Страница 109 из 121
Таким образом, материальная независимость играла весомую роль для значительной части женщин, чья деятельность прямо соприкасалась с материальной сферой. Однако женщины, избравшие сферой своей самореализации духовную, неосязаемую плоскость, позволяли до определенной степени игнорировать материальное, противопоставляя ему нечто такое, что стоит несоизмеримо выше денежных знаков. Стихи Цветаевой, танец Айседоры Дункан, освободительная миссия Жанны д’Арк, религиозно-культурные ценности Елены Блаватской, научные достижения мадам Кюри или успешное премьерство Маргарет Тэтчер – все это выглядит намного весомее материальных достижений даже в глазах обычного человека.
Значение смерти выдающихся женщин в жизни их имен
Смерть как явление всегда обладала в восприятии человеческого сознания сильными магнетическими или даже гипнотическими свойствами. Ее притягательность стала следствием животного ужаса человека перед неизбежностью, безысходностью и таинством, смерть же известных людей сделала их образы еще более запоминающимися. Но тут действует и обратное правило: яркий, поражающий особыми и в какой-то степени уникальными событиями уход того или иного человека может резко усилить восприятие его образа.
Выдающиеся женщины часто умели уйти из мира живых с таким влекущим эпатажем, с такой меткой изысканностью, что порой можно задаться вопросом: а не стали ли они режисерами своей собственной смерти? Мысль о посягательстве на собственную смерть, на такую исполинскую для человека величину, столь не зависящую от его желаний, конечно, может вызвать ироническую усмешку. Но в то же время, когда мы сталкиваемся с сосредоточенными личностями, мужчинами или женщинами, увидевшими безысходность или логичную своевременность своего ухода, мы вынуждены констатировать такое явление, как управление собственной смертью. Как в любом деле, где требуется, прежде всего, актерское мастерство, женщины научились демонстрировать такую незабываемую изысканность, такую выразительную драму и игру, что их вынужденная смерть оказывалась последним представлением жизни.
Клеопатра, понимая безысходность дальнейшего существования (она легко могла остаться в живых, правда, при этом потеряв свой статус, что было немыслимо для царицы), предпочла театрализованное представление своей смерти. Хотя никто достоверно не знает, имела ли место смерть от укуса змеи, царица сумела извлечь из своего ухода гораздо больше для возвеличивания собственного имени и создания бессмертной легенды о Клеопатре, нежели удалось получить с помощью огромного числа признанных успехов при жизни. Смерть дала ей вторую жизнь, оставив отпечаток величия на имени. Конечно, в значительной степени угроза Клеопатры для Рима и, следовательно, важность победы Октавиана в этой военной кампании были гиперболизированы самим двором Августа и лояльными к нему поэтами и летописцами. Но если бы не было такой шикарной режиссуры собственной кончины и такого апломба в игре, вряд ли у врагов появился бы повод так широко распространять слухи о коварстве египетской царицы.
Хотя Ливия Друзилла ушла из жизни довольно тихо, она в течение жизни была настолько близка к смерти, что, казалось, шагала с нею, взявшись за руки. Ее имя всякий раз всплывает в связи с гибелью целой плеяды наследников и даже самого Октавиана Августа. Кстати, следует заметить, что ее сын император Тиберий, которого терпеливая «мать отечества» готовила к высшей власти в течение четырех десятков лет, даже не появился на похоронах. Он ненавидел ее и боялся, стараясь даже не встречаться с ней в течение нескольких предшествующих смерти Ливии лет.
Агриппина Младшая продемонстрировала в своей чудовищной смерти истинное величие женщины, способной убивать, любить и… умереть красиво, с неземным жестом вечного призрака. Ее противостояние с сыном Нероном, набравшим силы и ставшим самостоятельным, завершилось решением императора погубить свою властную мать. Но попытка инсценировать ее гибель во время представления морского боя завершилась позорным обличительным провалом – тяжелый потолок над кроватью Агриппины должен был упасть на нее и раздавить, а корабль матери римского императора – затоплен. Однако потолок оборвался не сразу, и Агриппина, будучи прекрасной пловчихой, добралась тайно до берега. Она уже прекрасно понимала, что спасения не будет, поэтому сумела психологически хорошо подготовиться к смерти. Когда появились присланные сыном убийцы, мужественная женщина разыграла театрализованную сцену ухода – последнее, что она могла себе позволить. Невозмутимая и бесстрашная, она осталась для самого Нерона неприступным сфинксом, величие взора которого выдержали века.
Смерть Жанны д’Арк на костре инквизиции также способствовала превращению ее в мученицу – символ бесконечности и святости женщины, вступившей на путь борьбы с мужским миром. Убийство девушки подчеркнуло ее божественный образ, усилило восприятие неспособности приземленных современников понять величие и гигантский размах принимаемой на себя миссии. Даже гипотетически сложно представить себе возвращение Жанны д’Арк в крестьянскую общину. Еще сложнее вообразить перерождение вчерашней крестьянки – она явно не годилась для касты хозяев жизни. Исключение могло бы быть, если бы девушка сумела вернуться к традиционной роли и стать женой, скажем, кого-нибудь из вассалов короля. Но ее миссия с мужским оттенком, ее бесповоротное соперничество с мужчинами и безграничная воинственность не позволяли совершить такую трансформацию. В результате судьба оказалась предрешенной: воительнице «предписывалось» погибнуть на поле брани или от рук не знающих страха палачей. Но костер возвысил ее до высот ангела, таинственно и с укоризной взирающего на неблагодарный мир. Именно в таком виде образ Жанны д’Арк приобретает особый блеск, схожий со звездным.
Смерть-загадка не только придала пикантности таким именам, как Айседора Дункан и Мэрилин Монро, но и создала эффект тайны. Неожиданность и картинность их ухода стала неразрывной ассоциацией с этими женскими именами. Айседора всю жизнь как бы ходила по краю пропасти, поэтому ее шикарный шарф, вызвавший удушье после того, как один его конец зацепился за колесо автомобиля, символизирует и неслыханное позерство, и всегда рискованную игру женщины, которую многие считали богиней. Смерть Мэрилин Монро – еще более загадочна и своей тайной приковывала внимание многих сотен тысяч людей. Две любимые публикой фигуры, хотя и не выступали авторами сценария собственной смерти, вели такой экстравагантный образ жизни, что именно неординарный уход в мир иной кажется теперь естественным для них.
Хотя Мария Склодовская-Кюри прожила довольно долгую плодотворную жизнь, тот факт, что ее смерть напрямую связана с радием, открытым и выделенным ею веществом, подчеркивает монументальность самой первооткрывательницы. Смерть окрыляет ее, придавая всей жизни ученой сакральный и даже таинственный смысл.
Марина Цветаева взрывным для общества самоубийством укрепила общественное мнение в своей изломанности, нестандартности своей исковерканной и противоречивой жизни. Смерть поэтессы, среди прочего, послужила мощным стимулом для запоминания ее образа. Заслуживает внимания придуманная ею задолго до смерти эпитафия. Вместо «Здесь лежит» она сказала: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Может быть, «хотела бы лежать, но не лежит». А, скажем, парит над живыми… В любом случае, она хотела, чтобы все, даже смерть, отличалось от привычного, избитого и понятного. Хотела, чтобы все у нее было не так, как у всех, чтобы было наоборот. А такое не может не запомниться.
Даже смерть Екатерины Второй дает повод говорить, что способ и контекст ухода из жизни являются неким продолжением жизненной позиции, деформации личности стареющей царицы в сторону инфантильности и безнадежного угасания духовной силы. В этом смысле тихие непредвзятые уходы Елены Блаватской, Коко Шанель, Агаты Кристи также являются продолжением их умиротворенности и спокойной сосредоточенности, тихими уходами в свои дома после успешно выполненного дела, реализации своей миссии…