Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 68

Мысль о том, чтобы поставить дело космических исследований, разработки и создания исследовательского оборудования и инструментов на прочную инженерную основу, была, в принципе правильной, и у нас в филиале о таком варианте могли идти разговоры. Судя по всему, какой-то гад донес С.П., мол, собираются удрать! Бушуев подозревал в этом доносе Мишина — вполне могло быть. Таким образом, заговор созрел не против меня, а против Бушуева. Его сняли с должности начальника филиала, а меня с моими корабельными проектантами перевели в главный корпус КБ на всякий случай, чтобы, с одной стороны, можно было непосредственно приглядывать, а с другой — выбить почву из-под ног сепаратистов, буде они вдруг опять проявятся.

Другой случай, еще раз показавший опасность длительного отсутствия в КБ, был связан с моей четырехмесячной подготовкой к полету на «Восходе». Когда вернулся в КБ после полета, то обнаружил, что уволен с предприятия (С.П. оправдывался: «Это решение министерства — вам предстоит встречаться с иностранцами, ездить по всему миру, будете при этом в качестве работника академии»), работы по проекту корабля «Союз» передали от Бушуева к другому заму С.П., другой группе проектантов, и изменили само назначение корабля. Он, видите ли, должен был стать кораблем военного назначения! После грандиозного скандала я был восстановлен на работе, вернул проект «Союза» себе и моим проектантам, к его первоначальному назначению, уведя от бессмысленности военного применения. Много усилий пришлось потратить на то, чтобы завод продолжил работать по уже выпущенной документации. И так бывало не раз. Когда же руководителем нашей организации стал Глушко, опасность длительного отсутствия в КБ, как мне представлялось, уменьшилась, хотя и Глушко тоже был из «одесситов».

Летом 1980 года я был включен в экипаж, в который также входили Леонид Кизим и Олег Макаров, и начал подготовку к полету. Врачи центра подготовки всячески цеплялись ко мне опять, в основном в связи с перенесенной в детстве язвой желудка, но поначалу удавалось от них отбиться. В сентябре (к первоначальному сроку полета) медицинское заключение было положительным и подтверждалось, что наш экипаж остается основным. Но затем срок полета перенесли на ноябрь, и мои противники вновь оживились. Конечно, вполне может быть, что это лишь результат мнительности, но у меня тогда сложилось впечатление, что был разработан и осуществлен план, как не допустить меня в полет.

На этот раз атака на сердце. Началось это в октябре во время комплексных зачетных тренировок на тренажере корабля. Кизим вдруг где-то подхватил отчаянный грипп и обчихал все два кубометра свободного объема макета спускаемого аппарата. Через некоторое время, естественно, заболел и Макаров. Я держался дольше всех, но в конце концов все-таки заразился, потекли сопли, и врачи заявили, что у меня отклонения в электрокардиограмме. Но проверки в Институте медико-биологических проблем Минздрава не подтверждали этого (их врачи участвовали в контроле).

Отлет экипажа на космодром был назначен после ноябрьских праздников. Но перед отлетом, кажется, на 9 ноября, были запланированы контрольные записи электрокардиограммы (ЭКГ) на фоне нагрузки. Вечером 9 ноября я приехал в ЦПК и расположился в профилактории, где с той же целью должны были находиться и Кизим, и Макаров. Но почему-то их там не оказалось. В профилактории было жарко, как в парилке. Сторож отключить отопление он смог, а начальству звонить отказался — праздники! Я практически не спал.

Утром нам сделали кардиограмму. Врач из Минздрава, которой было поручено следить за записью ЭКГ, сказала, что показатели хорошие, все у меня в порядке. Но медицинская комиссия, рассматривая те же результаты, быстро отпустив Кизима и Макарова, потом долго совещалась. И наконец объявила: мои показатели неудовлетворительные, пускать в полет нельзя. В этом долгом заседании медицинской комиссии почему-то председательствовал космонавт Леонов, что уже само по себе вызывало недоумение: он что, превратился во врача? Сам по себе он доверия у меня не вызывал.

Меня сняли с подготовки и заменили другим космонавтом. Было ощущение, что меня предали. Предательство и со стороны якобы союзников (Минздрава), и со стороны товарищей по работе.





Позиция ВВС и их медиков по отношению ко мне была известна. На заседании Госкомиссии, посвященном результатам последнего обследования, присутствовать не мог, поскольку речь шла о моем здоровье. Но мне рассказали, что представители ВВС (обычное дело), Минздрава — Воробьев (!) и наш заместитель Главного по испытаниям Шабаров (!) выступали с самыми решительными возражениями против моего полета. Отказ со стороны Минздрава еще можно было как-то объяснить (был у них мелкий корыстный интерес — в состав дублирующего экипажа входил врач — представитель Минздрава). Но что (или кто) заставило Шабарова выступить против моего полета? Могло быть, конечно, и случайное стечение обстоятельств, которое использовали разные группы в своих интересах.

«Салют-7» отличался от «Салюта-6» практически только составом аппаратуры и оборудования для исследований и экспериментов. На этой станции были установлены рентгеновский телескоп, приборы для съемок звездного неба с использованием электронно-оптических преобразователей, оборудование для технологических экспериментов, медико-биологическое оборудование, приборы для визуальных наблюдений и исследований. Была облегчена возможность ремонта системы терморегулирования, радиосистем, установлены наружные крышки на иллюминаторах, проведено некоторое усовершенствование служебных систем. Снаружи, на стенках станции, увеличилось число элементов фиксации (скоб, крюков), что облегчало работы космонавтов при выходах в открытое пространство.

Защиту поверхности иллюминаторов пришлось ввести из-за того, что с течением времени они загрязняются и повреждаются, как снаружи, так и изнутри. Наружные поверхности иллюминаторов повреждаются микрометеорами, и на них (как и на остальной поверхности станции) оседают частицы из облака, создающегося вокруг станции. Облако вокруг станции образуется газами, выделяемыми материалами внешней конструкции станции, частью продуктов сгорания, которые выбрасываются двигателями ориентации, компонентами, выбрасываемыми при продувке магистралей дозаправки. Внутри станции возможно загрязнение стекол иллюминаторов частицами, плавающими в атмосфере, к тому же космонавты могут оцарапать стекла аппаратурой во время работы. Очистить иллюминаторы от загрязнения изнутри достаточно просто. Чтобы исключить случайные повреждения стекол изнутри, мы применили защитные резиновые кольца и упоры на приборах, используемых для наблюдений через иллюминаторы. Каверны в стеклах иллюминаторов от микрометеоров и загрязнения наружных поверхностей стекол были обнаружены еще в процессе полета первого «Салюта». Пришлось устанавливать на иллюминаторы, через которые велись наблюдения, открываемые и закрываемые приводами крышки.

На станциях «Салют-6» и «Салют-7» мы получили и другой, несколько неожиданный, опыт. Опыт борьбы с аварийными ситуациями, с выходом из строя отдельных приборов, агрегатов, мини-пожарами и т. п. Бывали очень острые ситуации. Например, нарушение герметичности одной из секций окислителя двигательной установки, в результате которой было выброшено наружу несколько сот килограммов азотного тетроксида. Или никак не желавшая отделяться от станции десятиметровая антенна радиотелескопа КРТ-10. Рюмину пришлось ее отталкивать специально сделанной кочергой.

Наиболее сложной оказалась авария, произошедшая на орбитальной станции «Салют-7» 11 февраля 1985 года.

В тот день при проведении одного из контрольных сеансов связи со станцией, работавшей в автоматическом режиме (то есть когда экипажа на борту станции не было), работники ЦУПа заметили (по телеметрическим данным), что произошел автоматический переход с основного на резервный комплект бортового радиопередатчика, по которому на Землю идут сигналы, подтверждающие прием команд, — «квитанции». Это означало, что в основном комплекте прибора возникла какая-то неисправность. А надо сказать, что и основной, и резервный передатчики были в одном блоке с приемниками (также основным и резервным), через которые передавались команды на борт станции. Пока не разобрались в причине отказа основного передатчика, включать его было нельзя: а вдруг произойдет короткое замыкание?!