Страница 40 из 52
Потом он стал помогать раненым. Началось все с того, что он увидел двух раненых солдат, которые оттаскивали с поля боя истекающего кровью паренька. Он взял у них раненого и перевесил его через плечо, а этих двоих отвел обратно к их командирам. Мальчик получил пулевое ранение навылет в бедро; кровь его лилась прямо на Жака, и он все время кричал от боли. Жак донес его до церкви в деревне, где они принимали всех раненых, и оставил его в полубессознательном состоянии в углу. Он пытался отыскать ему хирурга, но все врачи были заняты, так что он взял нитку с иголкой у одного из них и стал зашивать рану сам. Пуля не застряла в плоти, что облегчало положение. Он закончил и перебинтовал рану.
Когда все было сделано, мальчик немного приободрился и стал смелее:
— Спасибо вам! Простите, что я кричал.
Жак слегка дотронулся до его плеча и встал:
— Если бы человек не кричал от боли, он бы не был живым. Не беспокойся, ты будешь жить.
Французская артиллерия двигалась вдоль правого фланга пруссаков, уже среди резервов. Затем французская армия атаковала прусские конные войска, разрушая все на своем пути. Жак руководил командой по оказанию первой помощи: мул отвозил раненых в деревенскую церковь. Этому кошмару не было конца. Солдаты были измождены и изранены. Час за часом сражение становилось все более кровопролитным, численность войск обоих противников сократилась на четверть.
Французы оккупировали дворы, чердаки и подвалы, где защитники пытались обрести убежище. На востоке французские кавалеристы гнали пруссаков по своим же полям. На подходах к Линю солдаты бились врукопашную, пытаясь отбить каждую улицу.
Блюхер отправился руководить обороной в западной части:
— Не позволяйте Бонапарту снова властвовать над вами! Вперед! Да поможет нам Господь! Вперед!
Полки повиновались и, вдохновившись, снова рвались в бой, Наполеон немедленно выслал подмогу. Огонь в Лине разгорался все сильнее и ярче.
К пяти часам Блюхер израсходовал все свои резервы. В шесть сражение разгорелось уже повсюду, солнце скрылось за штормовыми облаками, и начался ливень. В семь тридцать две сотни французских ружей открыли огонь по центру пруссаков, затем в бой ринулись собственные батальоны императорской гвардии.
Линь пал, словно разрушенный замок. Битва была проиграна. Отдельные отряды сопротивления продолжали биться, но среди огромного количества разбросанных по полю трупов людей и лошадей это выглядело чудовищно. Жак снова трудился рядом с деревней, помогая доносить туда раненых. В один момент ударной волной его свалило на землю, а когда он встал, то увидел, что вся его команда была мертва, кроме молодого человека из Эльзаса, у которого из груди торчал осколок шрапнели. Они укрылись под орудием. В воздухе стоял тяжелый запах паленого и крови. Солнце снова пыталось проглянуть сквозь тучи и осветить весь этот кошмар и дым.
Пруссаки были разгромлены; им необходимо укрыться от французов дотемна, но сил почти не осталось. Прямо у ног Жака молодой артиллерист издал протяжный стон и скончался. Жак огляделся. По земле, залитой кровью, к остаткам линии построений Блюхера начинали подходить уцелевшие. Французы неистово пытались добить их и кричали: «Да здравствует император!» Жак упал, и запах паленого словно наполнил его мозг.
Когда в полдень в Брюсселе стала слышна канонада далекого боя, толпы зевак стали собираться послушать и обсудить происходящее. София, не желавшая присоединиться к подобному развлечению, отправилась в гости к Мэри вместе с отцом и Гарри и осталась там даже на чай.
Эллвуд вернулся домой с несколькими новостями, полученными от полковника Каннинга; они могли слышать стрельбу, которая доносилась из Катр Бра, где Веллингтон сдерживал натиск. И хотя у него было недостаточно артиллерии и кавалерии, им как-то удавалось вести неравный бой. Датско-бельгийские войска приняли сражение, частично оттого, что принц Оранский отлично владел тактикой нападения.
Французская кавалерия обошла шестьдесят девятый дивизион, который потерял две полные команды. Должно быть, они ожидали вскоре увидеть раненых, прорывающихся в город. Тем временем никто в точности не знал, где находились пруссаки или что с ними могло произойти.
София, которая уже наслушалась достаточно, вернулась в отель. Позже, когда стемнело, она почитала Гарри в постели, адмирал отправился ужинать в одиночестве. Она не могла отдыхать, разговоры изнуряли ее, и ей не очень хотелось видеться с друзьями. Хотя она все-таки приняла короткий визит от Шарлотты Леннокс, у которой было много свежих новостей от полковника Гамильтона.
— В любом случае, он ведь вам не родственник? — спросила она.
София подняла голову, и перья на ее шляпке встрепенулись.
— Нет.
— Он — адъютант генерал-майора Барнса. Он очень хвалит наши войска, но также восхищается воинами Наполеона, считая, что он выбрал мудрейший путь между двумя армиями. Бонапарт бросил свой правый фланг на пруссаков.
— Что там творится? — спросила София слишком быстро, но Шарлотта не заметила.
— Понятия не имею. Но в Катр Бра проигравшие пали. Несчастный лорд Хей погиб, герцог Брансвикерса — тоже. Они оба разгромлены в пух и прах. А сам Веллингтон чуть было не попал в плен. Ему нужно было просто лететь от них галопом; он пробирался по поместьям, оккупированным шотландцами Гордона, и кричал, чтобы они вели себя тихо и привязали его лошадь к изгороди. Вот так-то! — она подняла голову на Софию, ее плюмаж снова затрепыхал, как у напуганной морской свинки: — Мне есть еще что сказать, но я не стану раздражать тебя этими разговорами. Знаю, что ты очень впечатлительна, но на самом деле ты, скорее всего, внутренне уже молишь меня о том, чтобы я замолчала.
Когда Шарлотта встала, София последовала ее примеру:
— Спасибо за то, что приехала. И за вчерашний бал. Полагаю, что он даровал передышку мужчинам — тебе следует этим гордиться.
Шарлотта внезапно крепко обняла ее:
— Это кажется невероятным! Ведь уже столько всего случилось с тех пор.
Для Себастьяна вынужденный бросок в Катр Бра был не столь радостным. Он спал только четыре часа, как вдруг проснулся в ночи от шума перестрелок между британскими и французскими линиями. Это была ложная тревога, и все в конце концов стихло, но покой был нарушен. Все камердинеры, казалось, вскочили и стали спешно готовить завтрак, так что и он сам, стараясь избавиться от дремоты, сел, наблюдая за языками пламени.
Солнце взошло, осветив ужасные сцены смерти, трупы людей и коней вперемешку, словно дань свирепой армии, истребившей такое огромное количество живых существ. Жестокое противостояние против сил маршала Нея. Чтобы чем-то заняться, Себастьян стал относить отдельные трупы к общим погребальным захоронениям. Сотни умерших за ночь уже были раздеты мародерами донага, некоторые были совершенно обнажены. Мертвые лошади уже начинали разлагаться под палящим солнцем. Он совершал обход, расстреливая тех, кто был смертельно ранен.
Никто не знал, что произошло с пруссаками, поэтому позже, уже днем, Веллингтон велел командиру бригады генералу-майору Вивиану подобрать потерпевшую сторону и вывести их на дорогу по направлению к реке Линь. Вивиан передал приказ своим войскам Десятого полка.
Вскоре они ушли, Себастьян постарался остаться не замеченным большей частью эскадрона и поспешно выехал.
— Седлай мою лошадь, — жестко проговорил он своему камердинеру. — Поторопись, мне необходимо догнать полк, и чем скорее, тем лучше.
Эскадрону оставалось только догадываться, от кого поступил приказ: от Веллингтона или Вивиана.
По пути он нагнал вторую команду и раздал им распоряжения на несколько часов вперед. Затем он отправился на восток, через шумный и многочисленный лагерь.
Он не пытался приблизиться к брюссельцам, пока полностью не убедился, что находится в полной безопасности и абсолютно незаметен. Лошадь его была энергичной и бодрой, так что он с легкостью мог нагнать группу, если бы это входило в его намерения. В висках его не переставала биться мысль, которая очень беспокоила его — он пытался оценить свои собственные поступки. Он знал лишь то, что полдень принес смерть тем, с кем еще утром он непринужденно общался. А разведка сама находилась на пороге встречи с отрядами Наполеона, стоило им лишь неосторожно показать свои лица. Он надеялся, что им окажут жаркий прием.