Сара Бернар

В начале мая 1876 года Сара потеряла мать, и надо сказать, что та так никогда и не проявила к ней любви и даже не верила в ее талант, всегда отдавая предпочтения Жанне, младшей дочери, которая тоже избрала актерскую карьеру, и позже Сара возьмет ее в свою труппу. В сентябре актриса всех удивит, выбрав в трагедии Александра Пароди «Побежденный Рим» роль слепой римской старухи, семидесятилетней Постумии, вместо главной роли — юной весталки Опимии, которую ей соизволили предложить. Муне-Сюлли играл Вестепора, пятидесятилетнего галльского раба. Первый любовник и героиня «Комеди Франсез» встречаются, таким образом, на сцене в ролях стариков.

Сара создала впечатляющий образ старой слепой женщины, которая решает заколоть кинжалом падшую внучку, нарушившую свой обет и осужденную быть погребенной заживо римскими солдатами, призванными хранить честь весталок. Премьера состоялась 27 сентября, критика приветствовала смелый выбор Сары, а она ликовала, что сумела преодолеть устаревшие условности в отношении амплуа. Критик Франсиск Сарсе с воодушевлением писал:

«Она проявила такую энергию и достигла таких волнующих высот, о которых не подозревали даже самые горячие ее поклонники. Она была великолепно загримирована и одета. Исхудалое, морщинистое лицо поразительного величия, блуждающий взгляд потускневших глаз; когда она поднимала руку, ниспадающее покрывало казалось огромными крыльями какой-то гигантской зловещей летучей мыши. Ничего более ужасного и более поэтичного нельзя себе вообразить. <…> Это была уже не актриса; это была сама природа, одухотворенная чудесным разумом, пламенной душой, самым праведным, самым мелодичным голосом, который когда-либо услаждал человеческий слух. Эта женщина играет сердцем, своим нутром. Она отваживается на жесты, которые у любой другой выглядели бы смешными, но у нее воспламеняют зал».

В ноябре следующего года «Комеди Франсез» возобновляет постановку «Эрнани» со своей парой звезд в главных ролях: донья Соль — Сара Бернар, Эрнани — Жан Муне-Сюлли. По такому случаю они оба потребовали и добились упразднения клаки, лишавшей их непосредственной реакции зрителей. В том сезоне пьеса была сыграна с триумфальным успехом сто шестнадцать раз. Сара получила подарок от Виктора Гюго — бриллиант в форме слезы, сопровождавшийся запиской: «Вы были очаровательны в своем величии. Вы взволновали меня, старого бойца, и, когда растроганные и восхищенные зрители аплодировали Вам, я заплакал. Эта слеза, которую Вы исторгли у меня, принадлежит Вам. Позвольте преподнести Вам ее». В феврале 1878 года по случаю какого-то празднества Сара играет Дездемону в «Отелло» вместе с Муне-Сюлли, играет один-единственный раз в новом переводе молодого поэта Жана Экара, причем только пятый акт. Приближаясь к Дездемоне, чтобы задушить ее, Муне-Сюлли страшно вращал глазами, что вызывало безумный смех в зале; однако критика отмечала трогательную игру Сары в роли Дездемоны.

Став любимицей публики, Сара, однако, по-прежнему не пользуется поддержкой директора, который сделал ей выговор, когда узнал, что она занялась еще и живописью. Окруженная художниками, она действительно вообразила, что открыла новый способ артистического выражения, и чередует в своей мастерской на площади Клиши занятия скульптурой и живописью. Клэрен и Альфред Стевенс поощряют Сару, а в театре ее отчитывают, словно непослушного ребенка. Ее стремление к свободе и приключениям в конце концов не выдержит иерархических ограничений «Французского Театра».

ВЕТЕР СВОБОДЫ. 1878–1880

Все очень просто: мне ужасно хочется путешествовать, видеть что-то новое, дышать другим воздухом, смотреть на другое небо, не такое низкое, как наше, на другие деревья, выше наших, словом, окунуться в иную жизнь! И я без конца ставлю перед собой разные задачи, чтобы не дать себе сорваться с цепи, иначе моя любознательность занесет меня неведомо куда и я наделаю глупостей!

На Всемирной выставке 1878 года некий Жиффар демонстрировал аэростат, который мог вместить человек сорок. Зачарованная Сара просит устроить для нее экскурсию на воздушном шаре. Жиффар не заставил себя долго просить и сразу же окрестил прелестный воздушный шар оранжевого цвета «Донья Соль». Прогулка восхитительна, пресса ничего об этом не знает, но Перрен встретил Монтескью, показавшего ему шар, на котором улетела актриса. Разъяренный этим актом неповиновения, директор хочет заставить ее заплатить штраф и угрожает не брать ее на предполагавшиеся лондонские гастроли. Она посылает ему заявление об уходе, однако забирает его после того, как Перрен извинился по указанию министерства.

О своем путешествии на воздушном шаре Сара написала небольшой текст под названием «В облаках. Впечатление стула. Рассказ, записанный Сарой Бернар» с иллюстрациями Клэрена, принимавшего участие в полете. Издатель Шарпантье отложил выпуск «Легенды о святом Юлиане Странноприимце» Флобера, чтобы опубликовать эту книжку, что вызвало неописуемый гнев писателя. Журналисты добавили этот эпизод к и без того уже богатому перечню странностей актрисы и с новой силой обрушились на нее. Статья хроникера Альбера Мийо свидетельствует о сильнейшем раздражении прессы: «В Париже да и во всех модных кругах только и разговоров что о поступках и деяниях мадемуазель Сары Бернар. Даже вопрос о Боснии, и тот отодвинут на второй план». И он продолжает, не без иронии живописуя образ актрисы: «Госпожа Сара Бернар далеко не обычная женщина. В ней есть что-то от богини, что-то воздушное, пожалуй, даже идеальное. Ее худоба — не иначе как результат освобождения от материи, в ней до невозможности мало телесного; она вся — мечта, неземное испарение, некий дух. И посему она стремится в облака, в голубизну, в лазурь. Не имея крыльев, дабы преобразиться в свое изначальное естество, она устремляется к Жиффару и только над башнями собора Парижской Богоматери начинает воистину дышать». Чтобы защитить себя, Сара посылает в редакцию газеты «Фигаро» открытое письмо:

«Меня раздражает, что я ничего не могу сделать без того, чтобы меня сразу не обвинили в „странности“. Мне доставил огромное удовольствие полет на воздушном шаре. Я больше не решаюсь этого делать… Уверяю вас, что я никогда не сдирала кожу с собак и не жгла кошек. Я не крашу волосы, и свежесть моих щек скорее похожа на мертвенную бледность. Утверждают, будто моя худоба необычна, но что я могу с этим поделать? Я, конечно, предпочла бы быть в восхитительной „норме“. Мои болезни привлекают всеобщее внимание. Но как быть, если болезнь подкрадывается неожиданно и я падаю бездыханная там, где нахожусь, и тем хуже, если вокруг много людей. Мне ставят в упрек желание заниматься всем: театром, ваянием и живописью; но это меня забавляет, и я зарабатываю деньги, которые трачу, как мне заблагорассудится».

2 апреля 1878 года она играет Алкмену в «Амфитрионе» Мольера. В парижской культурной жизни актриса занимает почетное место, ее успехов не счесть, и все-таки некоторые из ее персонажей, как, например, Алкмена, производят на зрителей совершенно особое впечатление. Много лет спустя Гюстав Кан вспоминал об исполнении Сарой этой роли:

«Она привносила в текст свежесть, торжественность, эллинизм, которых там нет, и открывала горизонт греческой трагедии, где в длинных белых платьях прогуливаются обездоленные принцессы. Она, скорее, наводила на мысль об Еврипиде, чем о Расине и Мольере; это было лучше Арикии, пожалуй, что-то от Алцеста, и стих Мольера в ее устах обретал оттенки и мягкость, на нем лежал отблеск настоящей поэзии».

Когда Пьер Лоти увидел актрису на сцене «Комеди Франсез», ему было двадцать пять лет; он сразу попал под ее чары. По сути, будущий писатель не соответствовал физическому типу любовников Сары: невысокий, с подведенными глазами, он ходил на высоких каблуках и обычно женщинам предпочитал мужчин. После того как она несколько раз выпроваживала его, Лоти завернулся в большой ковер, который двое рослых мужчин развернули у ног Сары, так он проник к ней в дом. Они стали близкими друзьями, именно Лоти мы обязаны описанием фантастической спальни Сары, представлявшей собой пещеру, наполненную мрачными диковинками, логовище болезненного эротизма: