Ведьмины пляски

  Надо бы узнать, что соседи обо мне думают, а то стану изгоем, падшей женщиной, даже не подозревая об этом.

  Невольно вспомнилась 'Любовница французского лейтенанта'. Там общество тоже пригвоздило к доске позора женщину на пустяшную по нашим временам вещь. Вот она, разница менталитета!

  Белошвейки порадовали. Они сотворили изумительный комплект кружевного белья. Такое не стыдно подарить королеве. Себестоимость у него тоже царская, потому как кружево ручной работы.

  Решив разнообразить выпускаемую продукцию, набросала эскиз ещё одного фасона и забрала своё, земное, бельё. Носить не буду, сберегу как память.

  Вернувшись домой, узнала, что Свена вызвали по делу и обедать, а то и ужинать предстояло в одиночестве.

  По словам Агны, маг уехал верхами, мрачный как туча, и велел обеим не высовываться из города.

  - Особенно тебе, деточка, - служанка щедро налила мне похлёбки - местного густого супа, заменявшего первое и второе. - Строго-настрого, даже из упрямства и по неотложному делу. Выманивать станут - тоже говорил не ездить.

  Оставалось только гадать, какие твари бродят под Нурбоком, если Свен проявил такую заботу.

  Я взялась за ложку, готовясь отправить её в рот, когда в дверь требовательно постучали, и чей-то басистый голос прокричал: 'Откройте именем короля!'.

   Глава 12. Тучи сгущаются.

  Кап-кап... Кап-кап...

  Обняв колени, я сидела и смотрела, как вода просачивается сквозь потолок и, набухнув каплями, срывается вниз.

  Над головой - решётчатое окошко и тротуар. Спасибо за то, что не бросили в кромешной темноте. И за чистую солому тоже спасибо, и за то, что руки не связали.

  Дело приняло серьёзный оборот. Треклятая суконщица сходила в храм и нажаловалась на меня. Не поленилась, видимо, и в местном магистрате побывать.

  Подошла к решётке камеры и, обхватив прутья, прижалась к ней лбом.

  У ног валялась миска с едой. Есть её не смогла - после стряпни Агны это отрава. Зато крысам она понравилась. Вон, сидит одна в углу, носом водит. Надеюсь, вспомнит, что я её покормила и не загрызёт ночью.

  В камеру попала после долгого, утомительного допроса.

  Тогда, днём, в дом Свена вломились солдаты и подхватили под руки. Я пыталась узнать по какому праву - в ответ мне под нос сунули какую-то бумагу с печатью. На оттиске был герб Нурбока.

  Смекнув, что дело добром не кончится, заартачилась, заявила, что без Свена никуда не пойду - он законы знает и со стражей ладит, но никто и слушать не стал.

  Агну оттеснили, мою комнату перерыли вверх дном, требуя показать, где прячу зелья, какой-то 'Глаз дракона' и мужскую одежду. Ничего такого, разумеется, не нашли, прихватили только нижнее бельё, которое сочли подозрительным.

  На глазах у всей улицы меня затолкали в телегу и увезли. Как оказалось, в тюрьму. Там некий маг небрежно уколол мне палец, проделав тот же ритуал, что некогда Свен.

  Разумеется, ведьмой за прошедшие месяцы я не стала, поэтому и избежала знакомства с местной инквизицией. Что-то подсказывало - ненадолго, потому как мужчина в пурпурной мантии, уходя, подозрительно ухмылялся.

  И вот теперь я стояла в камере, смотрела на коптящий факел и гадала, в чём меня обвиняли, и, главное, когда всё это закончится.

  Часовой дремал в обнимку с алебардой. Он пару раз сделал обход, убедился, что узники не сбежали, и теперь спал до смены караула.

  Кажется, камера справа пустовала, а вот слева тоненько выл старичок, будто собака. Сначала его стоны раздражали, а потом привыкла.

  Наконец, и сосед успокоился. Заснул, видимо. А вот я не могла...

  В итоге ночь выдалась бессонной. Пристроившись в уголке, продремала от силы пару часов. Во-первых, страшно, во-вторых, крысы шебаршатся, в-третьих, неудобно. Соломенная подстилка тонкая, от холода камней не спасает.

  На рассвете загремел ключами тюремщик, в узилище вновь закипела жизнь. Она ворвалась в уши перебранкой солдат, стуком миски об стену, звуками ударов - я старалась не представлять, кого и как бьют - и глухими стонами.

  - Чего расселась? Миску давай!

  Открыв глаза, увидела тюремщика с котлом баланды. К ней прилагался чёрствый кусок хлеба. Отказываться от еды не стала, подняла и протянула миску, чтобы в итоге получить дурно пахнущее нечто.

  Понимая, без еды ослабею и умру, заставила себя проглотить немного варева и заела хлебом. Остатки, как и прежде, пошли на корм крысам. Чтобы они не бегали по всей камере, поставила миску в их углу.

  С улицы доносились голоса.

  Раньше я полагала, будто тюрьма обязательно за колючей проволокой, вдали от людских глаз, а тут за окном царила обычная жизнь. Гремели повозки, ругались уличные торговцы. Жутко хотелось к ним, к утоптанному снегу, отбросам в сточных канавах, к яркому зимнему солнышку...

  Вскоре за мной пришли и увели на допрос.

  Я радовалась: наконец-то узнаю, в чём меня обвиняют. Не ведьма же - и Свен поручился на суде, и местный маг проверил...

  Руки связали. В спину упёрлась алебарда, подталкивая вперёд. Я покорно зашагала в тисках солдат, надеясь, что недоразумение, а мой арест именно недоразумение, скоро разрешится.

  Идти пришлось недолго.

  Мы не вышли во двор, не поднялись по лестнице, просто перешли из одного конца подвала в другой. Тут не содержали узников, тут их пытали. Об этом свидетельствовали разные механизмы, которые я видела только на выставке, посвящённой инквизиции.

  И везде - цепи, кольца, лебёдки... Некоторые заржавели, а некоторые подозрительно блестели.

  Заметив мой испуг, ближайший солдат понимающе хмыкнул и посетовал не смотреть. Надо же, не ожидала такой заботы.

  Мы пришли в одну из камер, переоборудованную под кабинет для допросов. В ней имелась скамья, табурет, стол и стул. В углу стояло ведро с розгами. Что-то мне уже плохо и очень хочется упасть в обморок.

  Вот зачем я читала столько книг! Допрос ещё не начался, а воображение уже нарисовало картинку в духе нуара. Я ведь в невыгодном положении: ничего не знаю, ничего рассказать не могу. Как поступают с такими в фильмах? Правильно, расписывают под хохлому.

  Словом, за минуту, которая потребовалась на то, чтобы сесть на табурет перед типом в пурпурной мантии, знакомым по вчерашнему дню, успела себя похоронить и закопать.

  Солдаты пристроились за спиной, лениво переговариваясь.

  Запястья ныли, верёвки больно врезались в кожу. Скривилась, пытаясь хоть немного поправить их, и, подняв глаза, наткнулась на улыбку 'товарища-начальника'. Хрустнув пальцами, он сел напротив меня и приготовился записывать показания.

  - В чём меня обвиняют? - я решилась задать вопрос первой.

  - Ты всё узнаешь, женщина, - пообещал следователь - для удобства буду называть его так, раз не знаю, кто он в этом мире.

  Мужчина махнул рукой, и один из солдат встал у двери в камеру. Видимо, чтобы я не сбежала. Интересно, как? В муху оборачиваться не умею, немереной физической силой не обладаю.

  Свеча на столе жутко коптила. Такие же были в 'Диком кабане' - дешёвые, из свиного жира.

  Факелы в держателях на стенах тоже источали неприятный запах.

  - Твой имя?

  - Иранэ.

  Если скажу 'Ирина', не поймут и сразу сожгут.

  - Чья дочь или жена? Имя рода?

  Фамилия что ли? Тяжёлый случай: 'Куракина' на галанийский не переводится.

  - Безродная я, - решила солгать. - Выкрали в детстве разбойники.

  - Откуда?

  Ну почём я знаю?! Тыкни в карту - получишь верный ответ.

  - Мала была, - уклончиво ответила я. - Далеко отсюда.

  Правда ведь, не придерёшься.

  - Понятно, девица безродная, в Ио не верящая, так и запишем. - Перо заскрипело по бумаге - хорошо не по пергаменту или бересте.

  - Почему не верящая? - возмутилась я. - Очень даже верующая в обе его бессмертные сущности, ибо у мира два лица.