Христианская духовность в католической традиции

Св. Бернард указывал на следующие средства, помогающие возрастанию в совершенстве: Божия благодать, человечество Христа и Дева Мария как Соискупительница и Посредница; размышление, особенно на тему тайн Христовых; молитва (здесь св. Бернард следует учению Кассиана); испытание совести; контроль над мыслями и чувствами; духовное руководство. Стоит отметить, что духовное учение св. Бернарда оказало сильное влияние на викторинцев, францисканцев, Фому Кемпийского, рейнландских мистиков, св. Игнатия Лойолу и св. Франциска Сальского.

Мистическое богословие св. Бернарда изложено в его трактате о любви к Богу и в его комментариях к Песни Песней, а также в проповедях монахам. Он называет Христа Женихом, а Церковь и душу человека Его Невестой. В начале любовь ко Христу является чувственной или плотской; она сосредоточивается на человечестве Христа и событиях Его земной жизни. И хотя любовь ко Христу в Его человеческой природе является великим даром Святого Духа, она, по словам св. Бернарда, "тем не менее остается плотской по сравнению с той другой любовью, которая связана не столько со Словом, ставшим плотью, сколько со Словом-Премудростью, со Словом-Праведностью, со Словом-Истиной и со Словом-Святостью".[235] Когда св. Бернард говорит о мистическом единстве, он говорит о духовной любви, превышающей человечество Христа и сосредоточивающейся на Его Божестве. Он говорит: "Храните бдительность, дабы не помышлять о плотском или чувственном в этом соединении Слова с душой. Вспомним слова апостола: 'А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом' (l Kop 6:17). Восхищенное пребывание чистой души в Боге или нисхождение Бога в душу мы можем лучше всего выразить, сравнивая духовное с духовным".[236]

Когда душа полностью очищена и закалена в духовной любви, она может по призыву Бога войти в мистическое единство и стать невестой Слова; она вступает в духовный брак со Словом и полностью отождествляется с божественной волей в преображенном союзе.[237] Для описания явления, сопутствующего мистическому соединению, св. Бернард прибегает к тем же образам, что использованы в Песни Песней: объятия, поцелуи, экстаз, бракосочетание. Осознавая опасность таких выражений, св. Бернард неустанно повторял, что эти образы отражают исключительно духовный опыт обретаемый по благодати, но, несмотря на это, история духовной жизни усеяна примерами, когда эти выражения трактовались с точки зрения чувственности.

Как и св. Григорий Великий, св. Бернард видел в апостольстве плод любви и результат преизбыточности внутренней молитвенной жизни. В тех же проповедях, в которых св. Бернард говорил о мистическом союзе, он часто обращался к теме пастырского служения, особенно в его связи с проповедью.[238] Получившие дар божественной любви, говорит св. Бернард, способны понять ее язык и откликаются на нее "делами любви и благочестием".[239] Поскольку же благодать и божественная любовь наполняют душу во время ее общения с Богом, то заботящиеся о своих душах должны с особым тщанием предаваться размышлениям о божественных истинах; но затем от тихого созерцания им следует переходить к проповедничеству.[240] Апостол, следовательно, должен быть одновременно и созерцателем, и человеком деятельным. Св. Бернард неустанно повторял, что апостол до того, как посвятить свою жизнь освящению других, обязан позаботиться об освящении души собственной. Св. Бернард приводит также несколько наблюдений из практики пастырского служения:

Знайте, что каждый из вас должен быть матерью, а не учителем для того, кто ему доверен. Если же кому-то из вас понадобится проявить строгость, пусть она будет отцовской, а не деспотичной. Ободряя — будьте матерью, будьте отцом — исправляя.[241]

Ревностность без знания невыносима. Когда любовь достигает высокого накала, требуется особое направляющее ее благоразумие. Ревностность, неосвященная знанием, всегда теряет силу, иногда даже становясь разрушительной… Благоразумие, несомненно, управляет всеми добродетелями, уравновешивая, украшая их, внося в них устойчивость… Благоразумие само по себе является не столько добродетелью, сколько отрезвляющим и водительствующим началом других добродетелей… Устраните его, и добродетель превратится в свою противоположность.[242]

Йомэнз говорит, что "Бернард идет через Христа к Троице. Плод его преданности Спасителю проявляется в осознании присутствия в его душе и во всем творении Трех Божественных Личностей".[243] Тайна Троицы воистину является средоточием духовности св. Бернарда, как, собственно, и должно быть вообще в христианской духовности, но в богословской традиции учение св. Бернарда принято определять как богословие Иисуса и Девы Марии. Мистическое же богословие — "mystique trinitaire", как его называет Леклерк, — мы находим, скорее, у современника и друга св. Бернарда цистерцианца Гийома де Сен-Тьерри (1085–1148).[244]

ГИЙОМ ДЕ СЕН-ТЬЕРРИ

К концу двенадцатого века трактаты Гийома по какой-то не вполне понятной причине стали приписываться св. Бернарду и другим писателям, с конца же Средневековья и до недавнего времени, еще лет тридцать назад, им уделялось немного или почти никакого внимания, если не считать несколько ссылок у мистиков. Однако современная наука доказала, что Гийом де Сен-Тьерри по праву считается писателем-богословом и писателем-мистиком первостепенного значения.[245]

Гийом де Сен-Тьерри (1085–1148) в течение пятнадцати лет был аббатом, управляя бенедиктинским монастырем, нахолившимся неподалеку от Реймса. В 1135 г. он перешел в цистерцианское аббатство в Сини, где пребывал до конца своих дней, покинув его только раз для посещения картузианцев в Мон-Дье (Mont-Dieu). Этот визит послужил причиной появления знаменитой работы "Золотое послание" или Epistola ad Fratres de Monte Dei.

В течение жизни Гийом написал множество трактатов на разнообразные темы: любовь к Богу, природа человека, Евхаристия, вера, жизнь св. Бернарда, а также комментарии к Посланию к Римлянам и к Песни Песней. Однако шедевром считается его трактат Aenigma fмdei, написанный против Абеляра в защиту доктрины Св. Троицы. Эта работа, в совокупности с работами Золотое послание и De natura et dignitate amoris, содержит квинтэссенцию его мистического богословия.[246]

Несмотря на практическую, а не теоретическую направленность своих трудов, Гийом, как установил Дешане, находился под сильным влиянием книг и св. Августина, и Оригена, св. Григория Нисского и Иоанна Скота Эриугены.[247]Ситвелл в связи с этим указывает, что "огромное значение имеет его обращение к греческим Отцам, свидетельствующее о развитии интереса к теоретическому аспекту созерцания… Привлечением внимания к этому чисто теоретическому идеалу созерцательности, своим призывом к раннему предбенедиктинскому монашеству и использованием его богословских оснований Гийом. де Сен-Тьерри предвозвещал движение, которому суждено было появиться после его смерти".[248]

Подобно св. Бернарду, Гийом рассматривает земную жизнь человека как возвращение или восхождение к Богу и подразделяет это восхождение в своей работе Золотое послание на три классические этапа — этап начинающих, этап продвинутых и этап совершенных. Начинающий, в котором всему довлеет "животная" сущность человека, движим в значительной степени своими чувствами и страстями; по этой причине ему необходимо подчинение законам и внешнему авторитету, у которого он находился бы в послушании; ему необходимо заниматься аскезой, умерщвляя плоть, испытанием совести, духовным чтением и просительной молитвой.[249] На продвинутой стадии верх берет "разумный человек"; на третьей же и последней стадии совершенный человек обретает истинную духовность. Поскольку три четверти Золотого послания посвящены рассуждению о начинающих, то для создания полного впечатления о мистическом учении Гийома де Сен-Тьерри мы обратимся к трактату Aenigma fidei.[250]

235

Ср. In cantica, PL 183. Ср. также авторитетную работу E. Gilson, The Mystical Theology of St. Bernard, tr. A. Downes, Sheed & Ward, London, 1940. Согласно D. Ramos, Obras completas de San Bernardo, ВАС, Madrid, 1953, св. Бернард считал, что в земной жизни высшая степень любви проявляется крайне редко, однако является тем, к чему должно стремится каждому.

236

In cantica, цит. соч. Рассматривая мистическое единство, св. Бернард, как св. Августин и Псевдо-Дионисий, всегда говорит о Боге как об объекте. Значение человечества Христа в мистическом единстве рассматривалось Кассианом, рейнландскими мистиками, Фомой Кемпийским, Жерсоном и св. Терезой Авильской.

237

Ср. De diversis. Sermon 87, In cantica. Sermon 1, 68, 83–85.

238

Ср. In cantica. Sermons 9, 20, 23, 25, 33, 41, 42, 49, 56, 57, 76, 78.

239

Ср. In cantica. Sermons 79.

240

Там же. Sermon 41.

241

Цит. соч., Sermon 23.

242

In cantica. Sermon 49.

243

Ср. W. Yeomans, цит. соч., с. 116.

244

Ср. J. Leclercq et al-, цит. соч., с. 254.

245

G. Sitwell, цит. соч., с. 57.

246

Труды Гийома де Сен-Тьерри см. PL 180, 205–726; 184, 365–408. Первый исследователь его трудов — Ж. М. Дешане (J. M. Dechanet): Guillaume de Saint-Thierry. L'homme et son oeuvre, Bruges-Paris, 1942; a также Aux sources de la spiritualite de Guillaume de Saint-Thierry, Bruges,1940. Cp. также О. Brooke, "The Trinitarian Aspect of the Ascent of the Soul to God in the Theology of William of Saint-Thierry" в Recherches de theologie ancie