Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 78

Вернулись. Переводчик пояснил смысл слова «ничего». Бисмарк возвратился в Германию и заказал золотой жезл и ручку к нему из слоновой кости. На ручке просил выгравировать большими русскими буквами слово «НИЧЕГО».

Держа золотое острие жезла рукояткой вверх, Бисмарк, выступая перед генералами, восклицал:

— Вы, представители свободолюбивой немецкой нации, умеете храбро воевать за жизненное пространство, завоевывайте новые земли, но заклинаю вас воевать с нацией, которая говорит слово «ничего».

Бисмарк в этом слове видел великую терпимость русской нации к трудностям и предостерегал своих генералов…

После короткой паузы Белобородов добавил:

— Слышал я, поговаривают, что когда Бисмарк умер, то на его руке был перстень со словом «ничего». Вот, голубчик, одна из коренных причин того, почему русские побеждают немцев в военных баталиях — великая терпимость нации к трудностям… А на днях…

Мой собеседник уже не мог остановиться и как ни в чем не бывало «выдавал» историю за историей…

— Вот прочитал сегодня в газете «Le Matin» («Матэн») о французском авантюристе Пьере Дюране. Этот мошенник путем хитромудрых операций в Лондоне столкнул лбами два английских банка. Оба обанкротились, а он, шельмец, изрядно обогатился… А мне, знаете, припомнился наш русский супер-авантюрист Савинков.

— Савинков? — переспросил я.

— Нет, не политик-террорист, тот был бездарен. Я говорю о другом Савинкове, его однофамильце. Не человек — уникум! Все тот же Федор Плевако рассказывал мне о нем… Вот хотя бы взять одно нашумевшее тогда «дело». Хотите послушать?

— С удовольствием!

— В тысяча девятьсот третьем году в Париже Савинков стал торговать золотыми приисками России… И как все подстроил, подготовил, продумал, шельмец… Итак, однажды из газет парижане узнали, что русский миллионер, золотопромышленник Николай Федорович Сомов приехал в Париж продавать золотые прииски. (Белобородов отпил несколько глотков из бокала.) Парижский обыватель пялил глаза. Сомов разъезжал по Парижу в раззолоченной карете на семерке лошадей, запряженных «цугом». Сам правил лошадьми, сидел на облучке с золотым многолучистым причудливым орденом на груди. А первая лошадь белая в крапинках была цирковой, и она становилась на дыбы, красиво приплясывала на перекрестках улиц, при поворотах кареты. Не картина — загляденье! Газеты сообщали, где Сомов живет, какова его многочисленная прислуга, какие искуснейшие русские повара готовят ему специально русскую пищу, где он бывает по вечерам, чем увлечен, что любит, перечисляли его французских любовниц… И вот в назначенный день и час открылось в Париже его «торговое» заведение. Сомов, он же, как вы понимаете, Савинков, арендовал двухэтажный дом в центре города и соответственно его обставил. Его помощники, а их было человек сорок, имели на соседней улице свою костюмерную. Наряженные, они заходили в это «торговое» заведение, затем выходили, меняли одежду и грим в костюмерной и снова заходили… Таким образом, создавалось впечатление необычайной заинтересованности парижан в этом деле. Богачи стали проявлять интерес к этой «торговой конторе» и посылали туда своих представителей разузнать детали торговли и денежные суммы, которые требуются для заключения контрактов.

При входе в здание стояли люди, которые «своих» знали в лицо. И вот — первый незнакомец. Его пригласили в отдельную комнату на первом этаже для деловой беседы. Так — со вторым, третьим, четвертым — и, если претендент оказывался персоной достаточно серьезной, его препровождали к самому Сомову на второй этаж, где справа и слева были приоткрыты двери в комнаты и посетитель видел работающих машинисток, мог слышать, как им на немецком, английском, французском языках диктовали деловые контракты с отдельными фирмами и с частными лицами…

Посетитель направлялся в кабинет Сомова, за спиной которого на стене висела большая карта России, где в районе Лены и ее притоков многие места были обведены разноцветными кружочками. Все время к Сомову заходили его сотрудники, и он после короткого с ними разговора ставил на каких-то документах оттиск золотой печатью, подписывал документ золотой ручкой. На его столе лежали пятикилограммовые золотые слитки. Сам он был сосредоточен, немногословен и крайне деловит.

— Итак, — спрашивал он, — чем вы, сударь, интересуетесь и чем располагаете? — затем показывал на карте тот или иной кружочек, показывал фотографии того или иного «прииска». На снимках были запечатлены жилые здания, улыбающиеся рудокопы, места разработки золотоносного песка и золотые жилы в живой горной породе. Все это убеждало посетителя в том, что дело торговой фирмы вполне фундаментально.

А Сомов, подытоживая беседу, говорил:

— Вперед я денег не беру. Сначала снарядите свою экспедицию, состоящую из специалистов. Я даю вам адрес, сопровождающего, и вы едете на место. Если по возвращении ваши люди останутся довольны увиденным — заключаем договор-контракт. Вы мне выплачиваете наличными заранее оговоренную сумму и снова возвращаетесь на место, где уже занимаетесь добычей золота, предварительно оставив там своих людей.



Так он говорил всем. И в необъятную Россию потекли многочисленные научные экспедиции… Возвращались французы в полном восторге. Шум в прессе был поднят страшный. Сенсация!

— Как же можно было все это так провернуть?

— В том-то и дело. Все это было не так-то просто. Сомов предварительно сам выбрал места, где в породе были обнаружены золотые жилы, построил там жилые помещения, оградил зону. Закупил несколько мешков золотого песка-сырца на Монетном дворе в Петербурге и приобрел там же десятка два крупных золотых самородков. Привез закупленное в Сибирь и в определенные места закопал самородки. Его люди знали эти места. Песок рассыпал в водоемах, где он хорошо просматривался с берега. Когда же прибывали иностранные экспедиции, то золотые жилы они видели явственно в живой горной породе. Люди Сомова взрывали породу там, где были закопаны самородки, поэтому иностранцы их легко находили, а золотой песок был виден и невооруженным глазом. Все было детально и хитро продумано. Когда основные договоры были заключены и деньги Сомовым получены, стали появляться те, кто прозевали «выгодную» сделку, сулившую миллионы прибыли.

Тогда Сомов им говорил:

— Где же вы были раньше, господа хорошие! Вот есть еще нераскупленных мест эдак с десять (показывал фотографии), но ждать возвращения ваших экспедиций у меня уже нет времени. Если хотите, заключаем договора, вы сразу оплачиваете мне оговоренные суммы, я же вам даю фотографии и сопровождающего.

Наивные французы «клюнули» и на эту «липу». Сомов, получив от них деньги, покинул Париж. Сопровождавший французов сомовский агент, уже находясь в Сибири, скрылся. А прибыв на место по адресу, указанному на фотографии, «опоздавшие» дельцы обнаруживали глухую тайгу, где золота не было и в помине.

— Грандиозно!

— Таким образом три четверти всего золотого запаса Франции было вывезено в золотых слитках из Марселя в Америку на одном из американских крейсеров, а в Россию прибыла вскоре правительственная нота из Франции о крупной финансовой авантюре.

— И что же было потом?

— Да ничего. А что могла сделать Россия? Деньги были в Америке, да и Савинков в России тогда не жил.

— Любопытно, — сказал я.

— Многое зависит от способностей самого человека, от его природных данных. Опыт, практика, выгодные знакомства, изучение иностранных языков, начитанность, воспитание, культура — все, конечно, играет определенную роль, но главное, по-моему, врожденный талант. Особенно это касается разведки. Но здесь нужны и знание психологии, интуиция, какой-то особый нюх, я бы сказал, и железное самообладание… Ведь когда-то и я что-то мог, был, например, членом Английского парламента, а еще раньше — видным деятелем американского сената…

— И такое возможно?

— Возможно.

— Интересная была у вас жизнь.

— Сложная… Между прочим, известно ли вам, что у немцев до войны было в странах Западной Европы две с половиной тысячи платных агентов и двадцать тысяч «добровольцев», работавших на немецкую разведку «по идеологическим соображениям» или, как значится в нацистских документах, «из сочувствия к нацизму и к его антибольшевистской направленности». Третий рейх израсходовал за несколько лет двести пятьдесят миллионов марок на пропаганду и организацию работы пятых колонн…