербовщик правильно поймет условный знак радиста и перейдет на запасной вариант ухода, поставив при этом в известность свое непосредственное начальство, что, естественно, скажется на наших информаторах по линии внешней разведки, и обрубая для верности все концы. Что прикажете делать? Самому себе пулю в лоб пустить или все-таки дожидаться решения Особого совещания при НКВД СССР?
Потемневший лицом полковник хмуро молчал, зыркая глазами на Смирнова, и неизвестно сколько продлилось бы это молчание, если бы не подал голос один из «штатских»:
– Я считаю позицию генерал-майора Карпухина вполне обоснованной, и надо искать совершенно иной подход к нашему клиенту. Более тонкий и психологически выверенный. Вербовщик это не та птица, которую можно было бы взять на примитивной радиоигре.
– Отчего же это примитивной? – обиделся было карпухинский оппонент, однако его тут же осадил хозяин кабинета:
– Всё, хватит разноголосицы! Будем искать приемлемый вариант, тем более что в случае возможного провала операции решение Особого совещания ждет не только непосредственных исполнителей оперативной разработки, но и ее руководителей. Должен вам всем доложить, что товарищ Сталин уже поставлен в известность по факту работы американской разведки в освобожденных областях Украины и операция «Вербовщик» поставлена под особый контроль. Задержание Вербовщика с его грузом носит уже чисто политический характер, не говоря уже о тех непоправимых последствиях, случись вдруг – и об этом даже страшно подумать, что Вербовщику все-таки удастся уйти с грузом к своим в Европу.
Смирнов замолчал и окинул взглядом собравшихся.
– Надеюсь, вся важность операции по Вербовщику всем понятна? Может, желаете что-нибудь добавить? – обратился он к Вересаеву.
– Да в общем-то всё самое главное сказано, – отозвался Вересаев, – пора бы и к более конкретным предложениям перейти.
Он повернулся лицом к Карпухину:
– Степан Васильевич, вы, кажется, хотели предложить оперативную разработку, финалом которой, по вашему убеждению, будет задержание Вербовщика с его грузом? Слушаем вас!
– Так точно, товарищ комиссар! Имея столь серьезного противника, как Вербовщик, я не вижу иного выхода, как вынудить Вербовщика и его группу сопровождения с головой зарыться в подготовленную нами западню, чтобы взять его без лишнего шума и всплесков. Естественно, вместе с грузом. Вербовщик также догадывается о политическом резонансе, возможны даже ноты протеста Советского правительства в случае его провала, и я не сомневаюсь, что он тут же уничтожит свой груз, чтобы он не попал в руки контрразведки. И уже исходя из этой предпосылки…
Карпухин неожиданно замолчал и перевел взгляд на сидевших по другую сторону стола офицеров в штатском.
– Насколько я догадываюсь, Вербовщика ждут на территории Венгрии?
Один из «штатских», судя по всему старший по званию, утвердительно кивнул головой.
– Совершенно точно. По крайней мере, есть все предпосылки предполагать именно этот маршрут как наиболее безопасный для Вербовщика и группы сопровождения.
Карпухин покосился на Вересаева, и на его лице отразилось нечто похожее на улыбку.
– Выходит, мы были правы, когда зацепились за бандгруппу, неизвестно откуда свалившуюся в наши леса и осевшую в бывших партизанских схронах.
– А если всё это изложить чуть понятнее? – то ли попросил, то ли потребовал Смирнов.
– Да, конечно, товарищ комиссар! – спохватился Карпухин. – Извините. И если позволите, я пройду к карте.
Получив молчаливое согласие хозяина кабинета, он прошел к висевшей на стене крупномасштабной карте, взял с подставки указку. Повернулся вполоборота к карте, лицом к Смирнову.
– Уже зная о той задаче, что была поставлена Вербовщиком своему резиденту в Мукачево, я имею в виду подготовку группы сопровождения, мы проанализировали все оперативные наработки по большим и малым бандгруппам, составленные на основе вполне надежных источников информации, и уже в процессе дальнейшего анализа вышли на довольно нетипичную группу лесовиков, скрывающихся вот в этих местах.
И Карпухин указкой показал на карте сначала Мукачево, а затем обвел небольшой кружок в зеленом массиве, от которого до советско-венгерской границы было рукой подать.
– И чем же вас заинтриговала эта банда? – раздался все тот же голос неугомонного полковника НКВД.
– Спрашиваете чем? – усмехнулся Карпухин. – Да хотя бы тем, что, наработав колоссальный опыт по ликвидации бандформирований и малых бандгрупп, оперативники «Смерша» обратили внимание на ее непохожесть на все те банды из откровенных уголовников и националистов, а также большие и малые группировки дезертиров, которых пришлось выкорчевывать из лесов и схронов. Те хоть как-то проявляли себя, добывая хлеб насущный, а эти же словно выжидают что-то, закопавшись в схроны.