Страница 15 из 68
В Германии, на базе ракетного ремонтного завода, начали изготавливать (в основном из запчастей) Фау-2. В этих работах участвовали Королев и другие наши специалисты вместе с немецкими инженерами.
В это же время Устинов в подмосковном городке Подлипки на базе артиллерийского завода создал научно-исследовательский институт, специализирующийся на разработке и испытаниях больших и малых ракет и ракетных двигателей; разработкой ракет дальнего действия должен был заняться третий отдел этого института под руководством главного конструктора Королева. Этот отдел и положил начало знаменитому королевскому КБ.
Постепенно работы начали переводить из Германии в Подмосковье. Перевозили изготовленные ракеты, заводское оборудование, конструкторскую, производственную и эксплуатационную документацию. Рассказывали, что кто-то из руководства поднял вопрос о привлечении к ракетным работам немецких инженеров. (Кто — не уточняли: возможно, это был Устинов.) Почти все они отказались. Тогда «компетентными органами» была проведена «ночная операция». Поселок, где жили немецкие специалисты, был окружен частями НКВД. К немецким инженерам явились группы военных, возглавляемые симпатичными женщинами, офицерами-переводчицами. Немцам было предложено немедленно собраться и погрузиться в поезд. Возникла паника — «отправляют в Сибирь!» Переводчицы успокаивали: «Вы будете жить в Москве». Жена доктора Гретрупа отказалась ехать без коровы («у нас маленькие дети»). Пожалуйста — возьмем и вашу корову! — «Без лошади тоже не поеду» (любила ездить верхом). — «Лошадь найдем на месте — не проблема!» По-видимому, с коровами в то время было так же плохо, как и позже.
Поселили их сначала в Подлипках, а затем перевезли в городок Осташков на озере Селигер, где они писали отчеты о своей работе. В наших работах над ракетами не участвовали. Королев не хотел их использовать. «Они мне не нужны». Зачем их вывезли?
В Подлипках Королев создавал свое КБ, которое постепенно стало походить на вотчину. Поначалу управленцы, испытатели, производственники ему не подчинялись. Но Королев умел использовать каждый отказ, каждую аварию для того, чтобы расширить свою власть, чтобы подчинять себе одно за другим подразделения института и завод: каждая комиссия по расследованию отказа или аварийного пуска «обнаруживала» нарушение документации Главного конструктора или разгильдяйство в каком-либо отделе или на производстве. «Как Главный конструктор я отвечаю за все». Такая позиция устраивала вышестоящее начальство — рыжий всегда готов. «И если что-то не так, то виноват либо я, либо те, кто не умеет работать, или, что еще хуже, не умеет или не способен организовать работу как следует!» По каждому отказу или тем более по аварии должны были приниматься меры, в том числе и организационные, и они принимались!
В 1947 году на военном полигоне за Волгой были проведены летные испытания ракет, изготовленных еще в Германии. А уже в 1948 начались летные испытания ракеты Р1, нашей копии Фау-2. Документация на PI была наша собственная, и изготовлены они были уже на нашем заводе в Подлипках. Далее последовала Р2 с форсированным двигателем, несущим баком горючего и вдвое большей дальностью: около шестисот километров. А потом была сделана Р5, с обоими несущими баками и с дальностью полета около 1200 километров.
В процессе создания этих первых ракет дальнего действия появился опыт разработки проекта, конструкции и управления, опыт изготовления, отработки и летных испытаний. Сложилась компания инженеров, конструкторов, смело бравшаяся за проектирование новых машин, работоспособная и весьма дисциплинированная. Королев требовал и добился жесткой дисциплины. Трудно управляемых переводил в другие КБ, либо увольнял.
Был, например, у него одно время первым заместителем известный авиационный конструктор А. Я. Щербаков, которого он сам же пригласил к себе. Но вскоре обнаружилось, что смотрит он не на С.П., а как волк — в лес! То начнет прорабатывать совершенно дурацкую идею ракеты с деревянными баками («даже если нас загонят за Урал, ракеты делать сможем!»), то задумает самолет с вертикальным стартом и посадкой (тогда это рассматривалось в авиационной промышленности как признак безумия) или еще что-нибудь в том же духе. Ясно было, что он стремится к положению независимого главного конструктора. В результате разразился скандал, о котором рассказывал сам Щербаков. В Подлипках (Щербаков жил в Москве) собралась «конференция» четырех его бывших жен (кто их собрал?!), которые написали коллективное письмо с жалобой на аморальное поведение их бывшего мужа. Щербакова сняли с работы и направили в Новый Златоуст в СКБ-385, которое в перспективе как будто могло стать филиалом КБ Королева.
Постепенно королёвское КБ расширялось. Одновременно создавались независимые смежные предприятия, связанные с ним общими работами и занимавшиеся разработкой ракетных двигателей, системы управления, телеметрии, экспериментальной отработкой, испытаниями. Создавалась отрасль промышленности, в которой лидировал Королев (до удельного княжества еще далеко, но что-то уже проявлялось).
Конечно, у Королева в результате появились и враги, и трения с другими организациями и с руководством. В том числе и с министром Устиновым, который вначале энергично его поддерживал. В иерархической административной системе, с ее слоистой многоуровневой структурой, у сообразительного, смелого человека есть свои козыри. Королев умел заручиться поддержкой со стороны (например, у военных, с ними он всегда старался ладить), а также сверху (Госплан, Совмин, аппарат ЦК), в том числе и путем внедрения туда своих людей. Одним словом, строил свою крепость и развивал свое дело так, как считал нужным. Он взялся за разработку межконтинентальной ракеты, организовал это дело с большим размахом и тем самым заложил базу для космической техники.
Впервые мне привелось встретиться с Королевым через полгода после окончания МВТУ: я оказался у него в качестве стажера вместе с группой инженеров из нашего только что организованного СКБ-385. Когда мы явились, нам объявили, что с нами хочет познакомиться Главный конструктор. Он вошел в комнату, маленький, круглый, упитанный (уже почти толстый), этакий живчик. Произнес дежурные воодушевляющие слова о важности работы и дисциплины и исчез.
Тогда он мне, мягко говоря, не понравился.
Вторично я столкнулся с ним в мае 1957 года, незадолго до моего перехода в его КБ, к чему уже стремился начиная с 1956 года. И понятно почему: только в его КБ, куда входил и подчиненный ему завод, можно было всерьез заняться разработкой и созданием космических аппаратов.
Дело было на испытательном военном полигоне в Тюра-Таме (теперь космодром Байконур) на первом запуске межконтинентальной ракеты Р7. На полигоне я присутствовал в качестве представителя от НИИ-4 как специалист по теории полета ракет. 15 мая во время пуска находился на наблюдательном пункте в полутора километрах от старта. Смотрел, как поднимается ракета. Это сейчас все уже насмотрелись по телевидению на стартующие ракеты, а тогда для меня, как и для всех присутствовавших, это было впервые, и не по телевидению, а в натуре! В какой-то момент показалось, что дернулся факел, но ракета продолжала лететь и скрылась за горизонтом, правда, подозрительно быстро. Мой сосед по окопчику, полковник А. Г. Мрыкин (главный заказчик ракеты от Министерства обороны) выскочил на бруствер, замахал руками и как-то смешно и неубедительно закричал: «Ура!» Мы сели в машины и помчались в «банкобус», барак, построенный рядом со стартом, где обсуждались и принимались решения по работам на старте при подготовке ракеты к пуску, чтобы выслушать доклады о ходе первого полета.
Доклады были на мотив «все хорошо, прекрасная маркиза». Богомолов даже уверял, что, по данным радиосредств контроля траектории и телеметрии, полет прошел нормально, и его радиосредства работали до момента, когда ракета скрылась за горизонтом. Когда на следующий день мы просмотрели пленки, подтвердилось только последнее: ракета действительно ушла за горизонт и упала на расстоянии около 300 километров от старта. Авария. Первый блин комом. Но зато старт цел! Для оптимиста важно в любом поражении находить положительные стороны. Старт — это грандиозное по тем временам и весьма дорогое сооружение, его быстро не сделаешь заново, и вообще — хоть немного, но пролетели. Неплохо для начала.