Страница 21 из 21
Председатель снял очки и деловито сказал:
— Дальше идет описание, какие надо сажать деревья и в каком порядке. Но сейчас я читать этого не буду, а лучше предоставлю слово самому Степану Саввичу. Немота его благодаря нашей советской медицине прошла, и вот он весь перед вами.
Солдат встал, и, будто сговорившись, встали перед ним все колхозники.
Он хотел заговорить, но голос его прервался.
Тогда, борясь с волнением, он начал водить головой вправо и влево, будто хотел освободиться от невидимых пут. И наконец заговорил:
— Товарищи колхозники, очень трудное получилось у меня положение. В самый последний момент пришло в госпиталь известие, что жена и дочурка — проще говоря, вся моя семья — погибли в фашистской неволе. Ну, как мне возвращаться в свой пустой дом! Вот и решил я, если будет на то ваше согласие, остаться тут с вами. На том участке пролилась кровь моих товарищей по роте, с которыми прошел я от Волги до вашей Коноплянки. Жизнью своей вернули они вам землю. Так насадим же на той земле сад, и пусть он растет в их светлую и вечную память…
Он хотел продолжать, но волнение опять сковало его речь, и он опять стал с усилием водить головой из стороны в сторону.
Тогда к нему подошла старая, вся в глубоких морщинах, женщина, помогла ему сесть и, взяв в свои коричневые руки его стриженую голову, остановила ее мучительное движение. Потом села рядом и просто сказала:
— Посадим, милый, все вместе сажать будем. Кто же против такого светлого дела говорить будет!..
Солдату отвели комнату в новом доме. Он лежал на соломенном тюфяке и смотрел в темное окно на лучистую звезду, одиноко мерцавшую в далеком небе. Со станции он, еще слабый после болезни, шел пешком, очень устал, и теперь все его тело отдыхало. Но уснуть он не мог, растревоженный встречей с колхозниками, на чьей земле он пролил свою кровь. И, как всегда в последнее время, когда он думал о чем-нибудь хорошем, тоска о жене и дочери еще крепче сжала ему сердце: они этого хорошего не увидят никогда…
Дверь скрипнула, и кто-то шепотом спросил:
— Спите?
— Нет, — ответил солдат. — А кто это?
— Да я, Петя. Бабка Устинья вам глечик молока прислала.
Мальчик на цыпочках прошел в темноте к окну и осторожно поставил кувшин на подоконник. Немножко помялся и весело сообщил:
— Это та самая бабка, что с вами рядом села! Она у нас серди-итая! Всех ругает, всем перечит. Вы как сказали про сад, я и подумал: вот сейчас разбурчится: «Какой там сад, когда все в земле живем! Сначала надо хаты построить, потом сады сажать». А она — ишь что сказала!.. — Он присел на корточки и дружелюбно спросил: — Значит, вы теперь наш?
— Ваш, — серьезно, будто разговаривая со взрослым, ответил солдат.
Подумав, мальчик сказал:
— Вот я вам радио проведу, чтоб вы не скучали. — Потом опять подумал и ободряюще добавил: — А будете скучать, я и сам к вам перейду. Станем вместе жить. Вдвоем не будет скучно. Проживе-ом! Еще ка-ак!