Страница 4 из 6
– Конечно, мать-царица нарочно бранит наших красавиц. Ведь она кипчакского рода, ей хочется унизить туркмен. Она выбрала Ай-Джиджек не потому ли, что эта чудесная девушка — сирота, у нее нет родных, которые могли бы приобрести влияние и значение при дворце?
Уже в пути караван был возвращен по приказу Хорезм-шаха. Он пожелал, чтобы все прибывшие с караваном, в том числе и восемь звезд, подруг невесты, присутствовали на свадебном празднестве.
На этом празднестве Мухаммед Алла-Эддин показал, что иногда он может поступать вопреки воле своей матери. Он проявил исключительную щедрость, наделив роскошными подарками всех туркменских гостей и опустошив этим значительно свою сокровищницу. Он был поражен, увидев туркменских красавиц, блиставших очарованием и улыбками, точно яркое созвездие Плеяд в летнюю ночь.
Туркан-Хатун, заметив, что Хорезм-шах готов включить в число своих жен еще восемь туркменок, посоветовалась с кипчакскими ханами, и шаху было сообщено, что все кипчаки волнуются и готовы сделать набег на туркменские кочевья, если они заметят дальнейшее благоволение к этому беспокойному племени.
Мухаммед Алла-Эддин ответил, что «для него счастье и спокойствие родины выше всего» и что он отпускает «восемь звезд» обратно в свои кочевья к родителям.
Царица Туркан-Хатун, отдувая важно губы, шептала своим приближенным:
– Я все предусмотрела, все подготовила... Я выбрала самую смуглую, темную, как жук, самую тощую, самую слабую. Я уверена, что она скоро подохнет.
Однако эта маленькая, худенькая туркменка с черными спокойными глазами не оправдала надежд самоуверенной кипчакской ханши. Ай-Джиджек была гибкая, стремительная и выносливая, как пантера, и легкая, как степная дикая коза.
После торжественной свадьбы, которая, однако, по настоянию шахини-матери прошла более скромно в сравнении со всеми предыдущими свадьбами Хорезм-шаха, она поселилась в отведенной ей особой пристройке к дворцу, окруженной высокой стеной. Там были садик из молодых персиковых деревьев и кустов роз, бассейн с пестрыми рыбками и высокий старый карагач, на который Ай-Джиджек взобралась в первый же день, чтобы с его верхушки увидеть родные песчаные степи.
Мухаммед Алла-Эддин посвятил новой жене только первый десяток дней, а потом вспоминал о ней изредка, предоставив избраннице полную свободу в пределах ее маленького мирка.
Ее навещали приезжавшие из степей туркменки и влиятельные старики. Они привозили подарки — белых ягнят, живых куропаток, сушеный творог, и крупный розовый виноград, выросший в предгорьях Копетдага, и маленькие шелковые ковры, на которых просили ее молиться о счастье туркменского народа.
В урочное время Ай-Джиджек подарила Хорезм-шаху смуглого, как абрикос, очень крикливого мальчика, над которым шейх-уль-ислам произносил торжественные молитвы, а подосланные шахиней Туркан-Хатун колдуны завывали заклинания. Приезжавшие из степей туркменские певцы возле люльки с мальчиком распевали родные былины о подвигах своих героев, желая, чтобы новорожденный царевич тоже стал степным героем — батыром.
Занятый походами и государственными делами, Хорезм-шах надолго забыл о своем маленьком сыне. Он был очень удивлен поэтому, когда спустя семь лет Ай-Джиджек попросила его посмотреть на ее мальчика, названного Джелаль-эд-Дином.
Хорезм-шах прислал за ним несколько всадников и в подарок — коня, прекрасно убранного золотой сбруей. Джигиты вернулись, сказав, что мальчик отказывается сесть на этого коня.
– Почему? — воскликнул разгневанный Хорезм-шах. — Неужели, воспитанный женщинами, мой сын стал сам подобен изнеженной, робкой девушке? Я ему нарочно послал спокойного белого коня, на котором детям ездить безопасно.
Джигиты ответили:
– Твой сын растет батыром. Он сказал, что на присланном твоим величеством коне может безопасно ездить царица Туркан-Хатун или старенький шейх-уль-ислам. А для того чтобы явиться перед великим шахом Хорезма, у него есть собственный конь, приведенный ему как дар туркменского народа. На этом коне он и приедет.
Хорезм-шах был удивлен и заинтересован. Он приказал сыну немедленно явиться и ожидал его в загородном саду Тиллялы.
Маленький Джелаль-эд-Дин прискакал на необычайной красоты рыжем, поджаром туркменском жеребце с огненными глазами. На гибкой шее гривы не было, а от ушей до холки тянулась голая полоса — признак древней редкой породы. Мальчик легко соскочил на землю, бросив поводья джигитам, примчавшимся за ним на взмыленных конях. Держа в руках убитого зайца, он подошел к покрытому коврами возвышению под старым карагачем, где сидел Хорезм-шах. Джелаль-эд-Дин опустился на колени, положил зайца и поцеловал землю между руками.
Мухаммед Алла-Эддин был взволнован, подозвал к себе сына, обнял его, поцеловал в лоб и посадил рядом с собою.
– Прими от меня мою охотничью добычу — я сам затравил зайца моими любимыми борзыми собаками.
– А кто тебя научил ездить на этом коне?
– Моя мать, Ай-Джиджек! — гордо сверкнув глазами, ответил Джелаль-эд-Дин.
Хорезм-шах приказал немедленно для него зажарить зайца на вертеле, а из шкуры сделать для себя охотничьи рукавицы.
Он велел джигиту, державшему коня, сесть на него и проехаться по дорожкам сада. Джигит с трудом взобрался на храпевшего и плясавшего жеребца, а затем вылетел из седла, когда конь взвился на дыбы и сделал несколько бешеных скачков.
Со вторым и третьим джигитами произошло то же — они не могли усидеть на сильном, злобном жеребце.
Хорезм-шах хохотал до слез и приказал больше не трогать коня.
– А тебя конь сбрасывал когда-нибудь? — спросил он сына.
– Старики меня учили: кто не падал с коня, тот не научится ездить. Теперь конь меня слушается, а я к нему привык.
Джелаль-эд-Дин спокойно подошел к коню, погладил его по гибкой, изогнутой шее, легко вскочил в седло и несколько раз промчался по саду, перескочив через кусты цветущих роз.
С этого дня Хорезм-шах полюбил мальчика, брал его с собой на охоту и требовал, чтобы он являлся к нему каждую пятницу, для присутствия на торжественном празднестве в честь Искендера Зулькарнайна Великого.
Вскоре, к бешеному негодованию Туркан-Хатун, Хорезм-шах объявил Джелаль-эд-Дина наследником древнего престола Хорезм-шахов.
Возмущенная Туркан-Хатун, проливая ядовитые слезы, слушала дворцовые сплетни, передававшие новые случаи внимания Мухаммеда к маленькому сыну от ненавистной ей туркменки. Шахиня, однако, присылала для мальчика дорогие подарки, сладости и редкостные плоды. Ай-Джиджек с благодарностью их принимала, но не передавала своему сыну ничего, что исходило из рук завистливой Туркан-Хатун, боясь отравы и смертельных заклинаний, сделанных над подарками, приносящих гибель.
Затем Хорезм-шах разрешил Ай-Джиджек вместе с Джелаль-эд-Дином свободно ездить в туркменские кочевья. Там мальчик участвовал в скачках, в охоте с борзыми собаками на лисиц, джейранов и волков. Он выказывал и ловкость и отвагу, своей легкой походкой, неутомимостью и отчаянной смелостью вызывая восхищение кочевников. Эти качества он получил от своей матери, которую правильно когда-то злобная Туркан-Хатун назвала «туркменской неукротимой пантерой». Тряся головой и шипя, она говорила:
– И сын пошел весь в нее. Кипчаки должны его бояться... И разделаться с ним возможно скорее...
II. ЮНОСТЬ ДЖЕЛАЛЬ-ЭД-ДИНА
Кипучий, всегда стремительный Джелаль-эд-Дин не мог примириться с однообразной жизнью дворца, постоянными приемами посетителей, с торжественными выходами Хорезм-шаха, его пышными речами, в которых он начинал с поучений об обязанностях правоверного мусульманина, а кончал планами будущих походов для завоевания вселенной.
– Ты новый Искендер Великий! — кричали раболепные слушатели.
Согласно приказу отца, Джелаль-эд-Дин всегда находился возле него как престолонаследник, который должен учиться трудному искусству управления государством.
Все свободное время Джелаль-эд-Дин проводил у своей матери Ай-Джиджек, в ее небольшом домике на территории дворца, где она, сидя на террасе вместе с несколькими служанками, искусно вышивала сюзане или ткала небольшие ковры с редкими, старинными узорами.