Страница 24 из 29
— Тогда, значит, ваш брат — в поезде, и в конце концов мы его найдем, — сказала старуха.
— Я тоже буду дежурить на перроне! — Любовь Александровна встала. — И если окажется, что это и впрямь кто-то из моих отвергнутых кавалеров, который тайно ехал за мной, я… я глаза ему выцарапаю! Когда следующая остановка?
— Пойду узнаю у проводников, — Сергей встал.
— Я с тобой! — и Любовь Александровна решительно направилась вслед за Сергеем к служебному купе.
— Ну, что ты обо всем этом думаешь? — спросила старуха, оставшись с Груней наедине.
— Вы как-то упустили из виду, что «новый русский» тоже исчез, — сказала девочка. — А двойное исчезновение — это не исчезновение одного человека! Очень мне это не нравится!
— Мне тоже, — кивнула Азалия Мартыновна. — Но я не упустила из виду, я это… обошла. Надо было поставить перед ними цель, чтобы они немножко собрались, начали действовать. И нельзя было сбивать их с этой цели. Если б они задумались о судьбе «нового русского», то опять бы раскисли. А так они будут при деле… Но моя доченька какова? «Глаза выцарапаю», а? Узнаю себя в молодости! Только я была поумнее.
— Поумнее? — удивилась Груня. — Мне кажется, Любовь Александровна вполне…
— У нее нет опыта борьбы и интриг, — ухмыльнулась старуха. — То, чего в театре и на эстраде я хлебнула с лихвой и что оттачивало мой ум. Хотя, теоретически, да, моя дочка не глупее меня.
— Вы… вы тоже интриговали? — осмелилась спросить Груня.
— Еще бы, — коротко ответила старуха. — Но не будем говорить об этом. Не для девичьих это ушей. А тебе, я думаю, стоит собрать твои краски и прочие принадлежности. Сегодня вряд ли удастся закончить рисунок.
— Да, конечно, — кивнула Груня. Она закрыла альбом — акварель уже высохла, — сложила краски и кисточки и отправилась в свое купе.
А тем временем Сергей барабанил в дверь купе проводников.
— Да не бойтесь вы! — ревел он. — Ничего я вам не сделаю! Мне только нужно знать, когда ближайшая остановка.
Наконец дверь купе приотворилась, и один из проводников осторожно выглянул в щелочку.
— Через тридцать пять минут, — сообщил он.
— А после этого? — спросила Любовь Александровна.
— Только через пять часов. Мы большой отрезок пути проедем без остановок.
— Отлично! — сказал Сергей. — Значит, если нам не повезет на перроне, у нас будет целых четыре часа!
Все пассажиры вагона наблюдали за этой сценой, держась чуть в отдалении, у дверей своих купе.
— Ужас! — Анджелова несколько театрально схватилась за голову. — Какой кошмар!
Ее муж мрачно кивал. Самсонов и Игорь недоуменно переглядывались. А Алексей, засунув руки в карманы и прислонясь к косяку открытой двери, напряженно размышлял. Выглядел он сейчас в точности как Бармалей, который пытается быть добрым.
— Пойдем, ребята, — Витька потянул Мишку и Полю. — Поразмыслим. А где Груня?
— Я видела, как она проскользнула в наше купе, — сообщила ее сестра.
— Значит, в ваше купе и направимся, чтобы Груньку в наше не вызывать и лишний раз не светить, — решил Мишка. — Ой, подождите минутку, кажется, транспортная милиция идет! Наверное, сейчас будет самое интересное!
И точно: у купе проводников появились три милиционера в форме — одна из патрульных бригад, охраняющих поезд в дороге и разбирающихся с чрезвычайными происшествиями. Они быстро переговорили с проводниками и Сергеем, осмотрели первое купе, потом второе — Сашка, — ничего, видимо, особенного не обнаружили и постучались в третье.
— Идут по вагону, свидетелей опрашивают, — восторженно прошептал Мишка. — Интересно, как они будут объясняться с этим начальником?
— Кто там? — донесся сонный недовольный голос из-за двери третьего купе.
— Милиция! — коротко ответил старший патрульный с нашивками сержанта.
После недолгой возни дверь купе отперли изнутри и отворили, патруль заглянул в купе. С начальником и его секретарем патрульные беседовали минуты две, потом вышли — как видно, несолоно хлебавши.
Следующим было купе Самсонова. К знаменитому артисту милиция отнеслась со всем почтением и, поскольку он ничего особенного рассказать не мог, оставили его в покое так же быстро, как и обитателей третьего купе. Но автографы попросили, а Самсонов с удовольствием дал.
С такой же скоростью милиция прошла и все остальные купе. Ребят вообще ни о чем не спрашивали — решили, видимо, что слишком малы, чтобы быть толковыми свидетелями. Потом милиция перешла в следующий вагон.
Ребята быстро прошмыгнули в «девчоночье» купе и, наконец, опять оказались все вчетвером.
— Рассказывай, что тут было без нас! — потребовал Мишка от Груни, грустно сидевшей, подперев лицо кулачками и глядя в окно.
— Ох, — вздохнула Груня, — ужас! А ведь так хорошо все начиналось…
И она поведала друзьям обо всем, заодно показав незаконченный рисунок. Ребята были, конечно, потрясены ее рассказом, да и рисунок их тоже потряс.
— Здорово! — восхитился Витька. — Совсем иначе, чем ты нарисовала Самсонова, где у него пол-лица словно вспышкой озарено, но тоже классно!.. — Он замолк и стал внимательно рассматривать рисунок.
А тут и поезд затормозил. Груня поглядела на перрон.
— О, Сергей и Любовь Александровна мечутся вдоль поезда! Будем надеяться, они что-нибудь найдут!
— Я к ним на помощь! — крикнул Мишка, кидаясь в свое купе за курткой и шапкой. — Вдруг, это, я что-нибудь замечу!
Его друзья смотрели в окно, как он присоединился к Сергею и Любови Александровне, как все трое то и дело пробегают мимо их вагона туда и сюда. Они прекратили поиски, лишь когда поезд дрогнул и медленно пополз вдоль перрона — Сергей помог Любови Александровне и Мишке в последний момент вскочить на подножку и забрался сам.
— Ничего… — печально вздохнула Поля.
— Да, просто плакать хочется, — неохотно призналась Груня.
Витька, убедившись, что все поиски оказались бесплодными, опять стал разглядывать рисунок.
— Какая-то мысль в башке промелькнула, перед тем, как поезд затормозил, — пробормотал он. — Никак не могу ее вспомнить!..
Тут в купе вернулся Мишка, разгоряченный и подрумянившийся от мороза и беготни.
— Ни фига! — сообщил он. — Остается ждать следующей станции…
— Не обязательно, — сказал Витька. — Мне кажется… Да! — Он повернулся к Груне. — Послушай, когда ты рисовала Самсонова, ведь уже было темно, так?
— Так, — подтвердила Груня.
— То есть освещение при обоих рисунках было практически одинаковым? Электрическим — верхний свет и включенные ночники? Никакого внезапного луча солнечного света сквозь окно купе или через коридор, в открытую дверь?
— Совершенно верно, — подтвердила Груня. — Оба рисунка сделаны при абсолютно одинаковом освещении.
— Так откуда же этот блик света на лице Самсонова — которого нет ни на лице дочери, ни на лице матери?
— Не знаю, — Груня развела руками. — Сама тут пыталась припомнить, как же я его изобрела. Я его как бы увидела — и постаралась сохранить, потому что поняла, как здорово он подчеркнет все лучшее в лице Самсонова.
— Увидела? — настойчиво переспросил Витька. — Как?
— Ну, вот так, взяла и увидела. Будто озарило что-то.
— Ты уверена, что это озарение было только в твоей голове, а не извне?
Друзья напряглись. Они поняли, что Витька нащупал что-то важное.
— К чему ты клонишь? — спросил Мишка.
— Я клоню к тому, чтобы вы напрягли память и еще раз постарались припомнить — не проходил ли кто-нибудь мимо вашего купе?
— Нет! — в один голос ответили Мишка и Груня. — Никто не проходил!
— Вы уверены? — спросил Витька. — Потому что, смотрите…
Он подошел к двери и несколько раз ее открыл и закрыл. Двери в этом вагоне СВ были не ездящими на рельсе, а висящими на петлях. И, как положено, в каждой двери со стороны купе было большое зеркало. Когда Витька резко мотнул дверь туда и сюда, в зеркале на мгновение вспыхнул блик отраженного света — и этот блик солнечным зайчиком проскочил по купе и исчез!