Страница 56 из 73
В 1507 г. по челобитью торопецких бояр Нефедея и Михалка, «штож неприятель наш великий князь Московский отчину их забрал и посел и не мають на чом поживитися», — им было дано две службы «людей» в Витебском повете «до тых часов, поки, даст Бог, отчину их от неприятеля нашого очистим»[1033]. Перед нами образец традиционных отношений вассала и сюзерена: бояре, даже утратив свои отчины, сохраняют верность великому князю, а тот за это жалует им новые земли взамен потерянных. Под 1508 г. в Метрике сохранилась запись о выдаче «торопчаном» жита, а в жалованной грамоте 1541 г. упомянут торопецкий боярин Алексей Лукьянович Теребужский, получивший некогда имение в Полоцком повете[1034].
Еще меньше известно о боярах — выходцах из Дорогобужа. Хотя в одной челобитной 1530 г. сохранилось упоминание о том, что «кождым смоляном и дорогобужаном подавали… хлебокормления» в Литве[1035], но пока удалось найти имя только одного такого выходца: в списке гоподарских дворян (ок. 1509 г.) значится и Яцко Прокопович «з Дорогобужа»[1036].
Чуть больше сведений дошло до нас о путивльских боярах, выехавших в Литву. В Метрике сохранилась запись о выдаче в октябре 1509 г. пяти путивльским боярам — Вепру Колениковичу, Ивану Олехновичу, Михаилу Лопатину, Якиму и Павлу Демидовичам — соли из казны[1037]. Двое последних упомянуты еще раз в жалованных грамотах 1522 г.: оказывается, братья Демидовичи получили от короля «людей» в Ейшиском повете; половину этого имения унаследовал сын Павла, Михайло[1038]. Наконец, некоему Сороке взамен «именей его путивльских, который ж неприятель наш великий княз Московский забрал и посел», было пожаловано имение в Троцком повете[1039]. Не набирается, таким образом, и десятка путивльских бояр, покинувших родной город[1040]. Численность же тех из них, кто перешел на московскую службу, мы не можем оценить даже приблизительно: слишком скудны наши сведения о персональном составе местного боярства до 1500 г., чтобы найти путивльцев среди московских служилых людей XVI в. (то же относится и к торопчанам, дорогобужцам и т. п.). Но в отдельных случаях это удается: так, в списках «литвы дворовой» Дворовой тетради 50-х гг. XVI в. упомянуты Жеребячичи — потомки путивльских бояр[1041].
Итак, в Торопце, Дорогобуже, Путивле события 1500 г. вызвали раскол в среде местного боярства: одни бояре сохранили верность господарю и покинули родной город, другие предпочли перейти на московскую службу, а то, что первых было сравнительно немного, объясняется как слабостью контактов с виленским двором, так и, возможно, общей малочисленностью боярства в этих небольших окраинных городах.
По-иному складывались взаимоотношения господарской власти с боярством другого города на восточной окраине Литовской державы — Брянска. Здесь прочные контакты установились еще в первые годы правления Казимира, с 1440-х гг.: брянские бояре получали регулярное денежное и иное жалованье, волости в кормление, земельные владения и т. п.[1042] Таким образом, в Брянске на протяжении XV в. сложился весьма значительный слой боярства, многим обязанного литовскому господарю. О численности этого слоя можно судить лишь предположительно. В составленном 7 февраля 1496 г. реестре раздачи волостей в держание брянским боярам перечислено 40 человек, принадлежащих к 23-м боярским фамилиям: Колонтаевым, Быковским, Тризнам, Бородовичам и др.[1043] Этот список весьма репрезентативен: по актам XV в. к нему удается добавить не более десятка родов (Евлаховы, Мишковичи, Яробкины, Безобразовы и др.)[1044]. В общей сложности получается порядка 30 с небольшим боярских фамилий (см. Приложение И).
Если среди брянских бояр и имелись сторонники Москвы, едва ли они были многочисленны и влиятельны. Во-первых, до 1500 г. «московская партия» никак себя не проявила; единственный эпизод, который можно было бы связать с ее деятельностью, это не вполне надежное известие Хроники Быховца, проанализированное нами выше, о поджоге города «зрадою бранцов». Во-вторых, есть основания полагать, что на присоединение Брянска к Московскому государству значительная (если не большая) часть местного боярства ответила отъездом в Литву. В уже упоминавшемся выше «Полисе дворян всих короля его милости у великом князстве» (около 1509 г.) содержится особая рубрика «Дворяне брянцы — тые, которые именья мають»: в ней наряду с новыми фамилиями (Крижины, Стецковичи, Резанцы) мы находим пятерых Быковских, двоих Колонтаевых, двоих Тризн, двоих Уколовых, — известных нам по реестру 1496 г.[1045]; другие представители тех же родов попали в «Полисе» в рубрику «Дворяне, которые именей не мають»[1046]. Как видно, многие брянцы, покинув родной город, долгие годы ждали, пока для них найдется где-нибудь клочок земли. Может быть, поэтому кое-кто из них предпочел вместе с кн. Михаилом Глинским «отъехать» в 1508 г. в Москву (трое Крижиных, Семен Александров с сыновьями, Богдан Колонтаев)[1047]. А их собратья продолжали рассчитывать на милости господаря: в списках денежных раздач дворянам, жалованных и подтвердительных грамотах и других актах первой трети XVI в. упомянуты представители свыше двадцати брянских боярских родов[1048]. Причем больше половины из них (13 фамилий) фигурируют и в реестре раздачи волостей 1496 г.
В Русском государстве XVI в. удалось отыскать следы потомков восьми брянских родов: к упомянутым выше Александровым, Крижиным и Колонтаевым, выехавшим в 1508 г. с М. Глинским, по Дворовой тетради добавляются Бокеевы, Брянцовы, Куровы и, возможно, Мишковичи (последние могли быть и смолянами)[1049], а по писцовой книге 1587/88 г. по Малоярославцу значатся помещики Евлаховы[1050]. Характерно, что из этих фамилий лишь две — Колонтаевы и Куровы были причастны, согласно реестру 1496 г., к держанию брянских волостей, и именно в них после 1500 г. произошел раскол: одна часть клана осталась служить в Великом княжестве Литовском, другая перешла на московскую службу. Таким образом, именно те бояре, которые зависели от господарской власти, получали от нее кормления и земельные пожалования, служили в качестве господарских дворян и составили основную массу брянских выходцев в Литве.
Сходная ситуация, но только в большем масштабе, повторилась вскоре в Смоленске. Смоленское боярство было самым многочисленным на русских землях Великого княжества Литовского. Благодаря сохранившемуся в составе 4-й книги Метрики реестру смоленских князей, бояр и слуг[1051], который можно датировать второй половиной 1480-х гг., у нас есть возможность оценить общую численность местного боярства. В силу неустойчивости «фамилий» вплоть до начала XVI в., эти подсчеты носят, конечно, приблизительный характер. В реестре перечислено 136 боярских семейств (не считая путных бояр и щитных слуг); 11 человек ни к одному известному роду отнести не удалось. По актам конца XV — начала XVI в. к упомянутым в реестре родам следует добавить еще свыше 30 фамилий. Нужно, однако, учесть, что некоторые фамилии (например, Богоделчины, Смокровы, Цалцовы и др.) кроме реестра 1480-х гг. более ни в одном источнике не встречаются. В качестве ориентировочной оценки можно, вероятно, принять, что в Смоленске на рубеже XV–XVI вв. было порядка полутораста боярских родов[1052].
1033
ЛМ. Кн. 8. Л. 187 об.-188 (опубл.: LM. Kn. 8. № 245. Р. 214–215).
1034
Там же. Кн. 24. Л. 178.
1035
Там же. Кн. 224. Л. 402 об.
1036
Там же. Кн. 8. Л. 139 (опубл.: LM. Kn. 8. № 158. Р. 165).
1037
Там же. Л. 460 об. (опубл.: LM. Kn. 8. № 566. Р. 415).
1038
Там же. Кн. 12. Л. 107–107 об., 113.
1039
Там же. Кн. 8. Л. 427–427 об. (опубл.: LM. Kn. 8. № 548. Р. 393–394).
1040
Эти подсчеты, как справедливо отмечает Е. В. Русина, затруднены тем обстоятельством, что вследствие долгой традиции подчинения Путивля Киеву некоторые путивльские бояре в источниках именуются «киянами» (Русина О. В. Сіверська земля у склади Великого князівства Литовського. Київ, 1998. С. 198).
1041
ТКДТ. М.-Л., 1950. С. 152–153.
1042
РИБ. Т. 27. Стб. 41, 50, 193, 284, 296, 323, 426–427 и др.
1043
ЛМ. Кн. 6. С. 561–562.
1044
РИБ. Т. 27. Стб. 41, 50, 193, 284, 296, 426–427, 735.
1045
ЛМ. Кн. 8. Л. 137 об. (опубл.: LM. Kn. 8. № 158. Р. 164). Ср. с реестром 1496 г.: ЛМ. Кн. 6. С. 561–562.
1046
Там же. Кн. 8. Л. 138–139 (опубл.: LM. Kn. 8. Р. 164).
1047
Русский временник. С. 72–73; ЛМ. Кн. 9. Л. 121 об.
1048
Эти данные представлены в Приложении II.
1049
ТКДТ. С. 141, 150–151, 187, 207–208.
1050
РГАДА. Ф. 1209. Кн. 539. Л. 79, 219, 226.
1051
РИБ. Т. 27. Стб. 477–508.
1052
Данные о персональном составе смоленского боярства см. в Приложении III.