Страница 23 из 73
Обращает на себя внимание удивительно пассивное поведение князей Мосальских: они и не перешли на сторону Ивана III, и не оказали серьезного сопротивления нападавшим. Однако если вспомнить, что эти княжата, как мы выяснили в предыдущей главе, к концу столетия совершенно измельчали и фактически утратили княжеские права, то такую их пассивность в описанных событиях легко объяснить: сильная зависимость от центральной власти (служба в качестве господарских дворян, урядников; получение земель в далеких от родового гнезда частях Великого княжества) удерживала их в литовских пределах, а для сопротивления они просто не располагали ни силами, ни возможностями.
Одновременно в августе — сентябре, нападению подверглись владения вяземских князей: отряд Василия Лапина и Андрея Истомы захватил г. Хлепень, принадлежавший кн. Михаилу Дмитриевичу Вяземскому[410]. Надо сказать, что и раньше, еще в конце 80-х гг., Михаил Дмитриевич и другие вяземские князья жаловались на грабежи и наезды с московской стороны[411]. Несмотря на постоянное давление, никто из вяземских князей до конца 1492 г. не перешел под власть Ивана III.
Важнейшее значение в развитии русско-литовского пограничного конфликта имел переход на сторону Ивана III кн. Семена Федоровича Воротынского, дотоле сохранявшего верность литовскому господарю. Воскресенская и Псковская 3-я (по Архивскому 2-му списку) летописи поместили его приезд к великому князю под 7000 г., т. е. до 1 сентября 1492 г.[412], но большинство летописей датируют это событие 7001 г., помещая его после ноябрьского известия о бегстве в Литву Юшки Елизарова[413]. При этом в Типографской летописи, своде 1497 г., Никоновской летописи «отъезд» С. Ф. Воротынского ошибочно соединен с «отъездом» его племянника Ивана Михайловича (в летописном своде 1518 г. этой ошибки нет): по посольской книге легко проверяется, что на протяжении 1487–1492 гг. Иван Михайлович Воротынский-Перемышльский постоянно упоминается в качестве «слуги» Ивана III, а в августе 1492 г., как уже говорилось, он участвовал в захвате Мосальска. Разрядная книга сообщает о «приезде» к великому князю в 7001 (1492/93) г. князей Семена Федоровича Воротынского, Михаила Романовича Мезецкого и Василия да Андрея Васильевичей Белевских «с вотчинами, з городами и с волостьми, с Мещецком (Мезецком. — М. К.) да с Серпейском»; далее говорится, что Иван III послал в Литву «об них с отказом Дмитрея Загряского»[414]. Вполне возможно, что эта запись связана по происхождению с посольской документацией: в посольской книге действительно зафиксирована отправка в Литву Дмитрия Загрязского (он выехал из Москвы 5 января 1493 г.) с известием о переходе на службу к Ивану III перечисленных выше князей, с прибавлением еще имени кн. Андрея Юрьевича Вяземского[415]. Сопоставляя летописные данные с датой отправки посольства в Литву, получаем промежуток времени, когда названные князья могли перейти на службу к Ивану III: ноябрь-декабрь 1492 г.
Из всех «отьезчиков» только Семен Воротынский послал со своим «человеком» отказную грамоту литовскому господарю (положено по статусу!); эта грамота сохранилась и представляет для нас большой интерес, ибо излагает мотивы «отъезда». Первый упрек кн. Семена великому князю Александру: у его отца, короля Казимира, был он «у крестном целованьи на том, што было отцу твоему, осподарю нашему, за отчину за нашу стояти и боронити от всякого: оно, господине, ведомо тебе, что отчина моя отстала…». Действительно, как мы помним, его родной брат Дмитрий Воротынский, «отъезжая» в конце 1489 г. к Ивану III, «прихватил» с собой и «дольницу» Семена. «… И отец твой, господине, государь наш за отчину за мою не стоял и не боронил, а мне, господине, против отчины городов и волостей мне не измыслил»[416]. Однако до смерти Казимира Семен Воротынский хранил ему вассальную верность (это чувствуется и в самом «отказном» листе: «служил есми… государю своему великому королю Казимиру», «был есми… у отца твоего, государя моего…»). Также и Федор Одоевский и Андрей Белевский еще в начале 1492 г. жаловались покойному королю на насилия от своей «братии», служившей Ивану III[417], но до смерти Казимира присяги не нарушали. Впоследствии Федор Иванович Одоевский, как уже говорилось, получил от Александра в держание Дорогобуж (видимо, в качестве компенсации за потерянную «дольницу» в Одоеве), а вот братья Андрей и Василий Васильевичи Белевские, не дождавшись возмещения утраченных владений, перешли в конце 1492 г. вместе с С. Ф. Воротынским на службу к Ивану III. Так и кн. Семен Воротынский рассчитывал, по его собственным словам, на получение от нового господаря возмещения за потерянную вотчину («городом бы есь, господине, мне обмыслил, против моей отчины»); кроме того, он собирался возобновить докончание, которое было у князя Семена с покойным королем, — со всеми этими целями он послал к великому князю своего боярина, но — «твоя милость, господине, мене не жаловал, города не дал и в докончанья не принял, а за отчину за мою не стоял, а боярина моего… не жаловал, не чтил, как отец твой наших бояр жаловал, чтил» — и поэтому «крестное целованье с мене со князя Семена Федоровича долов»[418].
С учетом этого важного свидетельства мы можем дополнить и обобщить сделанные выше наблюдения о причинах постепенного перехода новосильских княжат на московскую службу в 80–90-х гг. XV в. Начнем с того, что о каких-то религиозных мотивах «отъезда» в «отказной» грамоте кн. Семена Воротынского нет и намека — это вполне согласуется с проведенным в первой главе анализом конфессионального аспекта положения «украинных» князей в Великом княжестве. Нет оснований говорить и о каких-то особых симпатиях этих княжат к Москве. По-видимому, главная причина их перехода на московскую службу связана с процессом изживания удельной старины в Великом княжестве Литовском. Уделы новосильских княжат как раз и представляли собой осколки такой старины, уцелевшие до 80-х гг. XV в. Но с этого времени политика литовских великих князей по отношению к ним начинает меняться: после 1483 г. новые докончания с Воротынскими или Одоевскими уже не заключаются (а с Белевскими — уже после 1459 г.), со второй половины 1480-х гг. слышны неоднократные заявления господаря о неотступной наследственной службе новосильских князей Великому княжеству Литовскому[419]. При этом, однако, Казимир не мог ни защитить вотчины своих «слуг», ни возместить им их потери (о чем прямо заявил кн. Семен в своем «отказе»). В свою очередь, искусная политика московского государя, всячески демонстрировавшего свою заботу о сохранении порядков старины в верховских княжествах, давала как будто возможность удержать свою вотчину, свою удельную «самостоятельность» и княжеские права. И вот в 1487–1489 гг. один за другим новосильские княжата со своими «дольницами» (а то и прихватив чужие) начинают переходить к Ивану III.
Смерть сюзерена, по средневековым представлениям, означала и прекращение вассальных обязательств. И когда Александр, продолжая политику отца, отказался заново заключить докончание по старине и при этом опять-таки не дал ни защиты, ни возмещения утраченных вотчин, — остававшиеся еще на литовской службе новосильские князья (за исключением бездетного Федора Одоевского, доживавшего последние годы) перешли под власть московского государя.
Сказанное относится только к Новосильским: остальные пограничные князья, как мы старались показать, не были в полном смысле слова удельными князьями, приближаясь (в разной степени) к статусу крупных вотчинников. Связь их с Литвой была настолько сильной, что понадобилось много лет непрерывных наездов московских удельных и вассальных князей (в 80-х — начале 90-х гг.), а затем совместный массированный натиск московских полков и отрядов служивших Ивану III князей, чтобы «оторвать» от Великого княжества одного мезецкого (Михаила Романовича) и одного вяземского князя (Андрея Юрьевича). Есть, однако, основания полагать, что и их переход на московскую службу стал возможен только благодаря поддержке (или давлению) более могущественных новосильских князей.
410
Там же. С. 73.
411
Там же. С. 1–3, 16, 20, 48–49 и др.
412
ПСРЛ. Т. 8. С. 225; ПЛ. Вып. II. С. 252.
413
Там же. Т. 24. С. 210; Т. 28. С. 157, 323; Т. 12. С. 234.
414
РК 1605. Т. 1. С. 32–33. Тот же рассказ: РК 1598. М., 1966. С. 22.
415
Сб. РИО. Т. 35. С. 80, 81.
416
Там же. С. 84.
417
Сб. РИО. Т. 35. С. 57–58.
418
Там же. С. 84.
419
Сб. РИО. Т. 35. С. 5, 40, 47–48, 53 и др.