Страница 49 из 72
Но теперь, когда мы с Энди живем в Атланте, Марго изменила свое отношение к Джинни. Она больше не замечает ее ограниченности, а приветствует как верную закадычную подругу после долгой разлуки. По моему мнению, у взрослых, вполне состоявшихся людей, есть более важные дела, чем выяснять, кто чей лучший друг, однако здесь, в гламурном мире Бакхеда, я неизменно ощущаю дискомфорт в компании своей белокурой «соперницы».
Марго говорит:
— Да! Забыла тебе сказать: я Джинни и Крейга тоже пригласила. Ты не против?
Лучезарно улыбаюсь и отвечаю:
— Да ты что! Это изумительно.
Вот самое подходящее слово для жизни в штате Джорджия.
Вечером я умудряюсь собраться на обед к Марго с опозданием. Любопытно, как не хватает времени, когда весь день нечего делать. Отжимаю только что вымытые волосы, наношу на лицо крем и вдруг слышу, как Энди взбегает по ступенькам и зовет меня безмятежным голосом.
— Милая! — кричит он. — Я дома!
На ум приходят выдержки из допотопной книги по домоводству, которая курсирует по Интернету. Особая важность уделяется тому, как жена должна встречать мужа с работы вечером трудового дня. «Посвятите вечер ему, приведите себя в порядок, красиво уложите волосы… Помогите ему снять ботинки… Говорите ласковым голосом».
Я целую Энди в губы и выпаливаю:
— Грандиозные новости. Джинни и Крейг тоже идут на обед к Марго.
— Да ладно тебе! — говорит мой добрый муж, улыбаясь. — Потерпи. Не так уж они плохи.
— Правильно, — говорю, — они ужасны.
— Ну, потерпи, — повторяет он, — ругать друзей не прилично.
Кажется, это тоже было в той книжке: «Никогда не говорите правды — это неприлично».
— Ну что ж, хорошо. Буду соблюдать приличия до пятого раза. Как только она скажет «суперско» в пятый раз я становлюсь сама собой, идет?
Энди смеется, когда я изображаю Джинни, передразнивая ее манерный голосок:
— «Платье суперское. Коляска суперская. Джессика Симсон и Ник Лаки та-а-ак суперско смотрелись вместе! Мне ужасно жаль, что дела на Ближнем Востоке неважные, и все такое. Но ведь такая суперская пара рассталась — быть не может ничего печальнее!»
Энди продолжает веселиться, а я иду к громадному шкафу-купе, который заполнен едва на треть, и выбираю джинсы, кожаные «вьетнамки» и ярко-оранжевую винтажную футболку.
— Нормально для обеда? — спрашиваю я, натягивая футболку через голову и почти надеясь, что он раскритикует мой выбор.
Но он лишь целует меня в нос:
— Конечно. Ты выглядишь суперско.
Как и следовало ожидать, Джинни разодета в пух и прах — шелковое платье, босоножки на каблуках, нитка жемчужных бус. На Марго очень симпатичное голубое платье для беременных и тоже жемчуг, хоть и не столь чопорный. У нее бусы несколько карнавальные — жемчужины крупные, как шары, и на шее завязываются большим шелковым бантом.
Энди наклоняется погладить китайскую хохлатую собачку Джинни (хорошо, что он не видит, каким взглядом я его наградила). Лысое создание зовут Делорес. Джинни никуда без нее не выходит, и — клянусь — наносит ей солнцезащитный лосьон. Собачонку она любит больше собственных детей. Особенно достается сыну — у мальчика такой тяжелый случай гиперактивности, что мать всерьез рассуждает, не следует ли давать ему бенадрил перед автомобильными поездками и походами в гости.
— Все такие нарядные… — Я вручаю Марго бутылку вина, которую мы захватили из дома. — Ты же, помнится, ничего не говорила о парадной форме.
Джинни торжествует. Ей, бедняжке, и невдомек, что я чувствую себя в своих джинсах прекрасно, а вот она чересчур расфуфырена. Она вежливо наклоняется ко мне в ритуальном объятии, и мы соприкасаемся ключицами. Марго благодарит за вино и говорит:
— Все правильно, не говорила. Ты прекрасно выглядишь. — Наливая всем коктейли в огромные стеклянные фужеры ручной работы, она задумчиво добавляет: — Мне бы твой рост, Эллен. Особенно по нынешним временам. Посмотри, Джинни, какие ноги — загляденье, правда?
Джинни неопределенно мычит, грустно меряя меня взглядом. После родов она так и не обрела прежнюю форму, несмотря на личного тренера и липосакцию, — она не знает, что мне об этом известно. Она бы наградила меня другими комплиментами, будь ее воля, как тогда, несколько дней назад, когда мы покупали открытки для вечеринки в честь будущего ребенка Марго (это событие, кстати, заранее наводит на меня ужас). Мы тщательно обсудили текст приглашения, выбрали бледно-розовую, с каймой, бумагу и чудный рисунок — старинную коляску с изогнутой ручкой.
Условились, что текст будет написан угольно-черной тушью. Я уже, было, вздохнула с облегчением и взяла сумочку, собираясь уходить. В этот момент Джинни осторожно дотронулась до моей руки, снисходительно улыбнулась и сказала: «А шрифт, дорогая? Нам еще нужно выбрать шрифт».
Я усмехнулась и вспомнила свою мастерскую в Нью-Йорке. Я уже тогда знала о различных типах шрифта больше, чем эта дуреха узнает за всю жизнь, сочиняя приглашения на свадьбы и крестины. Но я не смогла отказать себе в удовольствии.
— А что, «Таймс нью роман» не подойдет? — наивно спросила я.
Джинни сначала попыталась объяснить хорошенькой рыжеволосой продавщице весь ужас ситуации, а потом в изнеможении обратилась ко мне:
— Эллен, как у тебя получается оставаться беспечной Я та-а-ак восхищаюсь этим твоим качеством! У меня вот никогда не выходит…
«Наивная я душа».
А теперь я сижу в гостиной Марго. Оранжевая футболка выделяется на фоне окружающей пастели, будто я ненароком забрела на школьный выпускной. Как выясняется, я единственная из присутствующих — не в курсе очень важного события, а именно: Касс Филипс обнаружила, что ее муж Морли купил для своей любовницы арфу за три тысячи долларов. Девица едва достигла совершеннолетия и приходится крестной дочерью близкой подруги Касс. Можете себе представить, какой фурор произвела эта новость в «Чероки» — местном клубе, куда входят все присутствующие. Опять же кроме меня.
— Надо же, арфа, — говорю я. — Почему не нижнее белье?
Джинни с жалостью смотрит на меня. Кажется, я пропустила самое важное.
— Потому, Эллен, что любовница — арфистка, — сообщает она.
Я объясняю, что вообще-то догадалась, но кто захочет получить в подарок такой громоздкий предмет?..
— Элизабет Смарт, — говорит Энди и подмигивает, — та, которую похитили…
И припоминаю: действительно, когда похищенную разыскивала полиция, в новостях показывали фотографии Элизабет за арфой. У Энди поразительная способность приводить подходящие примеры на все случаи жизни. До Джинни это, конечно, не доходит — с потрясающей серьезностью она сообщает мне, что на генеральной репетиции их с Крейгом свадьбы играл струнный квартет, и в состав его входила арфа.
— А кто это — Элизабет Смарт? — Крейг с напряженным лицом поворачивается к Энди. Напряжение сменяется недоумением: среди его бакхедских знакомых Элизабет Смарт, по-видимому, не числится.
— Ну, помните, пару лет назад, — поясняю я, — пропала пятнадцатилетняя девушка. Целый год о ней ни слуху, ни духу не было, а потом ее обнаружили в Солт-Лейк-Сити вместе с бородатым похитителем.
— Понятно.
Крейг отворачивается, отрезает кусок бри и укладывает между двумя крекерами, намереваясь отправить в рот. «А ведь они с Уэббом похожи», — приходит мне в голову. Оба румяные, спортивные, оба любят похохмить и посмеяться, впрочем, Уэбб поделикатнее будет. А Крейг, тот, кажется, меня в упор не видит, будто меня и нет. Вот он смахивает крошки с шортов и изрекает:
— Не знаю, как эта самая Элизабет, а арфисточка, как слышал, очень даже!..
— Крейг! — восклицает Джинни с притворным ужасом, будто только что застала его за нехорошим занятием в ванной комнате в компании журнала «Плейбой».
— Прости, детка. — Крейг буквально прилипает к Джинни с поцелуем, словно они только что начали встречаться. Между тем они вместе с первого дня колледжа.