Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 18

Он выбрал другое решение. За полгода избавился практически от всех своих уникальных двигательных привычек. Август больше не раскачивался с носка на пятку — теперь он ставил ноги шире, засовывал руки в карманы. Поза казалась очень агрессивной и раздражала людей еще сильнее, чем его раскачивания. Пальцы он тоже больше не мучил. Он сплетал их и держал так жестко, что казалось, всеми силами сдерживает ярость. Поначалу у него аж костяшки белели. Сейчас попривык. Но я не сомневалась, что рано или поздно ему придется добиваться замены психолога. Потому что женская месть — она бесконечная. Даже поверженный и растоптанный противник не может надеяться, что пытка закончилась. Нет, она не закончилась, просто палач отошел в бар выпить пару коктейлей.

— Армия — это наименее подходящее место для Макса, — сказал Август. — Макс прирожденный военный только в том смысле, в каком это определение применимо к прирожденному корсару. Он уважает личную дисциплину, но не способен безоговорочно подчиняться. И на гражданке ему жилось более чем хорошо. Семью из долгов он вытащил, еще когда служил. Затем он богател. Он мог бы вернуться в армию, ему никто не мешал. Он же служил вместе с тобой? Служил. Семья не мешала. Мог бы служить и дальше. Но его туда вовсе не тянуло.

— Хочешь сказать, он врал мне? Август, я разведчик. Меня невозможно обманывать так долго.

— Если разведчик сам не хочет обманываться — безусловно. Нет, он не лгал тебе. Макс превосходный манипулятор. И как любой манипулятор, умеет проникаться настроением объекта. Армией бредила ты. А он подхватывал твои мечты. В такие моменты он сам искренне верил, что любит службу. При том, что в действительности ему нравилось не служить, а проводить рискованные операции, получать награды и собирать восхищение окружающих. Вот дипломатическая карьера ему действительно подходила, жаль, что он так и не двинулся по этому пути.

— Мне приходило это в голову, но, Август, ты не все знаешь. Да, он не лучший в мире подчиненный, Макс никогда этого и не скрывал. Но если вспомнить, какой ад творился у него дома, ничего удивительного, что в армии ему было лучше.

— Тут спорить бессмысленно, — согласился Август.

— Да и с тем, что он авантюрист, искатель приключений на свою аристократическую задницу, тоже, — признала я. — Если, конечно, под корсаром ты подразумевал именно это, а не грабежи.

— Грабеж и война неразделимы. Военные грабежи можно цивилизовать, но в той или иной форме они останутся.

— Господи, ну какой же ты зануда!

— Других аргументов нет? — уточнил Август бесстрастно.

— Есть! — радостно заявила я. — Август, без обид, но это традиционный спор офицера и гражданского. Офицеры считают гражданских тыловыми крысами, а те офицеров — грабителями и паразитами, тупыми солдафонами. При этом ни один офицер почему-то не завидует гражданскому, зато гражданские, если копнуть, завидуют офицерам. Гражданских считают людьми второго сорта, трусоватыми, которые от настоящей опасности бегут. Поэтому они ищут недостатки у офицеров — мол, пираты, сорвиголовы…

— Ты же знаешь обо мне достаточно, — удивился Август.

— Поэтому и уверена, что ты не обидишься. Большую Звезду за красивые глаза не дают.

Это было чистой правдой. При знакомстве Август прикинулся простым, чуть ли не из низов. Сэнди Маккинби, студент-инквизитор, ха-ха. В дешевой футболке без рукавов, потертых джинсах, старых кроссовках, с гривой спутанных пшеничных кудрей ниже плеч. И с таким идеальным произношением, за какое некоторые в Оксфорде удавились бы. Назначил мне свидание. А на следующий день моя подруга Мелви Сатис сказала: «Дел, ты в своем уме, какой он тебе простой?» Ну да. Герцог Кларийский захотел поиграть в «Принца и нищего». А что, имеет право. Конституцией не запрещено. Но титул, строго говоря, я узнала последним. Сначала я услыхала полное имя. Это ж охренеть можно — шестнадцать имен плюс фамилия! Причем все имена либо римских, либо русских императоров. Его основное имя, первое, произносилось в латинской транскрипции, но с потерянным окончанием. В принципе и остальные тоже полагалось выговаривать по правилам нефедеральных языков: Александр Павел Николай и так далее. Но тут Август шел на уступки тем, кто рискнет повторить эту череду. Это ж язык сломать можно. Я выговаривала, но я до двенадцати лет росла на дедушкиной ферме, где объездчиком работал русский ветеран. Там я научилась ругаться матом и произносить некоторые уникальные звуки вроде твердого русского «р» и загадочной гласной «ы». Если мне хотелось рассмешить Августа, я в качестве междометия, означающего крайнюю степень веселого ошеломления, издавала это неповторимое «Ы!». Кстати, Август уверял, что не знает никаких языков, кроме федерального и четырех мертвых: латыни, древнегреческого, древнедатского и гэльского. Но, как выяснилось на Сибири и повторилось две недели назад, материться с неплохим произношением он тоже умел. Мягкий знак, где надо, выговаривал очень даже хорошо. Правда, вместо звука «ы» в окончаниях произносил смазанное «э», но истинные русские позволяют себе и не такое…

Услыхав, с кем имею дело, я обиделась и отказалась от свидания: не встречаюсь с принцами, извините, такой у меня жизненный принцип. А спустя несколько месяцев я узнала об Августе достаточно, чтобы перестать жалеть и начать уважать. Но было поздно что-либо менять в отношениях. Слово вылетело — все, прости-прощай.

С шести лет он учился в Эдинбургской классической школе для мальчиков. Лучший ученик, ля-ля-траляля, награды за победы в ученических олимпиадах по истории, в старших классах показывал глубокие познания в истории Европы. Постоянный участник скаутских, а с четырнадцати — волонтерских программ. Волонтерить предпочитал в армии. Каждое лето по два месяца проводил в расположении действующих частей. На самом деле, конечно, подростки-волонтеры в настоящие боевые части попадали исключительно по недоразумению или редкому стечению обстоятельств. Я тоже два лета волонтерила, поэтому знаю. Девчонок посылали работать сиделками и санитарками в госпиталь, а мальчишек — юнгами на военные транспорты или курьерами, ну, или на расчистку территории после природных пожаров и ураганов. Вся «служба» проходила в условно действующих частях, как правило, в нашей половине Галактики, где никаких реальных угроз нет. Отдельные везунчики ходили на транспортах к Твари, или к Тору, или к другим нашим дальним базам. Сходить за Ядро считалось большущим приключением. Но опасности там тоже не было: базы располагались довольно далеко от фронтира и редкие вылазки диссидентов пресекались моментально.

Если, конечно, не случалось нечто из ряда вон выходящее.

В том году случилось.

Наша разведка круто опозорилась, и через границу у Рулиджи прошла мощная группировка диссиды. Хотели перехватить ежегодный караван на Тварь, идущий с Земли, а затем нанести удар по планете. Об оккупации речи не шло, конечно: ребята прилетели только пограбить, чисто по-соседски, — но, потеряв караван, мы фактически теряли и планету, причем надолго.

В караване числилось тридцать мальчишек от шестнадцати до восемнадцати. Двадцать восемь на транспортах, а двое шли уже в третий раз, и их в виде поощрения взяли на крейсер «Крылатый». Старшему было восемнадцать, его звали Дэн Сулли. Младшему — шестнадцать, им был Август Маккинби.

Диссиденты атаковали «Крылатый» самым первым.

Завязка боя в космосе совсем уж внезапной не бывает, наши успели сыграть тревогу и надеть скафандры. Сулли погиб через несколько минут, а юнга Маккинби по приказу командира пошел выяснять, почему молчит шестая батарея. Увидел дыру в обшивке и мертвого стрелка. Недолго думая, залез на его место и доложил, что готов открыть огонь. Связи не было, и тогда он просто начал стрелять.

Бой продолжался сорок две минуты, и исход его решила невероятная стойкость «Крылатого»: уже почти полностью разрушенный, он держал оборону и позволил нашим перегруппироваться для контратаки. С двадцать девятой минуты огонь вела единственная батарея — шестая. На крейсере выжило тринадцать человек, всем дали Большую Звезду. В том числе и подростку-волонтеру, который покинул корабль без помощи спасателей. Изнутри к нему подобраться не смогли, снаружи тоже, парень вылез через ту самую дыру в обшивке, прихватив с собой труп стрелка, и преодолел двадцать девять метров открытого пространства, руководствуясь только словесными инструкциями. Прыгал с борта на протянутый к нему манипулятор и тащил за собой труп. Он никогда не учился перемещаться в открытом космосе, это часть подготовки джедаев, и отнюдь не с шестнадцати лет, а позже. Тренируют их, между прочим, на десять метров что в скафандре, что без него. Макс тренировался. Он и дыхание на три минуты задерживал легко, и двигаться умел. Только он в открытое пространство не высунулся ни разу за все время службы. А рекорд Августа еще никто не побил.