Страница 54 из 73
После Смоленского взятия война тянулась еще много лет, до начала 1520-х гг., но уже с меньшим размахом[994]. В январе 1515 г. псковский наместник А. В. Сабуров совершил дерзкий набег на Рославль, хитростью овладел городом, ограбил его и с добычей и полоном вернулся[995]. В отместку отряд жолнеров под командой Януша Свирчевского сжег Торопец и ряд других пунктов[996]. Кроме того, в разрядах помещены под тем же 1515 г. росписи походов русских воевод к Витебску, Полоцку и Мстиславлю[997], но ни летописи, ни польско-литовские источники о них не упоминают, поэтому трудно судить о том, состоялись ли эти походы и каковы были их результаты.
Летом следующего, 1516 г. рать кн. А. Б. Горбатого осадила Витебск, жители которого, как уже говорилось, именно в это время послали большую депутацию к королю с жалобой на злоупотребления наместника, Януша Костевича[998]. Сам наместник также находился при дворе Сигизмунда в Вильно — защищался на процессе от обвинений горожан[999]; защитников в Витебске было мало, не хватало пороха, а у литовцев не было наготове войска, чтобы прийти на помощь[1000]. И тем не менее Витебск устоял, а затем, ввиду вторжения татар в московские пределы, войско кн. А. Б. Горбатого было отозвано, осада снята[1001]. Этот эпизод, как и случай с Кричевом, покинутым своим наместником, показывает, что не только наместники и воеводы привязывали пограничные города к Великому княжеству Литовскому.
В 1518 г. московские войска совершили опустошительный рейд по территории Великого княжества, разорив окрестности Слуцка, Минска, Новогрудка, Могилева и других городов — до самого Вильна; рать кн. А. Б. Горбатого и кн. А. Д. Курбского ходила к Витебску: «острог взяли и посады пожгли и людей многих побили»[1002]. Центральным эпизодом похода стала осада Полоцка. В посольстве в Крым Василий III старался изобразить ее как успех русского оружия: кн. В. В. Шуйский «и иные наши воеводы под городом под Полотцком стояли и из пушек и из пищалей по городу били… и посады у города пожгли…»[1003], — в действительности же, по свидетельству псковских летописцев, воеводы потерпели под Полоцком поражение и «в Двине истопоша москвич много», «и отъидоша от Полоцка ничто же получи»[1004]. Тогдашний полоцкий воевода Ольбрахт Гаштольд еще много лет спустя хвастался этой своей победой; польские и литовские источники называют цифру 5 или даже 7 тыс. убитых «москвич»[1005].
В 1519 г. 50-тысячная (по польским данным) московская армия, разорив по пути окрестности Минска и Могилева, снова дошла до литовской столицы и вернулась, не взяв ни одного города[1006]. Наконец, уже на исходе войны, 28 февраля 1520 г., рать В. Д. Годунова отправилась под Витебск и Полоцк: дело ограничилось сожжением витебских посадов[1007].
Единственным приобретением 10-летней войны 1512–1522 гг. стал Смоленск. Поскольку на этом этапе рассчитывать на поддержку местного населения не приходилось: и малые и большие города (каждый в меру своих сил) оказывали сопротивление московским войскам, — то успеха можно было добиться только концентрацией всех сил в одном месте, длительной упорной осадой. Между тем обострение с 1515 г. отношений с Крымом, борьбы за Казань означало перенос центра тяжести во внешней политике Московского государства с западного направления на восточное и южное[1008]. Кроме того, сказывалась, вероятно, и усталость от затяжной войны, требовавшей затраты больших сил и средств. В итоге в 1515–1520 гг. на литовском фронте мы видим только кратковременные опустошительные рейды, которые не могли привести к присоединению каких-либо новых городов и земель.
В последнее десятилетие правления Василия III на русско-литовской границе поддерживалось хрупкое перемирие. А после его смерти вспыхнула в 1534 г. новая война[1009], оказавшаяся последней в ряду русско-литовских войн конца XV — первой трети XVI в. Ответом на осеннее нападение (1534 г.) литовцев стал поход русских воевод вглубь Великого княжества зимой 1535 г., во время которого были опустошены окрестности Полоцка, Витебска, Браславля, Дубровны, Орши, Друцка и других городов; легкие отряды доходили почти до самого Вильна[1010]. Поход повторился в июле — августе 1535 г. Его центральным событием стала безуспешная осада Мстиславля: хотя воеводы (кн. В. В. Шуйский «с товарыщи») в течение недели «моцным способом… з великим штурмом его добывали», дело ограничилось сожжением посада и повреждением крепостной стены и надворотной башни, «а город Мстиславль отстоялся»[1011]. Какова была позиция местного населения, видно из следующего эпизода. Мстиславское боярство призвало на помощь ближайший литовский отряд, но хотя подмога так и не подошла[1012], мстиславцы выдержали осаду. Не добившись здесь успеха, воеводы принялись опустошать окрестности Кричева, Могилева, Орши, Дубровны и других городов, но, узнав о вторжении литовской армии на Северщину, вернулись в Смоленск[1013].
Тем временем польско-литовские войска после трех дней осады овладели 16 июля Гомелем, причем местные служилые люди-гомьяне принесли присягу на верность королю[1014], а в конце августа штурмом был взят Стародуб[1015]. По заключенному в феврале 1537 г. перемирию, Гомель остался за Литвой[1016]. Так еще раз (после потери Любеча в 1508 г.) проявилась непрочность присоединения в 1500 г. к Московскому государству северских удельных городов. В целом война 1534–1537 гг. продемонстрировала определенное равновесие сил: Литва не могла добиться возвращения потерянных земель (кроме Гомеля), Москва с той поры прекратила на двадцать с лишним лет попытки присоединения новых городов соседнего государства.
Обобщая наши наблюдения, можно сделать вывод, что материал, относящийся к истории русско-литовских войн конца XV — первой трети XVI в., подтверждает выдвинутое выше предположение о связи между статусом того или иного города и его поведением на внешнеполитической арене. Украинные удельные городки не имели никакой самостоятельной позиции, даже не пытались как-то повлиять на свою судьбу и служили лишь объектом захвата соперничавших князей, литовских и московских войск. Эти городки, по существу, не входили в политическую систему Великого княжества, и их нетрудно было от него оторвать.
В отличие от них города, отнесенные нами ко второй категории — крупные частновладельческие (Мстиславль, Пинск, Слуцк и др.) и малые великокняжеские города, — занимали определенную позицию: они дорожили своей «стариной», которая для них была связана с порядками Великого княжества Литовского, и по мере сил защищали ее как от посягательств наместников, так и от натиска внешних врагов. Однако у этих городов наблюдается большее разнообразие в линии поведения: незначительным московским отрядам они оказывали сопротивление, но перед крупными силами капитулировали, с тем чтобы потом снова вернуться в литовское подданство. Таким образом, их позиция сильно зависела от военно-политической обстановки, от соотношения сил противоборствующих сторон в данный момент.
994
О ходе войны в 1515–1520 гг. см.: Кашпровский Е. И. Борьба… С. 81–89; Korzon T. Dzieje wojen… S. 255–256; Зимин А. А. Россия на пороге… Гл. 9.
995
ПСРЛ. Т. 37. С. 102; ПЛ. Вып. 1. С. 98; там же. Вып. 2. С. 260.
996
AT. T. III. № 433. Р. 316; № 517. Р. 381.
997
РК 1598. С. 55–56, 58; РК 1605. Т. 1. С. 146, 149.
998
Там же. С. 152; AT. T. IV. Posnaniae, 1855. Р. 4, 62, 67.
999
РИБ. Т. 20. Стб. 922–929.
1000
AT. T. IV. Р. 4, 63, 67.
1001
AT. T. IV. Р. 4–5, 64, 69, 70.
1002
Сб. РИО. Т. 95. СПб., 1895. С. 535; РК 1605. Т. 1. С. 159–160.
1003
Там же. С. 535.
1004
ПЛ. Вып. 1. С. 100; там же. Вып. 2. С. 226.
1005
AT. T. VII. Posnaniae, 1857. Р. 265; Герберштейн С. С. 72; Кашпровский Е. И. Борьба… Прил. № 5. С. 131–132; Wapowski. Р. 156–157; Monumenta Poloniae Historica. Т. III. Lwów, 1878. P. 95–96.
1006
ИЛ. С. 179–180; ПСРЛ. Т. 8. С. 268; Т. 13. С. 34–35; AT. T. V. Posnaniae, 1855. № 80. Р. 79; Wapowski B. Р. 162–163; Сб. РИО. Т. 53. СПб. 1887. С. 142, 160, 163.
1007
Сб. РИО. Т. 53. С. 195, 203. В разрядных книгах этот поход ошибочно помещен под 7027 (1519) г.: РК 1598. С. 64; РК 1605. Т. 1. С. 160.
1008
См.: Зимин А. А. Россия на пороге… С. 172 и сл., 204.
1009
О войне 1534–1537 гг. см.: Kolankowski L. Zygmunt August wielki książę Litwy do r. 1548. Lwów, 1913. S. 100–189; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 241–242; Dworzaczek W. Hetman Jan Tarnowski. Warszawa, 1985. S. 71–77; Кром M M. Стародубская война (1534–1537 гг.) // Очерки феодальной России. Вып. 3. М., 1999. С. 85–148. См. также отдельное издание: Кром М. М. Стародубская война (1534–1537). Из истории русско-литовских отношений. М., 2008.
1010
РК 1605. Т. 1. С. 249–251; Т. Т. XVII. Posnaniae, 1966. Р. 113, 197; Wapowski B. P. 255–256; ПСРЛ. Т. 8. С 288; Т. 13. С. 88; Т. 26. С. 316; Т. 29. М., 1965. С. 15; Т. 34. М., 1978. С. 25.
1011
Сб. Малиновского. Томск, 1901. С. 221, 224; ЛМ. Кн. 19. Л. 58–59; ПСРЛ. Т. 8. С. 291; Т. 13. С. 95; Т. 34. С. 25; Продолжение Хронографа 1512 г. // Исторический архив. 1951. Т. VII. С. 287.
1012
Сб. Малиновского. Добавление. Томск, 1912. № 17. С. 18.
1013
ПСРЛ. Т. 13. С. 99.
1014
Там же. Т. 34. С.25; РА. М.-Варшава, 2002. № 73, 74. С. 162–165; АЗР. Т. 2. № 184. С. 337; AT. T. XVII. № 2. Р. 6.
1015
ПСРЛ. Т. 26. С. 317; Т. 28. С. 162; Т. 29. С. 19; Т. 35. С. 236; ЛМ. Кн. 19. Л. 61–63; Bielski 1564. К. 423 v.; Stryjkowski. T. 2. S. 398. Подробнее о взятии Гомеля и Стародуба см.: Кром М. М. Стародубская война (указ. статья). С. 132–138.
1016
Сб. РИО. Т. 59. СПб., 1887. С. 105.