Страница 11 из 92
С появлением Агриппины в римском обществе в качестве августы началась тайная схватка за будущую верховную власть в государстве. Для начала она заставила наивного старика Клавдия усыновить Нерона, что открыло ее сыну формальную возможность наследовать престол. Затем последовала серия хитроумных трюков, которые преследовали единственную цель: продемонстрировать народу Рима и императорскому окружению, что именно Нерон является будущим правителем, и приучить всех к этой мысли. Например, Нерон, даже не достигший четырнадцати лет, был неожиданно объявлен совершеннолетним и сменил невзрачное одеяние подростка на горделивую мужскую тогу. Агриппина создала резкий контраст между своим сыном и официальным наследником Британиком. Самому же Нерону нравилось блистать и принимать знаки внимания окружающих. Так мать невольно приучила его, что можно блистать, не совершая ничего значимого, путем ловко продуманных мероприятий, направленных на манипулирование сознанием окружающих. Он учился общаться с миром знаками и языком кощунственной символики, а его тщеславие уже во весь голос заявило о себе и требовало признания и поклонения. После инсценировки совершеннолетия истинный наследник Британик оказался еще дальше оттесненным от власти, когда Нерон однажды по велению матери появился в неподражаемом одеянии триумфатора. Это было настоящим фурором, а заодно – святотатством и попиранием норм приличия, но кто мог посметь возразить августе и ее всесильным советникам, которые умели создавать все новые поводы для возвеличивания еще ничем не отличившегося Нерона. А он, наученный Сенекой, уже с трибуны обещал подарки преторианцам, а народу – раздачу хлеба и денег. Но проблема самого Нерона заключалась в создании искаженного представления о самом себе: не делая ровным счетом ничего, балуя свое тело нескончаемыми гуляниями и пирами, он с подачи влиятельного окружения начал думать о себе как о великом, отмеченном богами, человеке. Причем разрыв между реальностью и представлением рос с каждым годом, с каждым днем…
Тем временем настойчивая Агриппина сумела последовательно перетасовать окружение во дворце в свою пользу. Например, поменять командира преторианцев и начать еще одну, достаточно сложную игру, чтобы укрепить всех во мнении, что юный Нерон является не по годам подготовленным и чрезвычайно рассудительным человеком. Согласно разработанному сценарию, во время Латинских празднеств Нерону было доверено вести судебное заседание в качестве префекта города. Эта подаренная ему невиданная честь была в деталях проработана сценаристами, а ответы самого Нерона при помощи верного Сенеки старательно отрепетированы. В результате успех молодого государственника оказался сногсшибательным: народ воочию убедился в том, что Нерон обладает замечательными качествами управителя, досконально знает нюансы права и является блестящим оратором. Перед ним самим уже изощрялись лучшие мастера публичных выступлений, поднимая таким образом престиж молодого игрока. Сам Нерон сиял от счастья, он уже казался сам себе богом или по меньшей мере каким-то высшим существом.
Наконец, прошло еще немного времени, и Агриппина добилась от дряхлого Клавдия бракосочетания шестнадцатилетнего Нерона с дочерью принцепса Октавией. Незамужняя девушка казалась опасной идущему к власти тандему матери и сына. Кроме того, очень скоро Агриппине пришлось снова спешить: старик Клавдий чуть было не остановил их триумфальное шествие к власти.
Сгорая от желания приблизиться к власти, Агриппина стала слишком пренебрегать осторожностью. Кажется, яркий свет могущества стал ослеплять и обжигать ее, как факел чересчур близко подлетевшего мотылька. А ведь у нее, как прежде у Мессалины, было очень много врагов, желающих возвыситься, спровоцировав падение первой женщины государства. Потому-то после робких нашептываний со всех сторон Клавдий вдруг изменил свое отношение к Нерону и даже намекнул на расправу с зарвавшейся супругой. Ответные действия последовали незамедлительно: отравление грибами, блокирование дворца после смерти принцепса и многочасовое манипулирование информацией о его состоянии – до того момента, пока в сопровождении преданного начальника гвардии и его беспощадных преторианцев миру не явился новый хозяин Палатина – цезарь Нерон. Многие растерялись от напора Агриппины, а возмущенным не дали опомниться – настолько скоро совершились все события и настолько продуман был «мирный переворот».
У врат ада
Очень многие интерпретаторы событий были воодушевлены первыми шагами нового принцепса, находя их благоразумными и дальновидными, а некоторые впечатлительные летописцы даже вздумали назвать первое пятилетие царствования Нерона «золотым». Но они обманывались в главном: Нерон не столько изменялся в процессе своего властвования, сколько старался казаться уступчивым и заботливым правителем. Боязливый шестнадцатилетний юноша, посаженный на трон матерью, учителем-философом и начальником городских когорт, он с опаской оглядывался на окружающий мир, не позволяя своим истинным ощущениям завладеть душой. Император, несмотря на юные годы, был давно сформировавшейся личностью, готовой в полной мере раскрыть свои темные стороны. И может быть, веди Агриппина, Сенека и Афраний Бурр единую и согласованную игру, они бы очень долго манипулировали слабовольным и легко поддающимся внушениям Нероном. Первые годы правления были как заученная речь, умело написанная рукой Сенеки. И хотя
Дион Кассий настаивает, что в этот период Нерон больше подчинялся матери, логичнее будет предположить, что влияние на принцепса было умеренным. Так или иначе, он демонстрировал показную щедрость и немыслимую для властителя покладистость, а запомнившейся фразой этого периода стал ответ Нерона на благодарность сената: «Я еще должен ее заслужить».
Но всех этих людей, которые хотели руководить Нероном, погубили внутренние противоречия. Агриппина желала открыто властвовать, в полной мере разделяя власть сына, а вернее, позволяя ему лишь формально занимать место первого среди равных. На ее стороне оставались теневые игроки типа Палланта и многочисленные рыцари плаща, кинжала и яда. Сенеку заботила собственная безопасность и творческое спокойствие, которые он отождествлял с законами государства, а значит, с не подлежащей сомнению властью принцепса; командира преторианцев – его собственное место, что предопределило действия на той стороне, которая олицетворяла незыблемую власть государства. Сам же Нерон долгое время оставался послушной игрушкой в руках искушенных интригами борцов, позволяя склонять себя то к тем, то к иным решениям. Но пока объектом было само государство и намеченные преобразования, все складывалось пристойно. От имени Нерона был проведен ряд законов и решений, поднявших авторитет сената, судов да и самого принцепса как взвешенного и вменяемого правителя. Но когда наступление началось на саму власть, Нерон, уже вкусивший ее прелести, продемонстрировал свое истинное лицо. Это было лицо слабого человека, волею случая оказавшегося на вершине человеческого могущества, непризнанного, но жаждущего признания, боязливого, но желающего казаться сильным, неспособного, но стремящегося к похвалам и аплодисментам любой ценой. К своей истинной природе он подступался осторожно, шаг за шагом, страшась, главным образом, низвержения и предательства. Он уже был хорошо ознакомлен с пороками и сознательно желал их испытать.
Как и Калигула, познание своих темных сторон он начал с бесшабашных и относительно безобидных ночных похождений по Риму с драками, насилием и демонстрацией силы. Это было испытание власти на прочность: он еще не знал, куда ее можно применить, и потому пробовал, как ростовщик золотую монету, на зуб. Хотя ночные стычки порой оказывались кровавыми, они не затрагивали интересы правящего класса и потому рассматривались как нелепые забавы принцепса, которые со временем пройдут. Но эти отдающие гнилью развлечения со временем не прошли, и то, что общество легко их приняло, способствовало дальнейшему освобождению Нерона от оков морали. Цезаря начала поглощать пучина истощающих сознание оргий, а он все проверял пределы возможного, разрешенного, не осуждаемого. Первым же действительно вопиющим поступком Нерона стало убийство сводного брата Британика, которого он легко и бестрепетно отравил, обставив сцену не без налета театральности. Вседозволенность настолько захлестнула Нерона, что он удивил даже свою беспринципную мать. Что же касается учителей-советников, то они впервые осознали: монстр вырос и грядут раскаты смертоносного грома.