Страница 87 из 90
В числе первых серьезных акций общества была попытка устройства в Ясной Поляне «трудовой школы-памятника Л. Н. Толстому». С помощью архитектора Сере-
бровского организовали конкурс на проект здания школы, однако ни один из тринадцати представленных проектов «не был признан вполне удовлетворяющим конкурсным требованиям». Софья Андреевна вспоминала, как приехал Сергеенко с архитектором «соображать предполагаемую для народа образцовую школу. Ничего не удастся, затея велика». Она оказалась права. Галопировавшая инфляция заставила инициаторов отложить масштабную идею о школе на неопределенное время.
Решившись на активную хозяйственную деятельность, общество быстро погружалось в трясину традиционного бюрократического бумаготворчества и канцелярщины. Положение в Ясной ничуть не стало лучше после образования общества. Накопилась целая куча разногласий, которую успел нагромоздить «Писатель» (такое скептическое прозвище носил теперь Сергеенко в кругу Толстых). Дело усугублялось тем, что напору Сергеенко не могли противостоять ни старые и больные мать с «тетенькой», ни добродушная, но нерешительная Татьяна Львовна.
Не могла, не имела больше сил думать о прохудившихся крышах, заброшенной скотине, запущенном парке смертельно уставшая от прошедшего драматического десятилетия женщина, которой исполнилось 74 года. Ей оставалось жить всего несколько месяцев. Запутывали ее и метаморфозы смены власти. Ставили охрану, потом снимали, затем снова ставили. Иногда помогали с материалами для усадебных построек, а потом забывали. А свои, яснополянские, крестьяне то отбивали поклоны на могиле Льва Николаевича, то подумывали, как распорядиться «грахским имением». В конце 1918 года волостной финансовый отдел вдруг наложил на нее, как на «представительницу буржуазного класса», контрибуцию в 75 тысяч рублей. Поехали в Тулу, разобрались, налог отменили, но было ясно, что жизнь ее и семьи, как и судьба самой усадьбы оказывались теперь непредсказуемыми. В августе 1919 года, в дни наступления Деникина, Софья Андреевна записала в ежедневнике: «Слухи о погибающем владычестве большевиков. Все радуются, а я им благодарна за постоянные услуги и
помощь». В этой ситуации любая помощь казалась великим благодеянием, но вдова Толстого понимала, что сейчас могло случиться все что угодно. Поэтому и официальное попечение со стороны организовавшегося общества могло оказаться спасением. Софья Андреевна чувствовала, что Сергеенко — «невоспитанный, недобрый человек», что «у него что-то на уме касательно Ясной Поляны», но другого выхода не было. Высокомирный, писавший свой очерк «Ясная Поляна в годы революции» и коснувшийся этой истории, укладывает ее лишь в формальную схему: «поступило заявление», «общество рассмотрело», «решили принять» и т. д. Однако нетрудно догадаться, что за «инициативой» старой хозяйки усадьбы явно маячила тень Сергеенко, яснополянские планы которого неуклонно расширялись. Толстовская семья все больше и больше, не без основания, подозревала в нем манию величия и претензию на незабываемую роль «батюшки-благодетеля». Вряд ли случайно еще в конце января нового, 1919 года Сергеенко «подкрался» к Софье Андреевне и «полтора часа душил разговорами» о том, что «из какого-то Комитета крапивенского охраны детей приезжали люди, которые хотят выселить» из усадьбы всех родственников Толстого, кроме нее, и «устроить детский приют на двенадцать детей», а ее решено поместить в «двух комнатах». Она, правда, не верила, но всего боялась, и в конце концов такие разговоры достигали цели.
Заявление родственников Толстого было, казалось, давно ожидаемым толчком, за которым последовала серия акций общества, формально преследовавшего благие цели. Уже в конце февраля общество направило в Совнарком письмо, в котором содержалась настойчивая просьба срочно санкционировать передачу имения обществу «согласно просьбе С. А. Толстой и Т. Л. Толстой-Сухотиной» «в целях создания хозяйственно- культурно-просветительского центра». Само собой разумеется, для осуществления намеченных мероприятий правление запросило новые долгосрочные ссуды. На абракадабру «хозяйственно-культурно-просвети- тельский центр» и нелепость такого симбиоза из фактически взаимоисключающих компонентов тогда вряд
ли кто обратил внимание, а между тем это обстоятельство вскоре породило принципиальные разногласия между обществом и младшей дочерью Толстого. Впрочем, на первых порах все шло гладко. 5 мая тульский губземотдел вынужден был выделить имение «в общенациональную единицу с изъятием его из ведения местных властей». Это было очень важно: в рутинных и непредсказуемых местных условиях толстовская усадьба теперь уже на юридической основе выделялась среди многих таких же тульских имений, принадлежавших «представителям буржуазного класса».
Обществу разрешалось теперь «обращать доходы на культурно-хозяйственные цели», и одновременно было отпущено 175 тысяч «на расходы, не терпящие отлагательств». Однако основная проблема, заключавшаяся в том, что имение оставалось в ведении Наркомзема, которого не интересовали музеи, похоже, никого не беспокоила. Ассигнования пока поступали, и в этой ситуации, с позиции Сергеенко, не имело никакого смысла разделять «хозяйственные» и «культурные» цели. И хотя новым постановлением от 27 мая 1919 года Комиссариат земледелия признал Ясную Поляну «имением общегосударственного значения», тем не менее управлять усадьбой обществу разрешалось только «под контролем и по инструкции Наркомзема». Правда, тогда же, в конце мая, появился и документ, подтверждавший уникальную культурную ценность памятника. «Охранная грамота», выданная обществу за подписями заместителя наркома просвещения историка М. Покровского и председателя коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Н. Троцкой-Седовой (жены Л. Троцкого), декларировала, что дом и усадьба в Ясной Поляне, как и «все хранящиеся там вещи, картины, портреты, библиотека, мебель, архив, рукописи», «представляющие исключительную культурно-историческую ценность и являющиеся национальным достоянием, находятся под охраной Наркомпроса» и потому «не подлежат ни реквизиции, ни вывозу». Это были важные формулировки, и хотя они и оставались тогда лишь декларациями, но подсказывали путь к фактической национализации памятника и помогали утвердить на го
сударственном уровне мысль о Ясной Поляне как об «общенациональной единице».
Правда, пока все оставалось в основном на бумагах, в потоке которых правление продолжало утопать. Новый план Сергеенко заключался в создании в Ясной Поляне образцового советского хозяйства.
В это время бурную деятельность, в сущности противоречащую идее музея, развил Николай Оболенский, муж покойной Марии Львовны Толстой. Совхоз, которым он заведовал (помощником у него, кстати, был сын Сергеенко — Михаил), с мая 1919 года активно расширял хозяйственную деятельность на территории самой усадьбы, бесцеремонно приспосабливая ее под новые нужды.
Оболенского вскоре утвердили в Наркомземе в должности завхоза, и перед Сергеенко открывались теперь огромные возможности, а главное, впереди очередного начинания снова был он, и все это уладилось в каких-нибудь три месяца. План свой он начал осуществлять с того, что взял в штат много помощников. «Писатель» тем временем активно входил в роль, все чаще и чаще покрикивая на Софью Андреевну и ее старшую дочь. Те слабо пытались протестовать против произвольной «распределиловки» немногочисленных продуктов, но Сергеенко говорил, чтобы они не вмешивались не в свое дело, так как ничего не понимают, что их «удельный вес равен нулю» и что решать все будет только он. После таких столкновений вдове оставалось лишь записывать в ежедневнике: «Сегодня была неприятность с П. А. Сергеенко. Он нагрубил мне, а я ему сказала, что, если б Лев Николаевич мог слышать, как посторонний человек груб с его женой, он выбросил бы его в окно». Разбору их споров вынуждено было посвятить несколько своих заседаний и правление общества, но никто, естественно, ничего не решал.
Конечно, хозяином Оболенский оказался никудышным. Это быстро поняли окружающие, да и сам он теперь осознавал это не хуже других. Бухгалтер Оболенского В. В. Огнев много лет спустя вспоминал: «Оболенский практически мало уделял внимания хозяйству и служил как бы для представительства и администриро-