Страница 18 из 52
— На нем парик! — ахнула она.
— Он нечто вроде реликвии, да.
Делия уже собиралась спросить, где можно найти леди Гамильтон — в конюшнях или на огороженной площадке, но затем прикусила язык. Ей не нравилось слышать о леди Гамильтон, потому что Себастьян говорил о ней очень мало. Это было плохим знаком. Насколько плохим, она еще не смогла определить.
Миссис Румбольд завела разговор вместо нее.
— Я не вижу адмирала Меткалфа.
— Он, должно быть, сопровождает свою дочь, — сказал Себастьян. — Либо в конюшнях, либо в шатре.
— Вон там? — спросил Румбольд, жмурясь от солнца, когда смотрел по направлению к маленькому лагерю в стороне от скакового круга.
— Да, большая палатка с зубчатым краем. Меткалфы всегда ставят большой шатер для их собственного использования в Эпсоме. Они предпочитают ее трибунам — более свободный доступ и так далее. Я сказал, что мы подойдем и увидимся с ними после скачек.
— Все это, должно быть, заняло много дней подготовки, — сказал Румбольд, как будто это был первый раз, когда руководство состязанием племенных животных поразило его как предприятие.
— Да, понадобилось несколько дней, чтобы привезти сюда животных и организовать все здесь. Сохранить лошадей в превосходной форме, а жокеев вдали от местных таверн.
— И обеспечить свободный вход? — спросила Делия.
Себастьян покачал головой.
— Все оплачено и подсчитано много месяцев назад. Сегодняшний приз — это сумма, состоящая из выплат владельцев.
— Сколько? — спросил Румбольд.
— Несколько тысяч гиней. — Он повернулся к Делии и сказал тихо: — Как теперь, ты чувствуешь себя уютно? Я собираюсь сделать за тебя ставку.
Она почувствовала дрожь, когда его зеленые глаза встретились с ее.
— Сколько и на какую лошадь?
— Шестьдесят фунтов на Шехерезаду.
Ее сердце подпрыгнуло, и она прошептала:
— Ты уверен?
Он ухмыльнулся:
— Не бойся. Я видел, как она двигается. Теперь оставайся здесь, я распоряжусь, чтобы тебе принесли закуски. А потом проберусь к Симмонсу. Он единственный, с кем я имею дело. Вон он, у дальней трибуны. — Себастьян сделал жест в сторону, и примерно метрах в пятидесяти от них она увидела множество людей, пеших и сидящих верхом на лошадях, которые теснились вокруг крупного мужчины, стоявшего спиной к выкрашенному столбу, на помосте, что позволяло ему возвышаться над пестрой толпой.
Пока Себастьян уходил, вывели лошадей. Они вытянулись в длинную цепочку грациозных животных разных мастей, с худощавыми наездниками, возвышающимися у них на спинах. Делия почти ничего не знала о скачках, но Румбольд был в своей стихии, объясняя вес, форму и барьеры. У Шехерезады была каштанового цвета масть, блестящая на солнце, и тонкий, летящий хвост. Она выглядела великолепно, слишком хрупкая, как образ лошади, сошедшей с какой-то картины. Однако не было никаких признаков присутствия леди Гамильтон, ее отца или Гарри.
Пока распорядители вели лошадей к дальнему концу бегового круга, Делия вспомнила о визите в Клифтон, который показался ей забавным. Гарри был доверчивый маленький мальчик, и он с готовностью показывал ей свои сокровища в восхитительной игровой комнате наверху. Он показал ей преимущества макета замка, включая замыкающуюся на ключ главную башню, ключ для которой она уговорила его показать. Когда она рассказала Себастьяну позже, что в башне были письма, он нахмурился, затем начал задавать вопросы. Но Гарри не дал ей намека на то, для кого они были предназначены или что в них было.
Взять ключ незаметно после того, как Гарри положил его обратно на стол, было легко. Делия, спускаясь вниз по лестнице, повесила его на тонкую золотую цепочку, которую носила, и оставила ключик висеть на груди, вне пределов видимости. Если бы Себастьян не ласкал руку Софии Гамильтон, когда Делия вошла в гостиную, она нашла бы способ передать ему ключ. Но ей это не понравилось, и она предпочла держать его в неведении и притворилась, что игнорирует его вопрошающие взгляды. Скорее всего, он был недоволен собой за то, что его застали в роли нежного друга миледи, и он не осмелился давить на нее.
Когда Себастьян предложил прогуляться по парку Бирлингдина ближе к вечеру, Делия отказалась и оставила его в обществе Румбольдов, что его не очень обрадовало. И когда они все ушли из дому, она сняла ключ с цепочки и совершила свою собственную небольшую экскурсию, выбирая привлекающие ее внимание комнаты, в которых не было слуг, и проводя расследование, которое имело ностальгическую пикантность, ведь прошло много времени с тех пор, когда она могла проникать в самые потаенные уголки его жизни.
Она попыталась открыть каждый закрытый ящик и отделение. Ключ открывал многие из них: фактически это был маленький ключ-оригинал, сделанный для семьи, возможно, веком ранее, если судить по возрасту некоторых предметов мебели. Однако все вместилища, которые он открывал, оказались пусты. За исключением одного. Делия обнаружила его в комнате, находящейся в трех дверях от ее собственной в главном крыле, которая явно принадлежала хозяйке дома. Она освещалась светом из высокого окна со средником, выходящего в парк, где Делия разглядела три фигуры, гуляющие у декоративного озера ниже террас. Стены комнаты была обиты голубым штофом с узорами, на окнах — большие шторы с серебряными кисточками. Туалетный столик, увенчанный трельяжем, был сделан в стиле французского рококо, с позолоченной отделкой и тонкими витыми ножками. В центре его разрисованной столешницы, по обе стороны от которой располагались щетки с серебряными ручками, стояла позолоченная коробочка, раскрашенная темно-красными, покрытыми мхом розами.
Хоть в ней и не было замочной скважины, она была похожа на шкатулку для драгоценностей. Однако сейчас там, конечно же, не было драгоценностей; леди София носила фамильные ценности Гамильтонов и будет продолжать делать это, пока Гарри не женится. Делия задавалась вопросом, спала ли леди София когда-либо в этой комнате, или сэр Эндрю переехал в Клифтон сразу же после их женитьбы — Себастьян не рассказывал ей об этом. Воспользуется ли леди София когда-нибудь этой коробочкой, узнает ли она ее когда-либо? Сомнения оставили Делию, когда она открыла крышку. Внутренности из палисандрового дерева, выстланные красным шелком, были пусты. Тем не менее это была приятная вещица, и она взяла ее с собой на кровать, чтобы рассмотреть ее, сидя на краю атласного стеганого покрывала. В коробочке был центральный поддон, который она удалила. Затем она подняла вторую покрытую шелком панель со дна, и тогда открылось еще одно неглубокое отделение в основании, снабженное замочной скважиной.
Это был прекрасный тайник, если вы собирались оставить что-либо секретное для леди Бирлингдина. Она понятия не имела, что Себастьян собирался найти в доме, но если кто-нибудь еще должен был наткнуться на эту коробочку, было гораздо лучше, конечно же, чтобы другая женщина увидела ее первой.
Инстинкт подсказал ей, прежде чем она повернула ключ, что внутри должно быть что-нибудь.
Там был листок свернутой бумаги с единственным именем, наспех написанным снаружи. Делия развернула его и прочитала сообщение, затем посидела, глядя на небо через высокие окна в течение некоторого времени, и прочитала еще раз.
Она закрыла отделение, вернула на место перегородки и поставила коробочку обратно на стол.
Гораздо позже она дала Себастьяну ключ и получила взамен одну из его особенных улыбок. Пусть он посмотрит.
Жак чуть не опоздал. Сначала он пошел к конюшням, думая, что София, скорее всего, будет там до последней минуты, но обнаружил только Митчелла и нескольких конюхов из Клифтона, а затем, после угроз и подкупа официального лица, ему позволили войти. Конюшни были переполненными и шумными, в стойлах и в загонах повсюду он уловил беспокойство лошадей. Некоторые из них просто боялись, и он сочувствовал им: он всегда питал отвращение к скачкам.
Оттуда он пошел мимо огороженной площадки по направлению к большому шатру, на который указал Митчелл. Его голова гудела. С каждым шагом его решимость колебалась между двумя полюсами: он правильно сделал, что пришел, или он не должен быть здесь. Принимая во внимание тот факт, что его самые глубокие желания касались Софии, его присутствие здесь было неминуемым. Но в один момент он заколебался и чуть не остановился. Его путь был суровым, он полностью посвятил себя ему, неважно, каким ужасным должен был оказаться результат. Идти к ней сейчас, смотреть в ее красивое лицо и тем не менее снова лгать ей казалось ему жестокой насмешкой. Но он должен был увидеть ее еще раз.