Любить того, кто рядом

Я соблазнительно улыбаюсь, сбрасываю туфли и усаживаюсь ему на колени. Потом медленно наклоняюсь и целую его в щеку. Затем в шею.

— В чем, собственно, дело?.. — удивленно бормочет Энди, закрывая глаза.

Я ужасно люблю это его выражение, но сейчас оно наводит меня на тревожные мысли. Я завожу любовную игру и слышу в ответ: «В чем дело?» — разве это нормально? Неужели мы утратили спонтанность в интимной жизни? Мы с удовольствием занимаемся любовью, но все сексуальные забавы последнего времени, насколько я помню, имели место в удобной постели, в удобное время. Я убеждаю себя, что это совершенно нормально для женатых людей, даже для тех, кто счастлив в браке. Да, мы не висим на люстре и не катаемся, сцепившись, по всем комнатам. Но ведь чтобы доставлять друг другу наслаждение, не обязательно брутально заваливать супруга на кухонный стол или на голый пол. В конце концов, секс на жестких поверхностях, может, и эффектно выглядит на экране, но в реальности приятного мало — травмоопасно, неудобно и неестественно.

«Если не считать того раза, когда мы с Лео у него на работе…»

Я предпринимаю отчаянную попытку изгнать невесть откуда взявшееся воспоминание, впиваясь Энди в губы. Но как обычно бывает, когда пытаешься не думать о чем-то, оно вспоминается более отчетливо, и… И я делаю что-то ужасное: целую мужа и представляю на его месте другого. Его. Я целую Энди с еще большим жаром, изо всех сил стараясь вычеркнуть другое лицо и другие губы. Не получается — я опять целую Лео. Я расстегиваю Энди рубашку и глажу по груди и животу. Потом стаскиваю свой свитер и прижимаюсь к нему голым телом. «Энди, Энди», — твержу я, обнимая его, но в моих объятиях Лео.

Энди издает протяжный стон и гладит меня по спине. Пальцы Лео впиваются в кожу, горячие, алчные.

— Открой глаза, Энди, — прошу я. — Посмотри на меня.

Он послушно открывает глаза.

— Я люблю тебя, — серьезно говорю я, заглядывая в самые зрачки.

— Я тоже тебя люблю… — На родном лице столько нежности и искренности, что сердце замирает.

Зажмуриваюсь и чувствую, как плоть Энди твердеет под моими прикосновениями. Мы еще не разделись до конца, но я ласкаю его через одежду, прижимаюсь бедрами и шепчу его имя снова и снова.

Энди!

У меня не остается сомнений, с кем я сейчас, кого именно я люблю. Энди ласково увлекает меня в спальню. Там жарко, как в тропиках, потому что наш обогреватель не знает компромиссов — он или еле-еле жужжит, или плюется паром. Скинув с постели пуховое одеяло, мы, абсолютно нагие, опускаемся на шелковые простыни. Эта постель — священна. Лео сюда хода нет — и он испаряется.

Но когда Энди уже входит в меня, я вдруг оказываюсь в квартире Лео. Он небрит и слегка пьян — мы праздновали объявление оправдательного приговора. Лео больно стискивает меня своими ручищами и шепчет на ухо: «Не знаю, что в тебе такое есть, Эллен Дэмпси, но оторваться от тебя невозможно».

В ту ночь я отдалась ему по-настоящему. Я знала, что буду принадлежать ему столько, сколько он захочет. Но я не знала, что это не предел.

Глава 6

На следующее утро звонит Марго — спозаранку, или как говорит Энди, когда все нормальные люди еще спят. Невозмутимый Энди выходит из себя лишь в трех случаях: если кто-то лезет без очереди, если на вечеринке кто-нибудь заводит разговор о политике и, наконец, если Марго звонит ни свет ни заря.

Трель телефонного звонка раздается второй раз.

— Что за черт, — хрипло бурчит муж. Голос у него всегда садится после пива.

Вчерашний вечер мы закончили в бистро на Третьей авеню (там замечательно жарят картошку) и опрокинули по паре кружек под бургеры, смеясь как ненормальные. Но ни секс, ни хороший вечер не помогли мне избавиться от Лео.

Он словно сидел с нами третьим в компании, время от времени отпуская комментарии: то про нытика за соседним столом, то про песни Джони Митчелл. Я заканчивала третье пиво, слушала, как Энди увлеченно рассказывает о работе, а сама перенеслась мыслями в то утро, когда Лео сказал мне, что мое лицо — его самое любимое. Вот так просто взял и сказал за утренним кофе, изложил, как сухой факт, без тени сентиментальности. Я, помню, сидела ненакрашенная, с волосами, собранными в хвост, и щурилась от яркого солнца.

Но я поверила ему тут же.

— Спасибо, — сказала я, покраснев. И подумала, что и его лицо — мое любимое. Вот, пожалуй, самый верный признак настоящей любви.

— Мне никогда не надоест на тебя смотреть… — заметил он. — Никогда.

С этим ожившим воспоминанием я и просыпаюсь от настойчивого телефонного звонка. Энди стонет, телефон на секунду умолкает, потом трезвонит опять.

— Не отвечай, пусть запишется на автоответчик, — говорю я, но Энди, перегнувшись через меня, уже взял трубку. Он на всякий случай проверяет по определителю, кто звонит; мог бы этого и не делать — и так ясно. Одно из двух: или объявление чрезвычайного положения, или Марго. Как и следовало ожидать, на дисплее высвечивается «Уэбб Баффингтон, Атланта, Джорджия». Уэбб — муж Марго. После свадьбы они решили переехать в Атланту, что меня не на шутку расстроило. Впрочем, ничего не поделаешь — Марго, хоть и любила Нью-Йорк и свою работу, была девушкой с Юга. В глубине души она мечтала не столько о карьере, сколько о великосветской обеспеченной жизни и обо всех традиционных ее аксессуарах. Да и Уэбб, как говорила Марго, «жизни не мыслил без Атланты». Еще бы: ему же надо было где-то играть в гольф, водить машину на просторе, размещать свои новомодные электронные игрушки.

Мы, конечно, созваниваемся каждый день (вот, например, сегодня), но это не то же самое, что живое общение. Мне жутко не хватает моей лучшей подруги. Хорошо опять, как прежде, пойти куда-нибудь позавтракать в выходные или заглянуть в бар после работы. Хорошо было жить в одном городе и иметь общих друзей. Энди по сестре тоже скучает, но в такие моменты — когда она звонит не вовремя и будит его — это не очень заметно.

Он жмет на кнопку приема и рявкает в трубку:

— Черт возьми, Марго! Ты на часы смотрела?

Из трубки доносится высокий голос Марго:

— Смотрела, смотрела, Энди, извини! На этот раз у меня уважительная причина, обещаю. Дай скорей трубку Эллен.

— Даже семи нет! — продолжает Энди. — Сколько раз просить тебя, чтобы ты нас не будила? Моя работа только тем и хороша, что утром можно выспаться! А если бы Эллен вышла замуж за кого-то другого, ты ей тоже звонила бы в самую рань? По-твоему, родного брата уважать не надо, а любого другого — надо?

Мне становится смешно. Мой муж, кем бы он ни был, уже не «любой другой». На ум опять приходит Лео, и я болезненно морщусь. Он тоже для меня не «любой другой», и никогда им не будет. Однако Энди я понимаю. Марго наверняка тоже, но он не дает ей и слова сказать в свое оправдание. Закончив тираду, муж тут же сует мне трубку, падает на бок и театрально накрывается подушкой.

— Привет, Марго, — невозмутимо говорю я.

— Извини, — говорит она и без всякого перехода продолжает взволнованным голосом: — А у меня новости!

Я безошибочно узнаю звенящие, доверительные нотки: точно таким же голосом она сообщила мне о своей помолвке с Уэббом. Уэбб утверждает, что Марго бросилась со своей новостью ко мне, не успев еще сказать ему «да». Он несколько преувеличивает, но Марго действительно позвонила мне первой, раньше, чем своей маме. Этот факт мне особенно приятен, даже не знаю почему. Может, потому, что сама я долгое время живу без матери и благодаря Марго имею возможность убедиться: друзья — та же семья. Даже если никто у тебя не умер.

— Не может быть, Марго, — произношу я, окончательно просыпаясь и уже не стараясь говорить тише.

Энди высовывает голову из-под подушки и обеспокоенно спрашивает:

— Что у них случилось?

Я киваю — мол, все в порядке, но он твердит: «Что? Что?» Грожу ему пальцем: дескать, не мешай.