Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 85 из 107

— Гейдар Алиевич значительное время провел в моем родном городе — Петербурге, Ленинграде, — говорил Президент России, — закончил там специальное учебное заведение. Он этого пока не знает, для него это тоже неожиданность, но я попросил своих коллег, мы подняли некоторые архивные документы. Вот свидетельство об окончании специальной школы. Здесь написано: «Свидетельство старшего лейтенанта Алиева Гейдара. 16 мая 1949 года». И результаты его учебы. Я не буду все зачитывать, но отдельное зачитаю. Диалектический и исторический материализм — отлично, чекистская подготовка — отлично, экономическая и политическая география СССР и зарубежных стран — отлично, уголовное право — отлично, литература — зачет, военное дело — зачет, русский язык — отлично. Я думаю, что других оценок здесь нет. Все только отлично… Если студенты вашего университета будут учиться так же, как учился в свое время Президент Азербайджана, то дело процветания страны будет в надежных руках.

Кстати, через два года после окончания Ленинградской спецшколы Гейдар Алиев поступил на исторический факультет Азербайджанского университета. Высшее образование ему — по служебным обстоятельствам — пришлось получать заочно, но надо было догонять то, что отняла война. Диплом историка он защитил на «отлично».

Когда в Баку приехал президент Международного валютного фонда господин Камдессю с супругой, их принимал Президент Азербайджана Гейдар Алиев. Он подарил госпоже Камдессю небольшой азербайджанский ковер:

— Пусть он напоминает вам о нашей стране.

— Господин Алиев, — благодарит госпожа Камдессю, — вы будто прочитали мои мысли: именно такой рисунок, именно такую цветовую гамму я люблю.

А ее высокопоставленный супруг добавил:

— Мне страшновато находиться здесь. Президент читает мысли моей жены. — И улыбнулся: — Видно, надо поскорее уезжать.

Дружеская беседа перешла к годам работы Гейдара Алиевича в Совете Министров СССР, в Политбюро. Алиев припомнил, что в его кремлевском кабинете раньше работал Молотов, первый заместитель Сталина в Совнаркоме, нарком и министр иностранных дел, один из его ближайших соратников. А господина Камдессю, неравнодушного к истории, как раз интересовала личность Вячеслава Михайловича Молотова. Ему казалось, что этот политик, противник Хрущева, был несправедливо отвергнут. Алиев объяснял свою позицию, реконструировал какие-то картинки заседаний Политбюро, Камдессю внимательно слушал и удивлялся: «Как вы можете все это помнить?!» Поразительной памяти Алиева удивлялись и многие другие собеседники, о чем мы уже писали. Вот интересное наблюдение Фатимы Абдуллазаде.

— Мало ли что может помнить и знать человек? Но у Гейдара Алиевича информация извлекалась в самый нужный момент. Он мог, приехав в какое-то село, увидеть человека, с которым встречался пятнадцать-двадцать лет назад, и назвать его по имени: «А помнишь, Вагиф, председателем колхоза был такой-то, а урожай на том поле такой-то, и ты мне жаловался, что плохо организована уборка?»

— И это не было игрой на публику, — заключает Фатима-ханум. — Может быть, некая вполне понятная гордость. Такая же, скажем, как у богатыря, который рад показать силушку. Его мозг был сродни компьютеру, каких, правда, еще не выпускают.

Случайная встреча в дальнем селе или на промысле могла припомниться совсем в другой обстановке, например на встрече с писателями, на большом партийном совещании. Гейдар Алиевич расскажет о беседе с мастером-буровиком, чабаном, с людьми, которых привычно называют простыми и которые по своему политическому кругозору давно переросли тех, кто числит их в «простачках».

Интересно, как сам Гейдар Алиевич говорил о своей феноменальной памяти:

«Знаете, я никогда заранее никакое выступление, никакой доклад не пишу. То, что у меня в памяти — то в памяти. А для того, чтобы привести какие-то дополнительные материалы, цифры, я просто требую и мне дают справки… Слава Богу, память у меня хорошая, поэтому я много помню.

И потом. Даже в советское время я тоже в основном выступал без текста — у себя в республике. В Москве же я один раз сделал так, но потом мне сказали, что не надо. Все выступают с текстами, а вы что, хотите отличиться? Это не потому, что я хочу отличиться. У каждого человека есть своя привычка, и она у меня сложилась давно… Если ты знаешь дело, если ты занимаешься им ежедневно, то все это откладывается в памяти, это формирует мысли. Они формируются не один день и не тогда, когда, допустим, тебе надо где-то выступать.

Они постепенно формируются, откладываются и тогда, когда надо, при необходимости выходят наружу. Я так себе представляю» (из беседы с российскими журналистами 25 декабря 1999 года).





«Все бакинские улицы я хорошо знаю»

…В разгар бакинского лета, в июне 2000 года, в Азербайджане проходили Дни культуры России. Приехали всемирно известные коллективы, исполнители. И все были потрясены необыкновенно горячим, искренним приемом, переменами в Баку, Сумгаите, Гяндже, Нахичевани…

— Я сам удивляюсь, как за последнее время все изменилось, — сказал на одной из встреч в те дни Гейдар Алиев. — Баку для меня не новый город. Я с молодых лет здесь — учился здесь с 16–летнего возраста. А что делает студент? Учится и ходит по улицам, все осматривает. Тем более я был человеком, прибывшим сюда с периферии Азербайджана. Поэтому мне все было интересно. Ну а потом, уже позже, в молодые годы, когда я был еще холостым, тоже в воскресные дни ходил, смотрел, иногда на девушек поглядывал. Поэтому все эти улицы я хорошо знаю…

В общем, Гейдар Алиевич «провел» своих собеседников по всему Баку — по нагорной части, самой старой, по средневековой крепости Ичери-шехар, по Приморскому бульвару, у которого еще в 40–е годы «был причал и купальни были, и все жители города там купались…».

Гейдар Алиев смотрел на Баку глазами художника, архитектора, строителя.

Он не раз говорил, что Апшеронский полуостров на карте напоминает орлиный клюв, врезавшийся в море. Апшерон — голова орла; продолжая сравнение, можно сказать, что око орла — это Баку.

Между возвышенностями на северо-западе Баку пролегает горловина — единственный проход, ведущий на юг, к морю, и на север, в глубь полуострова. Эти нагорья — собственная «крепостная» ограда Баку, дар Аллаха. Горловину издавна называли «Волчьим лазом», сейчас называют «Волчьими воротами».

Было у прохода и еще одно название — по имени человека, который и пробил скалистые кручи, — «Гасым чапдыран» («Пробитый Касумом»). Жаль, что оно забылось…

Тропа, ведущая вверх, в город, превратилась в фаэтонную дорогу, а потом и в шоссе. По нему не раз возвращался из командировок по республике Гейдар Алиев. Если был с гостями, рассказывал, что Патамдарская гряда тянется до самого взморья. А там, где гряда сходит на нет, расположилось село Шихово, теперь уже пригород Баку с его изумительной мечетью Биби-Эйбат. Шихово — производное от искаженного слова «шейх». Шейхами в старину называли мудрецов, ученых, просвещенных и родовитых людей, которых особо почитали — как святых духовных пастырей и наставников.

От «Волчьих ворот» весь Баку и его окрестности — как на ладони. Ниже, с нагорья, город амфитеатром сбегает к морю. В центре — древняя цитадель Ичери-шехар («Внутренний город»), подступающая к морю.

В Баку был еще один бастион — Себаильский замок. Этот район ныне называют Баил (Баилово — по-русски). Себаильскую цитадель поглотил Каспий. Каменные письмена, фрагменты, излеченные из-под воды, ныне демонстрируют во дворе возрожденного мемориального комплекса Ширваншахов в Ичери-шехар.

Как в азербайджанском мугаме народ выражает свои думы и чаянья языком музыки, так и седые камни бакинской крепости возвещают о душе и судьбах народа на своем языке. Безмолвие Ичери-шехар — красноречиво. Безмолвие само по себе — язык.

Поэты часто обращаются к историческим памятникам Ичери-шехар. Вот несколько строк из поэмы А. Халафли «Ичери-шехар: камни, люди» в переводе Сиявуша Мамедзаде: