Улика

Моим первым побуждением было уйти сейчас же, как только я смогу найти благовидный предлог. Я вообще-то не очень хорошо чувствую себя в больших компаниях, тем более что в данной ситуации я никого из присутствующих не знала. Меня удерживало лишь ясное осознание того, что мне абсолютно некуда идти. Это вполне могло оказаться пиком моих рождественских празднеств, и я подумала, что можно было бы задержаться здесь и попробовать повеселиться. Я выпила немного пунша, угостилась сыром и крекерами, съела несколько пирожных, стараясь при этом улыбаться как можно дружелюбнее и вообще вести себя доброжелательно по отношению ко всем в комнате. В три часа дня, когда вечеринка подходила к своему апогею, я, извинившись, попрощалась и направилась к выходу. Я была уже почти у двери, когда меня кто-то окликнул по имени. Я повернулась. Ко мне по проходу двигалась Хедер, размахивая конвертом, на котором виднелись вытесненные реквизиты «Вуд и Варен».

— Как хорошо, что я все-таки поймала вас,— сказала она.— Кажется, мистер Вуд хотел вам передать вот это. Его неожиданно вызвали, понимаете. Это было у меня в корзине для исходящей документации.

— Спасибо,— я распечатала конверт и бросила взгляд на его содержимое: инвентарная опись.— Отлично,— сказала я, удивленная, что он все-таки вспомнил об этом в процессе исчезновения.— Я позвоню в понедельник и договорюсь с ним о встрече.

— Извините, что сегодня так получилось,— сказала она.— Счастливого Рождества.— Она помахала мне на прощание и двинулась назад, к своим веселящимся коллегам. Дверь была открыта, наружу вырывались в равной пропорции сигаретный дым и радостные возгласы. Ава Доэри наблюдала за нами. Ее взгляд, полный любопытства, был устремлен на конверт, который мне вручила Хедер и который я теперь запихивала в свою сумочку. Я вернулась к машине и поехала назад в город.

Паркуя машину возле офиса, я миновала дверь «Калифорния Фиделити», сделанную из затемненного стекла. Как и многие другие фирмы, в канун Рождества «Калифорния Фиделити» закрылась рано. Я отперла дверь моего офиса, положила папку на стол и проверила автоответчик. Затем я позвонила начальнику пожарного департамента, чтобы получить подтверждение информации, которая была в моем распоряжении, но его тоже уже не было на месте. Я оставила ему свой номер телефона и получила ответ, что скорее всего он не позвонит мне раньше понедельника.

К четырем часам я была дома и подняла разводной мост. Там я и провела весь уик-энд.

На Рождество я была одна, но грустно мне не было.

На следующий день было воскресенье. Я прибралась в квартире, купила кое-какой еды, выпила бессчетное количество чашек горячего чая и много читала.

В понедельник 27 декабря я снова впряглась в работу, предприняв отчаянную попытку, сидя за своим рабочим столом в унылом настроении, сколотить тем не менее из результатов моего обследования связный рассказ.

Зазвонил телефон. Я надеялась, что это миссис Брунсуик из банка хочет сообщить мне, что путаница с вкладом на пять тысяч долларов наконец прояснилась.

— Бюро расследований, Миллхоун,— сказала я.

— Привет, Кинзи. Это Дарси из соседней комнаты. Я просто хотела узнать, когда можно заскочить за той папкой.

— Дарси, еще только четверть одиннадцатого! Я работаю с ней, ясно? Пожалуйста, обратите внимание: никакой площадной брани.— Я знаю, на такие вещи она обижается.

— И вовсе не обязательно разговаривать со мной таким тоном,— сказала она.— Я сказала Маку, что доклад, скорее всего, еще не готов, но он говорит, что в любом случае сперва он хочет просмотреть папку.

— Просмотреть папку, прежде чем что?

— Не знаю, Кинзи. Как я могу знать? Я звоню тебе, потому что у меня на столе записка.

— Ах, записка. Так бы и сказала. Давай заходи за этой чертовой папкой.

Раздражение, как правило, не развивает интуицию. Какая бы очевидная проблема меня ни мучила, я не смогла бы уловить, в чем там дело, если Дарси при этом будет глядеть мне через плечо. Первым делом в это утро я заполнила бланк запроса в Департамент по предупреждению преступлений, связанных с требованиями страховки. Я хотела проверить с помощью компьютера прошлое Ланса Вуда. Может быть, когда-нибудь он уже требовал страховку в возмещение ущерба, причиненного пожаром. Этот вопрос меня очень беспокоил. Компьютерная проверка займет около десяти дней, но, по крайней мере, я буду спокойна. Я установила табулятор моей пишущей машинки, напечатала имя застрахованного, место, дату и время, когда произошел несчастный случай.

Когда Дарси пришла забрать папку, я сказала ей, не поднимая головы:

— Я отдала пленку в экспресс-фото по дороге сюда. Они напечатают ее после обеда. И мне пока что не удалось поговорить лично ни с Лансом Вудом, ни с начальником пожарного департамента.

— Я сообщу Маку,— холодно ответила она.

«Ну что ж,— подумала я.— В любом случае, она никогда не была моей подружкой».

Так как в бланке не было графы, куда впечатывались бы неясные подозрения и предчувствия, мое заключение было выдержано в нейтральном тоне. Закончив печатать, я вынула его из машинки, подписала его, проставила дату и отложила в сторону. Фотографии будут готовы только через час, так что я привела в порядок набросанный мною план склада и прикрепила его к заключению.

Зазвонил телефон. Теперь это был Энди.

— Вы не могли бы зайти в кабинет к Маку на несколько минут?

Я подавила в себе гнев, полагая, что не стоит огрызаться на управляющего отделом по выплате страховки «Калифорния Фиделити».

— Да, конечно, но фотографии будут готовы только через час.

— Мы понимаем. Принесите то, что уже готово.

Я повесила трубку, взяла заключение и план склада, заперла за собой дверь офиса и направилась в соседнюю комнату. Интересно, что, черт возьми, могло означать это самое «мы».

Как только я вошла в кабинет Мака, я поняла, что что-то происходит. Я знаю Маклина Вурхиса с тех пор, как я начала работать в «Калифорния Фиделити», вот уже почти десять лет. Сейчас ему уже за шестьдесят. У него худое мрачное лицо, редкие седые волосы, которые делают его голову похожей на пушистый одуванчик, большие, с висящими мочками уши, нос луковкой и маленькие черные глазки, выглядывающие из-под буйно разросшихся поседевших бровей. Кажется, что его тело было вылеплено в результате какой-то ошибки, такой он непропорциональный: длинные ноги, узкая талия, узкие плечи, руки, для которых вечно коротки рукава обычной рубашки. Он умен, работоспособен, скуп на похвалу, начисто лишен чувства юмора и к тому же глубоко верующий католик, что выразилось в тридцатипятилетнем браке и восьми взрослых детях. Я никогда не видела, чтобы он курил сигару, но он почему-то все время жует ее огрызок. В результате табачные пятна, покрывающие его зубы, делают их похожими на старый унитаз.

Я поняла, что у него неважное настроение, скорее не по выражению его лица, оно было не мрачнее обычного, но по Энди, стоящему слева от Мака. Мы с Энди не слишком-то ладим и при благоприятных обстоятельствах. В свои сорок два года он законченный подлиза, в любой ситуации пытающийся выглядеть хорошо. У него круглое лицо, воротничок всегда кажется слишком тесным, и вообще все, что связано с ним, меня раздражает. Некоторые люди так на меня действуют. В данную минуту он казался обеспокоенным и самодовольным одновременно и старательно избегал смотреть мне в глаза.

Мак пролистал папку. Он нетерпеливо взглянул на Энди:

— Вам разве нечем заняться?

— Как? Да, конечно. Я думал, вам понадобиться мое присутствие на этой встрече.

— Я позабочусь обо всем сам. Уверен, что у вас как всегда дел невпроворот.

Энди пробормотал что-то вроде того, что отправить его вон было замечательной идеей. Мак покачал головой, и, когда дверь закрылась, он тихо вздохнул. Я смотрела, как он перекатывает огрызок сигары из одного угла рта в другой. Он удивленно взглянул на меня, словно только что обнаружил, что я стою перед ним.

— Вы хотите мне что-то сказать по этому поводу?