Nevermore

— Я рад и счастлив, точно намыленный угорь, застать вас в живых, По! — проговорил он, подойдя ко мне. — Давайте повернитесь ко мне спиной, и я перережу веревки прежде, чем вы успеете глазом моргнуть.

Я послушно повернулся спиной к первопроходцу, слегка подавшись вперед всем туловищем и подставив ему свои связанные запястья.

— Но каким образом… — заговорил я, покуда он распиливал на мне толстые вервии, — как вы сумели явиться так быстро, прежде чем Нойендорф и его подручные успели довести до конца свой злодейский план и зарыть меня заживо в землю?

— Это проще простого, — ответил Крокетт, — я проснулся спозаранку, позавтракал от души и пошел навестить вас, а как только постучал в дверь, ваша тетушка Клемм сказала, что вы пошли искать меня. Это показалось мне малость чудно, поскольку я ни щетинки, ни хвоста вашего не видал.

— Я двинул обратно и наткнулся на парня, который сказал, что видел что-то очень странное. Оказалось, он с раннего утра вышел на прогулку и видел, как двое подрузительных типов закидывали в тележку большой тяжелый мешок. Но дело-то в том, что из мешка торчали две ноги!.. Я сразу скумекал, что к чему, одолжил лошадку и пустился следом за этими негодяями, как дьявол за шулером. Только я отъехал от города — навстречу мне этот шустрик по имени Доусон, которого они за мной послали. Обменялись мы парой слов, я набросился на него, точно загзуг молнии, и прямиком отправил его в потомсторонний мир. А затем я взял себе его ружье и поехал по его следу — проще, чем свалиться с моста в ручей!

Под этот рассказ Крокетт перерезал веревку. Разминая затекшие запястья моих наконец-то обретших свободу рук, я обернулся к своему спасителю, который стоял спиной к тому самому дереву, под которым он оставил ружье Доусона.

— Полковник Крокетт! — прочувствованным тоном начал я. — Благодаря вашим охотничьим навыкам, которыми вы столь щедро наделены, я вновь был спасен вами… — Но я не сумел довести до конца это сердечное излияние чувств, ибо через правое плечо Крокетта увидел нечто, от чего все мое тело словно параличом сковало.

Там, всего в нескольких ярдах от нас обоих, стоял густобровый злодей, которого Крокетт поразил ударом кулака.

Негодяй, по-видимому, пришел в себя, пока Крокетт был занят веревками на моих руках, и, украдкой подобравшись к дереву, завладел ружьем, дуло которого было теперь направлено прямо в спину Крокетта!

Прежде чем я успел выкрикнуть предостережение, Кро кетт, предупрежденный выражением крайней тревоги на моем лице, проворно развернулся и обратился лицом к подонку — в ту самую минуту, когда тот уже взводил курок!

— Нет! — возопил я и одним решительным движением шагнул вперед, заслонив собой покорителя Запада. — Я не допущу, чтобы вы столь подло — столь воровски — расправились с моим другом!

— В сторону, напарник! — сердито проворчал мне в ухо Крокетт. — Я изничтожу это пресмыкачее быстрее, чем перышко в аду обгорит.

Я мужественно покачал головой и воскликнул:

— Полковник Крокетт, я обязан вам жизнью, которую вы не раз уже спасали. Прикрыть вас ныне от верной погибели — священный долг, от которого я не смею и не стану уклоняться.

— Ах ты, пищалка чертова! — прорычал густобровый. — Да с такого расстояния одной пули хватит на вас обоих! — С этими словами он прицелился мне в грудь, и тут только я осознал, с какой смертоносной точностью он оценил наше положение. С расстояния в несколько ярдов пуля действительно должна была пронзить мое сердце навылет и войти в тело полковника, стоявшего вплотную за моей спиной.

Я плотно зажмурился и ждал рокового выстрела. Но тут почти одновременно произошло несколько событий. Bo-первых, крепкая рука ухватила меня за плечо и с такой силой отшвырнула в сторону, что я с грохотом рухнул наземь. И почти сразу же что-то со свистом пронеслось в воздухе над моей головой. Неудачливый человекоубийца испустил вопль агонии, сопровождавшийся громоподобным выстрелом винтовки.

Подняв голову, я увидел нечто невероятное: густобровый злодей, обмякнув, прислонился к стволу дерева, дымящееся дуло ружья было задрано вверх. С выражением глубочайшего недоумения он уставился вниз, на свою грудь, из которой наружу торчала только рукоять, а весь кинжал Нойендорфа целиком ушел в его тело. Еще мгновение — его колени подогнулись, он издал последний стон, глаза его закатились — и он упал, бездыханный.

Конечно же, я сразу понял, что тут произошло: пока наш враг нажимал на курок, Крокетт отбросил меня в сторону, с быстротой молнии и с присущей ему меткостью швырнул нож в грудь злодею, и одной силы этого удара оказалось достаточно, чтобы ружье дрогнуло и заряд, не причинив никому вреда, ушел вверх!

Опасность миновала. Жизнь моя снова была пощажена судьбой. Огромное, всепоглощающее облегчение охватило меня. Однако, едва я попытался привстать, дало о себе знать другое, отнюдь не столь приятное ощущение: сильная, едва переносимая боль в области правого запястья, на которое пришелся весь вес моего тела, когда полковник отшвырнул меня прочь, спасая меня.

— Вы в порядке, По? — озабоченно спросил Крокетт, склоняясь надо мной и подхватывая под левую руку, чтобы помочь мне встать.

— Я все еще числюсь среди живых, — сказал я, — и этим я всецело обязан невероятной доблести, которая снискала вам всеобщее и, как я наконец понял, заслуженное признание. — Указав на свое правое запястье, на глазах приобретавшее все более неестественную окраску, я добавил: — Боюсь, однако, что я сильно растянул связки или даже сломал руку.

Крокетт внимательно осмотрел пострадавший член, прищелкнул языком и сказал:

— Распухло будь здоров, это уж точно. — Сняв свой полосатый галстук, он ловко накинул его мне на шею, сделал импровизированную петлю и бережно просунул в нее мою раненую руку.

Я воспользовался моментом, пока полковник совершал этот искусный маневр, чтобы поделиться с ним угнездившейся в моей груди тревогой.

— Было бы благоразумно внимательно осмотреть тело вдохновителя всей этой катастрофы, Ганса Нойендорфа, — предложил я. — Не хотелось бы, чтобы и он застиг нас врасплох, внезапно очнувшись от своего якобы безжизненного состояния.

— Недурная идея, — признал Крокетт и, подойдя к простертому на земле телу Нойендорфа, ткнул павшего носком сапога в голову. По той вялости, с какой голова перекатилась набок, и по луже крови, которая вытекла из его ноздрей, ушей и рта, я заключил, что наша немезида мертва — попавший не в ту цель удар подручного убил его на месте.

— Мертвей копченой селедки, — заключил Крокетт, возвращаясь ко мне. — Свой же напарник его и прикончил.

Едва эти слова были произнесены, как из черных клубящихся туч на горизонте вылетел огненный зигзаг молнии. За ним мгновением позже последовал мощный раскат грома.

Тяжелые капли дождя упали с неба, зашуршала трава рядом с нами.

— По, — сказал Крокетт, опытным взглядом окинув небеса. — Нужно поискать укрытие. Добраться до дому прежде грозы у нас с вами не больше шансов, чем у китайца, тем более с одной лошадкой на двоих.

— С одной лошадью? — переспросил я. — Но ведь наши поверженные противники также прибыли сюда верхами?

— Вы что, не заметили? — удивился полковник. — Да эта скотинка умчалась прочь, как пьяницы, почуявшие барбекю.

Оглянувшись на тот холм, где недавно паслось трое животных, я убедился в правоте Крокетта: нестреноженные кони и в самом деле умчались, напуганные, по-видимому, грохотом разрядившейся винтовки.

— Где же искать укрытия в этой богом забытой местности? — вопросил я, содрогаясь от пульсирующей боли в правом запястье.

— Есть тут местечко всего в полумиле, для нас сойдет, — подбодрил меня Крокетт. — Вперед, напарник. Садитесь на мою лошадь, а я буду показывать дорогу.

ГЛАВА 31

Перед тем как напасть на Нойендорфа и его приспешников, Крокетт благоразумно спрятал своего коня в лесу. Теперь он устремился на поиски этого животного, а я тем временем проверил состояние раненого запястья, осторожно вращая им и поочередно сжимая и разжимая пальцы. К моему удовольствию, выяснилось, что, несмотря на боль, конечность отнюдь не утратила подвижности. Ободряющий симптом: правый carpus[77] был только сильно растянут, но не подвергся более жестокой травме и не был сломан.

77

Запястье (лат.).