Страница 4 из 9
Более грандиозными, чем праздники солнцестояния, были праздники, посвященные победам. Вновь гора войны стала горой Солнца. Она ощетинилась оружием племен. Первые воины удостоились чести посетить круг огня, который горел в круглом храме на черном камне, упавшем с неба. Возрожденное Солнце обняло храм, леса, горы. Возможно, бард у подножия колонн пел окружающим его воинам свои гимны, фрагмент которых сохранила для нас ирландская и галльская традиция: «Нетерпеливый огонь факелов рвется в пожирающую скачку! Мы преклоняемся перед ним больше, чем перед землей! Огонь! Огонь! Он стремится в свирепый полет! Он вплетается в песнь барда! Он превосходит все остальные стихии! Он превосходит даже великое Сущее. В войнах он никогда не медлит! Здесь, в твоем святилище, твоя ярость подобна ярости моря; ты поднимаешься – тени отступают! В равноденствия, в солнцестояния, в любое время года я пою тебя, судия огонь, божественный воин, в священном гневе». [5] – И семь девственниц охраняли огонь, символизируя семь планет. Их одежды были из беленого льна, головы украшали венки из ветвей березы. Они ходили вокруг храма, били в цимбалы и издавали крики радости. Что осталось от всего этого сегодня? Несколько камней и нерушимая стена. Гора галлов, франков, французов вернулась под власть тевтонов. Здесь и там видны надписи по-немецки, и на языке Тевтобокхуса нам разъясняют, как пройти к кромлехам, дольменам, камням друидов и на Плато фей ! Иногда кажется, что все вокруг, кроме камней, забыло это отдаленное прошлое, но память легенды сохранила все. Она говорит об армиях, закованных в броню огня, сражающихся на этих землях ночами, о феях, что танцуют в лунном свете среди берез . Лишь один предрассудок связан с часовней, стоящей на месте храма Белена. Девушки, желающие выйти замуж в этом году, обходят ее три раза. Возможно, это память о культе Солнца и девственницах-хранительницах огня.
II. Эпоха Меровингов. – Легенда о святой Одили
Сон сменился , как сказал Байрон. Для народов, как и для людей, жизнь есть сон, череда картин, сменяющих друг друга и стирающихся из памяти. Время для них – ничего не значащая величина. – Мы находимся во времени Меровингов. Над Эльзасом пронеслось семь столетий. За римлянами последовали варвары. Аттила смел с лица земли примитивные укрепления Страсбурга. В конце концов, франки принесли мир на эти земли. То тут, то там появляются первые следы цивилизации. В лесах, все еще полных дикими зверями, появляются начала городов и деревень. Эти поселения формируются вокруг римских крепостей и ферм, где расположились франкские вожди со своими дружинами , состоящими из вооруженных вассалов. После ужасов стольких завоеваний слабые тянутся к сильным, крестьяне – к воинам. Крепостной может считать себя счастливцем, если у него есть хозяин, защищающий его поле от разорения. Феодализм по своей природе есть защита. Что же касается королей из династии Меровингов, которые завоевали Галлию, после ста лет безудержного разврата и бесконечных жестокостей они впали в полнейшее бездействие. Королевство начало разваливаться. Вскоре майордомы, завладев скипетром, приписали последним из Меровингов грехи их предков. Прекрасные волосы последнего представителя династии, длинные светлые волосы, знак свободы и королевского достоинства, упадут на пол монастыря, на их месте останется тонзура. Франция в современном значении термина только начала формироваться; Германия же – лишь повелительница варваров, ворота для завоевателей, уважающих только меч франков.
Но еще одна битва идет в это время, битва глубинная, скрытая и богатая последствиями. Это битва христианства против варварства. Церковь овладела духом франков и, уверенная в своем интеллектуальном превосходстве, ведет их к великим свершениям. Однако духовное завоевание ведется силами монархии, которая представляет свободную церковь этой эпохи. Просветленные, святые, герои этого времени – Патрик, Колумбан и все ученики св. Бенедикта, которых Италия посылает в Галлию. Этих добрых людей без оружия короли варваров боятся больше, чем самых мощных армий. Это укротители душ и диких зверей. Они проповедуют доброту, милосердие, снисходительность среди дикой ненависти, жестокости и преступлений. И, как ни странно, варвары дрожат, слушают и подчиняются. Именно эта моральная победа христианских чувств над варварством составляет сюжет одной из наиболее красивых и законченных легенд Эльзаса. [6] Мы перескажем эту легенду со всеми ее прелестями и наивной простотой, такой, какой ее можно найти в старых хрониках, и не будем пытаться отделить историю от вымысла.
Во времена короля Хильдерика II, около 670 г., герцогом Эльзаса был Атальрик. Он жил то в своем замке Оберне, то в Альтитоне, римской крепости, выстроенной на вершине горы на месте старого галльского святилища. Этот австразиец, жестокого и грубого нрава, был женат на сестре епископа, благочестивой Бересвинде. Супруги уже долгое время ждали появления наследника, когда герцогиня, наконец, родила слепую девочку. Герцог был столь разгневан, что хотел убить дитя: «Я прекрасно вижу, – сказал он жене, – что я чем-то прогневил Бога, за что он наказал меня позором, которому не подвергался никто из моего рода». «Не печалься, – ответила ему Бересвинда. – Разве ты не знаешь, что Христос сказал о слепом от рождения? Он родился слепым не за грехи его родителей, а для того, чтобы слава Господня явила себя через него». Эти слова не успокоили ярости герцога. Он сказал: «Прикажи, чтобы ребенка убил кто-нибудь из наших людей или чтобы его отослали как можно дальше, чтобы я мог забыть о нем. Если этого не сделаешь ты, я поступлю так, как сочту необходимым». Эти слова наполнили Бересвильду ужасом. Но она доверилась верной служанке. Она передала ей свою слепую дочь и, доверив судьбу младенца Богу, умолила бедную женщину тайно отнести дитя в монастырь Жен Мироносиц в Бургундии. Вскоре после этого епископ крестил ребенка, принятого в монастырь. Когда он лил воду крещения на лоб ребенка, девочка вдруг открыла прекрасные глаза цвета аметиста (казалось, она видит нечто чудесное) и посмотрела на епископа, будто узнав его. Слепая от рождения прозрела. Епископ дал девочке имя Одиль и воскликнул с радостью: «Милое дитя, как я хочу увидеться с тобой в жизни вечной!»
В монастыре Жен Мироносиц Одиль воспитали благородные австразийки, предпочитавшие спасение в Боге жестокостям того варварского времени. Она выросла в уединении лесов, в тишине монастыря, как цветок с яркими и сверкающими лепестками. Когда она превратилась в прекрасную девушку, случай открыл ей обстоятельства ее рождения и тайну ее происхождения. Удивленная и пораженная этим открытием, Одиль пожелала немедленно увидеть отца, сжать его в своих объятиях. Ей сказали, что у нее есть брат, пылкий и великодушный. Она решила написать ему письмо с просьбой замолвить за нее слово перед отцом. Прочитав это послание, Гуго исполнился сочувствия и расположения к сестре, о существовании которой не знал и которая взывала к его самым глубоким чувствам и видела в нем защитника. Он попросил отца выслушать ее. Но одно лишь имя Одили возродило в сердце герцога прежние чувства, и он заставил сына замолчать. Гуго не смутила подобная отповедь, и он придумал план, чтобы его сестра могла вернуться во славе. Втайне он направил ей экипаж, чтобы она могла вернуться в Эльзас. Однажды Атальрик с группой своих вассалов был на террасе Альтитоны, возвышавшейся над глубоким оврагом. На дороге, поднимавшейся к высокой крепости по широкому полукругу, он заметил повозку, влекомую шестеркой лошадей, украшенную ветвями и герцогским знаменем. Он спросил: «Кто это едет с такой торжественностью?» Сын ответил ему: «Это Одиль!» Атальрик, побагровев от гнева, вскричал: «У кого хватило наглости и глупости пригласить ее без моего позволения?» «Господин, – сказал Гуго, – это я, твой сын и твой слуга. Ведь это позор, что моя сестра живет в такой нищете. Я пригласил ее из жалости. Смилуйтесь над Одиль!» При этих словах, которые в глазах самовластного и жестокосердного франка были покушением на его власть, он схватил свой железный жезл и ударил сына с такой силой, что тот вскоре умер.