Страница 7 из 78
Сверх того на перемену конского состава наших драгун, конногренадер и кирасир, вошедших в армию Апраксина, губительно повлияли и другие причины. Неблагоприятное время года и, как следствие, недостаток путей сообщения. Ну, и как всегда, несовершенство законов, определяющих сбор лошадей с населения.
Но что оставалось делать армии? С огромным трудом и большими затратами лошади от населения собраны и к июлю 1757 года доставлены в армию. Но… к сожалению, не принесли нашей коннице ожидаемой пользы. Не подходя по многим требованиям ни драгунам, ни кирасирам, ни конногренадерам, но требуя огромного количества фуража, они становятся тяжелой обузой в походе Апраксина в Пруссию.
«Обсервационный корпус» графа
Каково же было положение пехоты ко времени Прусского похода? Оказывается, еще с послепетровских времен в пехоте устанавливают какие-то нецелесообразные, причудливые правила. «…При начатии кампании, — пишет один из биографов С. Ф. Апраксина, — всегда гренадерские роты, отбираясь от полков, бывали в особливые полки совокупляемы и тогда к ним определялись временные же полковые командиры и другие штаб-офицеры»{10}.
Так происходило из года в год. К этому неудобству привыкли как к досадной необходимости. И хотя к 1756 году немалый вред формирования таких новых частей уже был осознан, по старой, сложившейся традиции вновь приступили к формированию четырех новых гренадерских полков. Естественно, что собирали их все из тех же третьих гренадерских рот всех полков армии.
Причем в видах «скорейшего тех полков учреждения» признают необходимым взять гренадер из полков известной дивизии графа П. И. Шувалова — из Эстляндии (Эстонии) и Лифляндии (Литвы). К чему это привело — судите сами. Полки будущей действующей армии всего лишь за несколько месяцев до похода лишились 200–300 человек. Причем отбирали лучших. Третьи же гренадерские роты полков, расположенных на рубежах России, назначены для укомплектования мушкетерских полков, находящихся в Остзейском крае (в Прибалтике).
Но этим дело не ограничилось. Ввиду формирования запасного, или, как тогда называли, «Обсервационного корпуса» графа Шувалова от каждого полка, расположенного внутри России, было отобрано по 420 человек. А недостающее число людей покрывается солдатами из гарнизонов и ландмилиции.
Так состав войск, и без того имевший некомплект, был еще более ослаблен. Всего не хватало девяти тысяч только строевых.
Предусмотрительный Апраксин, прекрасно осознавая бессмысленность и даже огромный вред всех этих перетасовок, доносит об этом упомянутой нами Конференции. И что же получает в ответ? Ему предписывают, например, ставить в строй… денщиков. А это выглядит уже как насмешка.
Удивительное дело — не принималось решительных мер к ускорению привода в армию рекрутов с их предварительным обучением еще в тылу. Так что совсем уж странно было видеть сотенные, а иногда и тысячные команды, догонявшие армию до и после перехода ее через реку Неман в 1757 году.
Не лучше обстояло дело и с вооружением вновь прибывших. «Коллегиальность», организованная канцлером Бестужевым, приводила лишь к коллективной безответственности. Так, всех солдат решено было перевооружить ружьями нового образца. И действительно, часть заказа, а именно для Обсервационного корпуса, была выполнена по распоряжению графа П. И. Шувалова. Но вот остальные выступили в поход с ружьями старых, прежних образцов.
Зато Конференция не забыла позаботиться о наличии в Апраксинской армии рогаток — этих прадедовских средств обороны. Но зачем они нужны были Апраксину в этой нелегкой войне с талантливым и энергичным противником — королем Пруссии? Уже в Ковно фельдмаршал оставляет часть этих «динозавров». А вскоре брошены, сожжены и остальные.
Мы упоминали ранее о малопригодном конском составе драгунских полков. Оказывается, еще в 1755 году комиссия при военной коллегии отметила эти недостатки. И особенно обратила внимание на отвлечение многих конных полков на так называемую «форпостную», то есть пограничную, службу. Фельдмаршал Апраксин полностью с этим согласился и ждал нововведений для конницы. И что же? Уже весной 1756 года, в ожидании войны с Пруссией, в состав действующей армии назначены 5 конногренадерских и 4 драгунских полка. Они должны быть переформированы на новых началах. Но поскольку половина из этих полков находилась «на форпостах», быстро сосредоточить силы к возможному началу войны стало непросто.
Видя, что кавалерия Русской армии в полном расстройстве, Апраксин доносит об этом в Петербург (в то время он находился в Риге). Степан Федорович убедительно просит отложить поход до весны. Однако Конференция ставит во главу угла не готовность армии к военным действиям, а политические соображения. Иными словами, настойчиво требует быстрейшего открытия кампании.
Верхоконные… в пешем строю
Мы упомянули о регулярной кавалерии русской армии. Но в подчинении Апраксина находилась и нерегулярная конница. Она тоже предназначалась к походу и составляла 23 тысячи сабель. В чем-то она даже превосходила регулярную конницу, но ей, конечно же, явно мешало «отсутствие правильных начал организации», то есть проще говоря, отсутствие жесткой армейской дисциплины. Кроме того, команды были разнородны (правда, кроме калмыков), а иногда и просто слабы. К примеру, как Слободские казаки.
По подсчетам Апраксина, из числа нерегулярных войск его армии 5000 человек, а главное, 10 000 лошадей (вследствие обычая в нерегулярных войсках служить «о двуконь») по уровню подготовки были малополезны и, более того, представляли совершенно лишнее бремя для армии. Особенно это сказывалось на поставках фуража для огромного числа лошадей.
Существовали и другие путы, которые не были заметны со стороны, особенно из Петербурга. Так, восемь тысяч кирасир, конногренадер и драгун служили в пешем строю, следовательно, около 18 000 лошадей, которые ими фактически не использовались, можно было исключить из армии совершенно безболезненно.
Как же смотрел на все это Степан Федорович? Очень печальным взглядом. Ведь эта огромная погрешность в организации армии даже им не могла быть исправлена. Вся трагедия состояла в том, что его, Апраксина, армия руководилась не им, известным и заслуженным полководцем, а Конференцией. Причем проявлялось это на каждом шагу.
Взять, например, артиллерию, которую почти два столетия спустя в России стали называть «богом войны». В действующей армии существовала резкая разница в составе артиллерии собственно армии Апраксина, с одной стороны, и так называемого «Обсервационного корпуса» — с другой.
«Обсервационный корпус» был прекрасно экипирован. Именно он получал новейшие орудия, отличался прекрасной подвижностью, большей дальностью и действенностью стрельбы. У него был огромный запас разрывных снарядов. Парадокс состоял в том, что эта, лучшая часть артиллерии была фактически не подчинена Апраксину.
Руководство «Обсервационным корпусом» осуществлял, как упоминалось, граф Петр Иванович Шувалов. Причем был он не только фельдцейхмейстером{11}, но и одним из главных членов Конференции. Человек необычайно деятельный, Петр Иванович испросил себе позволение набрать изо всех полков особый корпус. Поначалу называвшийся запасным, или более громко — Обсервационным, со временем он становится известен как Шуваловский.
Корпус этот представлял внушительную силу. В его составе был один гренадерский и пять мушкетерских полков с полковой артиллерией. На 7 октября 1757 года в корпусе состояло 15 846 старослужащих. И еще ожидалось 13 193 рекрута. Кроме того, корпусу энергичного графа было придано 6 конных регулярных рот, а также 2400 гусар, башкир и казаков.
Что же касается артиллерии, здесь и по сей день граф оставил нам немало загадок. Поначалу его артиллерийский парк должен был состоять из 120 полковых и 24 полевых орудий. Но Петр Иванович переигрывает свое же собственное решение и оставляет за собой лишь 92 орудия, правда, самых разнообразных калибров.