Юность

…Ранний завтрак. Облачаюсь в доспехи. Лёгкая, но очень прочная броня. Подводят Вороного, укрытого чёрным полотняным одеянием. Взлетаю в седло. Все мои женщины стоят на крыльце, и у всех глаза на мокром месте. Нечего реветь! Мы вернёмся с победой. Ооли вдруг оборачивается, ей подают небольшой круглый щит. Совсем маленький, локтевой. Она торопливо спускается вниз, передаёт мне свою ношу со словами, от которых я слегка ошарашен:

— Хеьрро сауни, элли сауни.

…С ним, или на нём… Точно так же матери и жёны провожали первых славян на сечу против орд каннибалов Дария… Киваю, в знак того, что принимаю ношу ответственности за семью, за лен, за людей…

— Я вернусь с победой!

Посылаю жеребца, и тот срывается с места. Война начинается…

…До границы Парда, а конкретно — до окончания земель бывшего Лари мы добираемся за неделю. А раньше — почти двенадцать дней. И ни лошади не устали, потому что идут в щадящем режиме, и бойцы свежие. Там, а замке Иоли, нас ждёт приятный сюрприз — ещё партия боезапаса для ружей. Ну, держись, шантрапа сиятельная! И мы сразу же выдвигаемся вдоль границ Фиори с Рёко в сторону ближайшего замка. Он принадлежит одному из вассалов дель Сехоро. Довольно мощный, с толстыми и высокими стенами, угловыми и надвратными башнями. Внутри — вторая стена. Даже жалко крушить такое укрепление. Но ничего не поделаешь. В нём очень большой гарнизон, к тому же обученный — отборные воины маркиза. Если мы их уничтожим, то дель Сехоро серьёзно ослабнет. Дальше пойдёт мелочёвка, так сказать…

… — Пали!

Заряжающий дёргает за длинный шнур, орудие глухо, но мощно рявкает, и тяжёлая бомба почти в сорок кило весом, улетает к стенам. Бух! Вспухает облако взрыва, летят в разные стороны осколки камней, клочья тел, визжат, вспарывая морозный воздух, чугунные куски самого боеприпаса…

— Как вам?

Спрашиваю своих командиров. Те под впечатлением. До этого они работу осадных жерл ещё не видели. Ба-бах! Дёргается второй ствол, и расчёт с воплями и матом снова закатывает пушку на позицию. Дистанция — семьсот метров. Ни лук, ни арбалет, ничего из имеющегося у моих врагов, не может добить досюда. А мои пушкари лепят снаряд за снарядом, словно в тире. Закопчённые, грязные, потные, охваченные остервенелым азартом боя. Бах! Бум! И противное, режущее по ушам верещание осколков… Камни не выдерживают подобного обращения, пироксилин рвёт гранит на куски, и уже виден первый пролом. Большой, почти десять метров в ширину. Время от времени там мелькает железо. Находятся идиоты, которые хотят оборонять эту дыру прямо под обстрелом. Но большой калибр неумолимо сравнивает стены, а смельчаками, которые всё время осыпает градом чугуна и камней, занимается полевая артиллерия. Калибром восемьдесят мымы. Меньше — слабый разрывной заряд. Больше — уж больно громоздкие получаются. Самое забавное — стреляем из гладкоствольных пушек. Зато — можем лупить на дистанцию в четыре километра. Получается на удивление прилично. Система 'единорог'. Бронзовая или чугунная пушка с конической зарядной камерой. Заряжать легко, коэффициент полезного действия почти сто процентов, центровка ядра, бомбы или картечного заряда практически идеальная. А поскольку отлито орудие из сверхлёгкого и одновременно сверхпрочного сплава, что идёт на постройку обшивки космических кораблей, то… Дополнительного охлаждения не нужно. Уксусом там поливать, как в древности. Пока банят, в смысле, чистят ствол после выстрела — он уже остыл. Запальное отверстие сделано сменным. Вкручена пробка, в которой просверлено отверстие. Иначе оно будет сильно выгорать, и со временем пушка придёт в негодность. А так — дырка для пальника стала слишком большой, взяли, вывинтили пробку, новую воткнули. И потому сейчас пушкари работают, как заведённые. И лишь время от времени сквозь грохот прорывается:

— Пали!

И — ба-бах… Так продолжается с раннего утра. Мы подошли к замку ночью. Благо проводники имелись. Солдаты, кроме ездовых, естественно, спали на ходу, так что все, когда пришло время, были бодренькими и весёлыми. Быстро составили сани в круг, выставили дозоры, разбили палатки, отгородившись возами в качестве стен. Ну а когда разведчики вернулись и доложили, что на два часа пути вокруг врагов нет, развели наш транспорт в стороны, и началась работа. Ведь война, по сути, это тяжёлый и грязный труд. Уж кому, как не мне это знать? Бах! Бах! Ба-бах!.. С грохотом валится внутрь, складываясь, словно карточный домик, угловая башня, а потом в тишине, поскольку пушкари зачарованно раскрыли рты, забыв обо всём, осыпается каменная стена. Пока наружная. Но и во внутренней, оказывается, зияют дыры…

— Ролло. Непорядок. Огонь не прекращать ни в коем случае. Пусть продолжают!

Мужчина злится. Срывает своего коня с места, мчит к батарее, размахивает руками, указывает на высящиеся перед нами развалины. Но внезапно и он, против моего приказа останавливает стрельбу, глядя на нечто, мельтешащее на стене. Что там такое? Ну — ка… А, понятно. Вызов на переговоры… Ладно. Послушаем, что нам скажет барон дель Роум, командующий обороной. По слухам — мужчина упорный и настойчивый… Но, как мне шепчут советники, это не барон. А вовсе какой то левый феодал. Средних лет. Седые волосы. Довольно приличные доспехи. Щека рассечена, похоже, осколком камня, и он всё время кривится, когда наступает его очередь говорить, впрочем, это ему приходится делать лишь в начале. Потому что все речи за него ведёт разряженный в пёстрые цвета, словно петух, представитель цеха герольдов. Те ещё дармоеды…

— Мой господин…

Обрываю разноцветного одним жестом:

— Вы сдаётесь?

— Но, сьере граф…

— Вы — сдаётесь?

— Нет, но…

— Тогда разговаривать не о чем. Проводите их.

Отворачиваюсь, воины хватают обоих парламентёров и выпроваживают их прочь. Герольд истошно визжит, но с ним мои солдаты не церемонятся. Они — крестьяне, фабричные рабочие, мастеровые, привыкшие зарабатывать себе хлеб тяжёлым упорным трудом. И отношение к болтуну с длинным языком у крепких парней соответствующее. Дармоедов у нас, в Парда, не любят… Обоих притаскивают к воротам, затем ребята бегом спешат назад. И спустя пару минут, после того, как взвод отошёл на безопасное расстояние, даю команду:

— Пали!

Рявкают все, сразу десять пушек. Зло, уверенно, короткий свист бомб, грохот взрывов, и гигантской силы шорох. Рассыпающейся внутренней стены…

— Прекратить огонь! Пехота — вперёд!

Солдаты мгновенно рассыпаются на три группы. Первая, довольно большая, под прикрытием щитов в плотном строю приближается к громадным кучам осыпавшихся камней. Вторая, чуть поодаль от первой, наготове с ружьями в руках, чтобы прикрыть товарищей, если где — то окажутся особо глупые или настырные противники. Третья часть, самая малочисленная, это резерв и охрана лагеря. Итого — две тысячи штурмуют. Две тысячи прикрывают. Остальные — половина пушкари, они готовы в любой момент открыть огонь снова. Для перезарядки единорога хватит двадцати секунд. Вторая половина резерва — те, кто охраняет лагерь… Вот уже первые шеренги исчезают за камнями, сухо трещит пара выстрелов, несерьёзных, по сравнению с грохотом жерл. Потом тишина. Появляется спешащая к нам фигурка, гонец с докладом. Запыхавшийся от быстрого бега парнишка торопливо прикладывает руку к груди, коротко кланяется:

— Рядовой шестого полка Геро Токс, сьере командиры. Прислан с донесением. Замок захвачен, много раненых врагов, внизу, под завалами, в подвалах — женщины и дети. Начальник полка спрашивает, что с ними делать? Так оставить, или откапывать?

Молчу.

— Что за женщины и дети? Сомневаюсь, что там крепостные…

Это Ролло, видя, что я молчу, решается вмешаться. Всё верно — ты же главком…

— Раненые говорят, что там знатные дамы со всей округи. Крепость то самая сильная из всех, вот и спрятались…

Главком открывает рот, но я вскидываю руку, заставляя его замолчать:

— Вначале найти сервов, оказать им помощь. Аристократов доставать в последнюю очередь.