Страница 5 из 12
Он вдруг услышал голос из прошлого: «Я думаю, моей матери нетрудно подцепить тебя на свой крючок». Хэмнет. Это были его слова — он произнес их во время первой встречи в джунглях, еще до того как стал проводником.
Хэмнет, великолепный воин, покинул Регалию, потому что больше не мог убивать и при этом знал, что его мать, Соловет, найдет способ заставить его делать это снова и снова. Кто лучше Хэмнета мог знать Соловет? И он был прав: Грегор теперь у нее на крючке, беспомощный и обреченный.
Но это только усилило его решимость противостоять ей. Он вернулся в свою палату и увидел, что принесли новую порцию еды, и поел, изо всех сил делая вид, что всем доволен. Правда, ел он не без удовольствия — ведь скоро ему предстоит снова питаться невесть чем.
Потом он пошел искать Ареса. Теперь, когда он повидался с мамой, это не могло вызвать никаких подозрений.
Арес как раз заканчивал свою трапезу, когда Грегор вошел в палату, — медсестра убирала со стола тарелки.
— Как ты? — спросил Грегор.
— Как с похмелья, но в целом — в порядке, — ответил Арес. Его голос, обычно мурлыкающий, сейчас звучал хрипло: видимо, связки еще не совсем очистились от вулканического пепла.
— А что ты думаешь насчет партийки в шахматы? — подмигнул Грегор.
Это было сказано исключительно для медсестры: Арес и Грегор никогда в жизни не играли в шахматы, даже речь у них об этом не заходила, но Грегор видел, что многие люди и летучие мыши в больнице играют в шахматы, и ему казалось, что персонал это очень одобряет.
— Вопрос только в том, умеешь ли ты играть, — хмыкнул Арес.
— Ой-ой, напугал! Говоришь как неудачник! — скорчил гримаску Грегор.
Сестра тут же вмешалась:
— Я посмотрю, нет ли у нас свободной доски.
Она собрала тарелки и вышла из палаты.
Грегор и Арес выждали пару минут и заговорили взволнованным шепотом:
— Мы должны лететь обратно в Огненную землю, — быстро сказал Арес.
— Да, знаю. Но Марет говорит — нами теперь командует Соловет, — ответил Грегор. — Можешь встретить меня на нашем месте?
Это было обтекаемое понятие — «наше место», но Грегор надеялся, что Арес поймет, какое место он имеет в виду: водохранилище, куда стекалась весной вода со всего Подземья. К нему вел секретный ход, который начинался в каменной черепахе в старом детском садике.
— Через час, — ответил Арес. — Но… Эти несчастные мышата все еще там. И если твоя сестра сейчас не с Газардом, она тоже должна быть там.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Грегор. Хотя, вообще-то говоря, незаметно проникнуть в секретный ход на глазах у Босоножки, кучи маленьких мышат и, вероятно, их няни — довольно сложный фокус.
Вошла медсестра — она несла шахматную доску.
— Я принесла доску, но, к сожалению, старую, без фигурок. Другие шахматы все разобраны.
— А знаете, я, кажется, видел шахматы в музее, — любезно ответил Грегор. — Мне все равно нужно упражнять колено — я схожу и принесу их.
В музее действительно хранилась магнитная походная доска с фигурками. Так что повод был отличный.
Грегор заглянул в свою палату и захватил с собой меч. Если кто-нибудь спросит — он всегда может сказать, что носит его при себе, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но в коридорах он не встретил ни врачей, ни медсестер, и небольшое путешествие до музея прошло без сложностей и приключений, если не считать мимолетной встречи с группкой школьников.
Когда он вошел в музей, ему сразу бросилась в глаза коричневая картонная коробка, обмотанная скотчем. На ней красным маркером большими буквами было написано «ДЛЯ ГРЕГОРА»! Он узнал почерк миссис Кормаци.
Когда эта коробка здесь появилась? Сегодня? Вчера? Или она находится здесь все эти несколько недель, что он был в Огненной земле?
Грегор открыл коробку и нашел на самом верху записку. Читая ее, он будто слышал голос миссис Кормаци:
Дорогой Грегор.
Теперь ты в Регалии — раз читаешь это письмо. Так что это неплохой шанс сделать шаг назад и оглянуться по сторонам. Я знаю, ты держишь под контролем все или почти все, что происходит с тобой там, внизу. Я знаю, ты делаешь то, что нужно, — или что считаешь нужным. Но твоя семья страдает, Грегор. Им больно. Все, что я могу тебе сказать, — не вздумай позволить им убить тебя, а то тебе придется с ними долго и мучительно объясняться.
Почему она вдруг написала про то, что его могут убить? Она как будто прочла пророчество! Но если бы она его действительно прочла, — тогда бы она понимала, что его возможная гибель — одна из тех вещей, которые он не держит под контролем. А что касается объяснений, которые он должен будет давать… Это вообще была бессмыслица. Непонятно, зачем она такое написала. Может, хотела пошутить? Хотя, зная миссис Кормаци… Грегор не исключал, что она и не шутила.
О, на обороте тоже что-то было:
«P.S. Лиззи помогала печь печенье. И она велела поделиться им с крысом».
Так значит Лиззи все-таки сбежала из лагеря. Он знал, что она упрямая. И даже когда все хорошо — она всегда тревожится и волнуется. Он видел сейчас перед собой ее лицо: чуть нахмуренные брови придавали ему выражение, не свойственное восьмилетнему ребенку. Чувствительная, маленькая, нервная, слишком сообразительная Лиззи. Она волнуется за него и Босоножку. Волнуется за папу и маму. Она волнуется даже за старого брюзгу Живоглота.
«В следующий раз, когда увижу Лиззи…» — подумал было Грегор и вдруг сообразил, что никогда больше ее не увидит! И никого из домашних тоже. Потому что он не вернется домой, в Наземье. Он должен умереть здесь, внизу…
Грегор смотрел, как падает у него из руки записка и как она плавно опускается на пол.
Только теперь слова пророчества наконец по-настоящему дошли до его сознания.
Когда Воин… умрет…
Комната вдруг поплыла и закружилась у него перед глазами, и он схватился за одну из полок, чтобы не упасть. Он чувствовал, как в горле поднимается ком, который не дает вздохнуть, как что-то тяжелое давит на грудь — там, где сердце. «Нет! Я не хочу! Я не хочу умирать!» — билась в голове единственная мысль. Его затрясло, и он попытался выгнать эту жуткую мысль из головы — но ничего не получилось.
«Я не могу. Просто не могу погибнуть. Я должен, я обязан вернуться домой».
Люкса права. Это слишком — они не должны просить его о таком. Отдать свою жизнь, свое будущее, отдать все, что у него есть, — за Подземье.
«Я просто уйду отсюда. Заберу Босоножку и маму и отправлюсь домой. И никогда, никогда не оглянусь и не вернусь обратно».
Он подумал, что и вправду может так поступить.
Но что тогда? Что будет с теми, кого он любит, — с теми, кто останется здесь? Они все умрут… так гласит пророчество. А он не может допустить, чтобы так случилось. Он этого не допустит. И это значит…
Грегор осел на пол, тяжело дыша, его трясло словно в ознобе. Он обхватил себя руками.
Надо остановить панику. Он не может позволить себе раскисать всякий раз, когда в голове возникает мысль о том, что его ждет. О своих близких, которых он никогда больше не увидит… вообще обо всем, чего никогда уже не будет в его жизни. Нельзя думать об этом — становится только хуже. Ему нужно думать о чем-то другом — о чем-то, что поможет выстоять. О чем-то, что даст ему силы.
В голове проплывали образы членов его семьи, друзей, места, которые он любил, — нет, все было не то, ничего не помогало. А потом на ум вдруг пришел каменный рыцарь, которого он видел в монастыре.
Холодный, спокойный, далекий от всего, что когда-то причиняло ему боль. Когда этот рыцарь сражался с врагом… он, может быть, пал в бою… но сейчас — сейчас он был неуязвим. Просто спал на своей мраморной постели.
Почему-то мысли об этом давно умершем рыцаре — тоже солдате — успокоили Грегора, как не могли успокоить мысли о живых. Его перестало трясти, он смог сделать глубокий вдох, и боль в груди стала меньше.